Морис Карем - Королевство цветов
— Спасибо, мадмуазель, что отдали должное нашему супу!
А столик тут же осведомился:
— Что бы вам хотелось на второе, мадмуазель? Имеются золочёные котлетки, кружевная вырезка с винегретом, молочные пампушки и райские крокеты по-провансальски.
Я выбрала золочёные котлетки. Вот уж не думала, что это будет так вкусно! Я три раза просила добавку, а гтотом ещё попробовала райские крокеты. На десерт столик подал мне «цветочный поцелуй». Вообразите себе сахарную вату, а на ней меренгу с мороженым, а сверху крем, политый мёдом. Это был самый настоящий поцелуй: он таял у меня на губах и ласкал сердце.
Но вот что удивительно: когда я встала, чтобы уйти, столик принялся благодарить меня за то, что я заглянула в этот ресторан и подкрепилась!
Я вышла на улицу и поплелась дальше, еле передвигая ноги, потому что здорово объелась. На перекрёстке я увидела муравья в белой фуражке, он регулировал уличное движение. Я тут же сообразила, что полицейские всегда рады указать прохожим дорогу, и направилась к муравью. Уж он-то наверное объяснит мне, как пройти к избушке тётушки Пшеницы, у которой я по-прежнему надеялась найти пристанище.
Но как только муравей меня заметил, он с бешеной скоростью принялся вращать головой, издавая чудовищное тарахтение, словно одновременно заработала тысяча кофейных мельниц. Все прохожие остановились, а муравей ринулся ко мне с криком:
— Девчонка! Девчонка! Вот она, девчонка, которую ищет королева!
И все цветы бросились за мной. У меня от страха словно выросли крылья, и я поначалу легко обогнала преследователей. Но тут с разных сторон затарахтело также, как тарахтел постовой муравей, и я поняла, что все полицейские в городе ринулись меня ловить. Цветы, которые шли мне навстречу, сперва удивлённо оборачивались, а потом бросались за мной вдогонку, и скоро вслед за мной катился бушующий цветочный вал.
Теперь я пожалела, что так объелась: в боку у меня закололо, и я чувствовала, что долго не выдержу этой гонки. Опередив преследователей, я метнулась в сторону с надеждой, что спрячусь в переулке. Как бы не так: переулок оказался тупиком, и посреди всеобщего крика и переполоха два муравья схватили меня, затолкали в автомобиль и куда-то повезли с огромной скоростью.
Флора
Машина ехала долго, и когда муравьи наконец втащили меня в Пещеру фиалок, я была уже вся заплаканная. От усталости я еле шевелилась, а в пещере вокруг меня царило, напротив, неописуемое оживление. Повсюду плели гирлянды, развешивали фонарики, чистили зеркала и посыпали дорожки золотым песком. Да, её превосходительство госпожа Серозелинда меня не обманула, и приготовления к прощальному балу фиалок шли полным ходом.
В глубине зала сверкал и переливался драгоценными камнями трон, ещё пустой. Сюда-то и подвели меня мои стражи.
Едва с приготовлениями было покончено, как воздух огласили крики:
— Да здравствует Флора! Да здравствует королева!
Вошли скарабеи в серебряных кольчугах и в золотых шлемах; их поднятые шпаги сверкали, как огненная изгородь.
Тут появилась Флора, и словно солнце засияло в пещере. Всё озарилось радостью и светом. Её глаза были чистые, как родники, и вся она была такая красавица, что вблизи от неё у всех начинали петь сердца. Её платье с длинным шлейфом, усеянное крошечными бриллиантами, распространяло тихий шелест и шорохи, и казалось, что она идёт в ореоле птичьих трелей и звёздных лучей.
Окружённая всеобщим обожанием, она приблизилась к трону; мотыльки, составлявшие её свиту, склонились перед королевой и присоединились к толпе фиалок.
И тут она заметила меня. По её лицу словно прошло облако.
— Наконец-то доставили! — процедила она, кивнув в мою сторону. — Почему вы так долго её ловили?
Муравьи у меня по бокам задрожали, не смея отвечать. Тогда она обратилась прямо ко мне:
— По какому праву ты проникла в моё королевство?
— Ваше величество, — ответила я и сама удивилась, как сипло звучит мой голос, — меня пригласил лютик, которого я встретила на лугу, и я подумала, почему бы мне не принять его приглашение.
— Лютик! Лютик! Её превосходительство госпожа Серозелинда, мой премьер-министр, уже рассказывала мне эту басню. Но я не могу поверить, как это простой цветок мог присвоить себе такое право. Привести сюда её превосходительство!
