Мариэтта Шагинян - Месс-Менд, или Янки в Петрограде
Раз — Мик сдвинул зеркало вокруг своей оси, установив его под прямым углом; два — Мик взял из-под стекла, прямехонько с цинковой пластинки, тончайшую пачку пленок; три — надвинул откуда-то сбоку новую пачку — и опустил зеркало на место. Потом они вышли из комнаты, заперли ее, и Тингсмастер прошел через стену к мисс Тоттер.
Пачка пленок была опущена в банку с розовой жидкостью; затем извлечена оттуда; затем вставлена в маленький аппарат с фонариком на носу, похожий на пушку. Электричество потушили, нос аппарата засветился, на стене образовалось круглое пятно.
— Учитесь, друзья, — сказал Тингсмастер. — Не все еще в наших руках. Бывают случаи, когда мы бессильны проникнуть к врагу. Нам не удалось нынче услышать, о чем они там между собой сговаривались, но зато мы можем увидеть их. Зеркальный аппарат Сорроу устроен так, что при повороте выключателя три зеркала передают все вокруг совершающееся в поле фотографической камеры. Тотчас же начинается бесшумная съемка — и вот, извольте посмотреть…
Он завертел ручку машины, и на освещенном экране появилось изображение только что покинутой ими комнаты. В ней двигались, рассаживались вокруг стола те самые люди, которых они только что видели выходящими.
Том и Ван-Гоп радостно вскрикнули. Правда, ни единый звук к ним не доносился, но зато теперь они могли разглядывать их невозбранно.
— Учитесь читать слова по губам! — сказал Мик; он уселся перед экраном и стал по нескольку раз накручивать каждую сценку, замедляя ее движение так, что люди на экране казались плавающими в воде. Каждый из них был знаком союзу Месс-Менд по фотографиям в газетах и наблюдениям из тайников «Патрицианы». Словно читая книгу по складам, Мик слово за словом передавал Тому и Ван-Гопу:
— Ждут приказаний… немец крепко выговаривает за что-то красавчику-виконту, а тот еле двигает губами в ответ. Англичанин с трубкой молчит. Русский князь мечется от одного к другому с расспросами — видите, глаза у него спрашивают, уши навострились, он ничего пока не знает. Англичанин говорит ему: «Тише!» Учитесь, ребята: на всех языках мира видно по губам, когда произносится слово «тише». Вот так: нижняя губа вперед и хоботком будто поднимает верхнюю…
Но что это? Ван-Гоп и Том вскрикнули. Мик прошептал про себя: «Чиче!»
На экране происходит странное замешательство. В разгаре спора снизу открылся люк, и оттуда медленно поднялась, как в балетной феерии, небольшая черная фигура. Хотя она и остается на экране, нашим зрителям почему-то не очень ясно ее видно, как будто она окутывает себя дымом.
— Черт, темно что-то, разобрать не могу, — пожаловался Том, изо всех сил протирая глаза.
Только один Тингсмастер неотступно смотрел на экран. Черная фигура вынула из портфеля бумагу и быстро прочитала ее вслух; на лицах остальных ясно выразились негодование, изумление, торжество. Потом черная фигура подняла руку, что-то сказала, и все наклонили в ответ головы… Теперь она раскрывает портфель, укладывает туда прочитанный лист; руки в черных перчатках быстро шевелятся… Что это? Пачки, прямо из банка, одна, другая… самых крупных долларовых билетов.
Глаза всех в комнате устремляются на пачки, а число пачек все увеличивается. Ладони протягиваются к ним. Черный человек раздает их коротким движением направо и налево. Мгновенье — он соскочил обратно в люк. Остальные идут к дверям… Темнота… Опять свет. И на этот раз Том с восторгом закричал:
— Гляди, гляди, это мы сами!
Пленки кончились. Тингсмастер вынул их и сложил в стенной несгораемый шкаф. Потом он задумчиво сказал Тому и Ван-Гопу:
— Надо узнать в точности, что замышляется. Идите, ребята, по трубам да подыщите себе смену. Нам важно установить наперво, останутся ли они дома или разъедутся после получки, а если разъедутся — то куда. Это сейчас главное ваше дело!
— А ты, Мик?
— Мне надо назад, на завод. У нас срочная вечерняя работа, братцы. Хозяин отделывает свою виллу, и тут тоже надо постараться, понимаете. Ведь главные-то совещанья у него!
С этими словами Тингсмастер простился, вошел в стену — и был таков. Мисс Тоттер мечтательно посмотрела ему вслед.
Том и Ван-Гоп со вздохом разбрелись по своим сторожевым будкам. Но напрасны были все их старания, напрасно потрачена целая долгая ночь — ни Гибгельд, ни Монморанси, ни английский лорд больше не разговаривали, и тайна их встречи осталась на этот раз нераскрытой. Выезжать из «Патрицианы» они тоже, по-видимому, не собирались.