Вошла лягушка, моя заботливая провожатая и покровительница в Королевстве цветов. Её лапки были скованы тяжёлыми наручниками, и шесть Муравьёв в белых фуражках окружали её. Но и в постигшей её немилости Серозелинда держалась с удивительным достоинством и поклонилась королеве дружелюбно, без тени обиды.
Я поняла, что всё потеряно.
— Ваши показания совпадают, — обратилась королева к Серозелинде, — но это ещё не доказывает, что вы сказали правду. К несчастью, лютик, охранявший северные ворота, всего каких-то два часа назад был сорван. Ворон понапрасну искал на лугу его тело, и теперь нам придётся ждать, когда сорвавшая цветок злая девчонка его выбросит.
Внезапно в глубине зала поднялось волнение: я увидела двух жуков-могилыциков, которые пробирались сквозь толпу фиалок. Они несли на носилках тот самый лютик, с которым я познакомилась утром, но теперь он был страшно изувечен. Он меня узнал: когда его проносили мимо меня, на лице его мелькнула страдальческая улыбка. Жуки-могильщики поставили носилки перед троном.
Лютик попытался заговорить, но голос его звучал так слабо, что королева сошла с трона, опустилась рядом с носилками на колени и ласково приподняла голову цветка.
Он делал невероятные усилия, желая что-то сказать. Но его искалеченной груди не хватало воздуха, и, пролепетав несколько слов, он обессилел, Из него ушла жизнь.
Пещера огласилась горестными стонами, а Флора, взволнованная до глубины души, вновь взошла на трон и погрузилась в раздумья.
— Унесите лютик, — распорядилась она, — и пускай её превосходительство госпожа Серозелинда вернётся к исполнению своих обязанностей.
Муравьи поспешили снять с лягушки наручники, и она, по-прежнему невозмутимо, поклонилась королеве ещё раз и сказала:
— Почтительнейше благодарю ваше величество за то, что вы вернули мне свою милость. Впрочем, нам уже не впервой благословлять милосердие нашей королевы. Поэтому беру на себя смелость испросить у вашего величества снисхождение к девочке Анни: она угодила в эту историю только из-за своей доброты.
— Я уже передумала её казнить, — ответила на это Флора. — Однако на землю Анни никогда не вернётся. Она проникла в тайну рождения цветов, а люди ни в коем случае не должны знать эту тайну.
Слыша такое, я до смерти перепугалась и заплакала так отчаянно, что глаза Флоры затуманились.
— Мама! — плакала я, — Хочу к маме!
Горе моё было так безутешно, что больше я ничего не могла выговорить.
— Ну-ка, объясни, почему ты так просишься к маме, — велела Флора.
— Вы, ваше величество, всё равно не поймёте! — всхлипнула я. — Мама же красивей всех ваших цветов, вместе взятых, и ласковее пуха, и горячее солнца, а её любовь больше всего вашего королевства! Мамочка! Она же меня так любит, что умрёт с горя, если я к ней никогда не вернусь.
Моя горячность произвела впечатление на цветы, а Флора вроде бы заколебалась.
— Ладно, — объявила она, — если мама у тебя в самом деле такая, как ты говоришь, я дам тебе последний шанс вернуться на землю. Я тебя превращу в фиалку. После бала ты вместе с другими фиалками отправишься на землю и расцветёшь в вашем саду. Если твоя мама тебя узнает, ты снова станешь девочкой Анни, ну, а если не узнает — вернёшься в Королевство цветов, и я приму тебя в свою свиту.
Три скарабея немедленно притащили на бархатной подушечке волшебный напёрсток. Её превосходительство госпожа Серозелинда почтительно надела его на палец Флоре, и та подозвала меня поближе к трону. Стены пещеры вдруг задрожали, как тростник на ветру. Из каменных недр пещеры послышался далёкий хор, и все цветы в молчании опустились на колени. Глаза Флоры заглянули в мои глаза, и волшебный напёрсток начертал у меня на лбу три таинственных знака. Я почувствовала, что жизнь выходит из меня, словно в голове у меня образовалась дыра, и всё вдруг куда-то исчезло.
Бал
Я очнулась фиалкой, такой же, как все фиалки в пещере. Я стала скромным цветком, которому больше всех не терпелось поскорее отправиться на землю.
Флора благосклонно поглядывала на меня и как только заметила, что я немного освоилась, она подняла руку и провозгласила:
— А теперь — начинайте бал!
Да, это был воистину великолепный бал.
Музыка приподнимала нас над землёй, а ноги сами шли танцевать. В оркестре был один такой кузнечик, он извлекал из деревянного башмака, на который были натянуты струны, такие неожиданные ноты, что фиалки повизгивали от удовольствия. А цикада играла на кастаньетах, и, что самое поразительное, на тромбоне играл комар.