Между тем Тингсмастер вышел на улицу, преспокойно обошел ее и с подъезда как ни в чем не бывало проник снова в «Патрициану». Он, заложив руки в карманы и посвистывая, идет в контору. Здесь он останавливается и мирно снимает шляпу.
Сетто-диарбекирец, подсчитывавший недельный дефицит, в изумлении поднял голову.
— Здорово, хозяин!
— Здравствуй, Микаэль. Чего тебе надо?
— Не будет ли какого ремонта?
— Господь, благослови вас, Микаэль, за такие слова, — вмешалась жена Сетто, разделявшая неукротимую страсть своего мужа к ремонту, — так вы нам в прошлое лето все чисто и недорого справили!
— А теперь еще лучше справлю.
— Никак нельзя, Микаэль, — грустно ответил Сетто, — наехало ко мне претендентов, чтоб им лопнуть… сперва расплатиться по счету, а потом лопнуть! Какой уж тут ремонт.
— Жаль, жаль, а я было хотел у вас все заново наверху переделать, особенно в комнате без номера.
— Этой-то комнаты, Микаэль, я по уговору не смею касаться. Ты ведь знаешь, гостиницу мне построил бывший президент, чтоб ему во второй раз ни на суше, ни на воде не повстречать второго такого дурака-армянина. Так вот, он и поставил условие: не трогать этой комнаты ни летом, ни зимой. Я и так согрешил: украсил ее, по твоему совету, зеркалами.
— Да кто вам дом-то построил, хозяин, — ведь не сам же экс-президент?
— Иностранного архитектора выписали, Микаэль. Да и рабочих набрали одной масти с архитектором.
— Вот оно как! Жаль, хозяин. Всего доброго.
И на этот раз Тингсмастер поспешил в Миддльтоун.
9. СТРАННОСТИ БАНКИРА ВЕСТИНГАУЗА
Если бы Феофану Ивановичу не помешали высказаться о банкире Вестингаузе, он сказал бы следующее:
«Вестингауз, хи-хи-хи, завел себе красотку… Да не простую, а можете себе представить — в маске! Да, вот именно, в маске. Женщина эфемерная, элегантная, с походкой сильфиды, а появляется не иначе как в маске. Я убежден, что она спекулирует на любопытстве. Будь я лет на пять, на шесть помоложе…»
Князь Феофан не врал. События, отмененные нью-йоркской прессой, таковы.
Неделю назад в театре «Конкордия», на опере «Сулейман», публика внезапно видит в одной из дорогих лож красиво сложенную женщину в маске. Как ни в чем не бывало эта женщина глядит на сцену парой глаз, сверкающих в миндальном разрезе шелковой маски, не смущается от устремленных на нее со всех сторон биноклей и лорнетов, кутает обнаженные плечи в роскошный мех, читает афишу — словом, ведет себя непринужденно. Нью-йоркцы поражены. Незнакомку никто не может узнать. Ходит слух о том, что это знатная иностранка, чье лицо обезображено оспой. Тогда любопытство сменяется состраданием, и на некоторое время инцидент забыт.
Через два дня на катанье возле Вашингтон-авеню женщина в маске появляется снова, на этот раз не одна. С ней в коляске сидит банкир Вестингауз, старый кутила, известный на всю Америку своими выездами и похождениями. Вестингауз — холостяк. У него нет родственниц. Ни одна приличная женщина не согласится проехать в его коляске. Вывод ясен: таинственная маска — дитя того мира, откуда вышли Виолетта и Манон Леско.
В Нью-Йорке нет того культа красоты, какой был характерен для Парижа времен Бальзака. Но женщина, сумевшая приковать к себе внимание своей странностью, удостаивается некоторого уважения. Таинственную маску пытались сфотографировать, поймать врасплох; влюбленные ей писали письма, посылали цветы и подарки — все напрасно. Она оказалась недоступной ни для кого. Банкир Вестингауз, с улыбкой принимавший поздравления друзей, пожимал плечами на все расспросы:
— Дети мои, это перл создания! Уверяю вас, я бы женился на ней, если б только она согласилась. Но показать вам ее — нет, никому, никогда до самой смерти!
Можете себе представить, как любопытствовала нью-йоркская молодежь! Представители торговых династий корчили гримасы от зависти. Один из них, только что кончивший Горвардский колледж, упитанный сибарит Поммбербок, вздумал даже победить Вестингауза: он взял маленькую Флору из кордебалета, нарядил ее в маску и прошелся с ней по 5-й авеню, но был позорно освистан сторонниками Маски, а Флора уже не смела появиться на улице. В конце концов из Маски сделали нечто вроде тотализатора: держали на нее пари, клялись ею, гадали по цвету ее костюмов о погоде, удаче, выигрыше, и пр. и пр.
