Лорен Сент-Джон - История про доброго слона
Тут же она вспомнила, что и Джемми скоро будет полностью во власти этого дяденьки, а значит, не нужно его понапрасну злить, и потому следующую фразу, обращенную к нему, постаралась произнести более мягким и вежливым тоном:
— Пожалуйста, если не трудно, не кормите жирафа. Он любит только листву акаций и вообще боится посторонних и может что-то сделать…
Ройбен Джеймс с подозрением взглянул на жирафа, потом скосил глаза на Мартину и недовольно произнес:
— Не думаю, что он откажется получить хорошее угощение даже от постороннего. Тем более что уже совсем скоро я таковым для него не буду… Эй, а вот это возьмешь?
Вопрос был задан жирафу, и вслед за этим Джеймс протянул ему ветку с цветками жимолости. От такого лакомства жирафу трудно отказаться: несмотря на страх, Джемми потянулся к угощению, но все же осторожность взяла верх, и он отпрянул, а даритель раздраженно крякнул.
Мартине хотелось выцарапать глаза упорному надоеде, но она нашла в себе силы не сделать этого, а просто повернулась и пошла обратно к дому, по пути резко хлопнув калиткой изгороди, чтобы показать: пока еще Савубона — ее территория.
Джемми провожал ее взглядом, тянул за ней шею, а мистер Джеймс произнес вдогонку:
— А что здесь ночью случилось, не знаешь? Кого-то ограбили, что ли?
Мартина остановилась, повернула к нему голову.
— А вам-то что? — сказала она, совершенно забыв о своем намерении оставаться вежливой с будущим владельцем заповедника. — Вы разве имеете к этому какое-то отношение?
Он ответил на удивление спокойно, даже улыбнулся.
— Ну-ну, Мартина, нам совсем не надо ссориться. Хотя понимаю, при твоей любви к Савубоне ты не можешь испытывать ко мне особую симпатию. Но уверяю тебя, не в моих привычках врываться в чужие дома и устраивать там погром.
— А отнимать у других людей то, что они так любят… к чему так привыкли?.. Это в ваших привычках?
Ройбен Джеймс отбросил ветку жимолости, которую продолжал держать в руке, вынул из кармана красивый платок с монограммой, отер руки.
— Мартина, — сказал он, — ты еще слишком мала, чтобы разбираться в том, что называется «бизнес», но подумай вот о чем: если бы твой дед по-настоящему проявлял заботу о Савубоне и о своей семье, мог бы он допустить какие-то лишние денежные траты и залезть в долги? Думаю, что нет… И, выходит, в этом деле я не самый плохой человек. Как считаешь?
На какое-то мгновение она была готова согласиться с ним и даже спросить: почему же ее дед все-таки поступил так?
Однако мистер Джеймс не дал ей этого сделать: он заговорил опять.
— Вот что я скажу тебе, девочка. Давай заключим соглашение. То есть, сделку. После чего ты перестанешь на меня сердиться и обижаться. Ладно?
И опять — она не успела ничего ответить, а он продолжил:
— Ты выбираешь какое-нибудь животное… Любое, какое захочешь, из заповедника, и оно будет твоим. Ты сможешь, когда угодно, навещать его, кормить, поить, все, что хочешь… Любое, кроме белого жирафа. Почему? Да потому, что он станет, так я задумал, нашим брендом, маркой нашего заведения, которое будет называться «Сафари-парк „Белый Жираф“».
От последних слов холодок пробежал по спине Мартины: она окончательно поняла: с этим человеком ничто не сможет ее ни примирить, ни связать каким бы то ни было соглашением. Они с ним сейчас как… как игроки в шахматы. Враждебные друг другу. И каждый делает свои ходы. Он сделал очередной ход, теперь очередь за ней. Перед глазами у нее возникла тетушка Грейс, шагающая в темноте по запутанным ходам пещеры, — и сам собой родился ответ. Она сказала:
— Не думайте, мистер Джеймс, что мы сдадимся. Здесь, в Савубоне, есть люди, которые никого не боятся, все понимают и сумеют вас остановить.
Говоря это, Мартина не опускала головы, взгляды их скрестились. В его глазах она успела уловить признаки свирепой злобы, которую он сумел быстро подавить. И снова на лице появилась улыбка.
— Вы так считаете, юная леди? — насмешливо и спокойно произнес он. — Что ж, разрешите дать вам совет: не злоупотребляйте моим великодушием и терпением, остерегайтесь наступить мне на любимую мозоль. Последствия могут быть очень серьезными…
* * *Еще до того как войти в дом, Мартина услышала, что звонит телефон. Она вбежала на кухню, схватила трубку. Погода к этому времени резко изменилась: по крыше забарабанил дождь, ветер гнал серые броненосцы туч. В доме потемнело.
— Мартина, наконец-то я дозвонилась, — услышала она в трубке взволнованный голос бабушки. — Звоню, звоню… никакого ответа. Я так беспокоюсь… Что у вас происходит? Вы в порядке?
— Все нормально, бабушка, — соврала Мартина. В самом деле, зачем лишний раз огорчать ее рассказами о наглом шофере и как его чуть не покалечила слониха, и уж, тем более, известием о ночном разгроме в доме? Ведь бабушка такой человек, что может сразу сесть в самолет и прилететь обратно, оставив все дела в Англии. Если они у нее там есть… — Пожалуйста, не беспокойся о нас, — добавила Мартина. — Все здоровы, все на месте.
— Рада это слышать. А что поделывает мистер Джеймс?
— Ездит туда-сюда, — уклончиво ответила Мартина. — Мы с ним кое-как находим общий язык… У вас там очень холодно, в Англии?
— Да, и дождливо. Я живу в маленькой сельской гостинице, похожей на ту, которая в сериале о человеке-оборотне, помнишь? И люди вокруг не обращают на меня никакого внимания, к чему я не привыкла. А комната такая крошечная, что, как открою дверь, так сразу валюсь на кровать…
— А тот ключ? — спросила Мартина. — Ты открыла им что-нибудь? И что там было?
— Ничего особенного. По правде говоря, я мало понимаю во всем этом и считаю очень глупым с моей стороны прилететь сюда за тысячи миль, чтобы найти в этом сейфе всего один конверт. Лучше бы я оставалась с теми, за кого так беспокоюсь все время.
— Конверт? Но что было в нем? Письмо?
— Если бы… И это самое странное.
— Что странное, что? Ну, бабушка…
— Не нукай! В конверте было две вещи: карта Намибии. Вернее, какого-то непонятного района там под названием Дамараленд, и еще один ключ. Похоже, от замка на чемодане.
— На каком чемодане?
— Это и я хотела бы знать, моя дорогая.
И что еще странно: конверт, где это лежало, принадлежал Веронике.
— Маме?
— Да, на обратной стороне ее почерком написан ваш адрес в Хемпшире. Ума не приложу, как все это попало в сейф к твоему деду!
— Может, она хотела что-то сохранить? — предположила Мартина.
Другое предположение, которое она не высказала, было: а может, хотела что-то спрятать? Но что?
Бабушка задавалась тем же вопросом, так как сказала:
— Что? Кусок туристической карты Африки и ключ неизвестно от чего? Зачем их прятать? Нет, я думаю: если что-то твои мама и дедушка положили туда, оно давно уже вынуто, а вот как и зачем оказались там карта и ключ, понять не могу. Сколько ни стараюсь…
Они поговорили и о другом: миссис Томас говорила, как она скучает по Савубоне и по всем, кто в ней, — людям и животным. Ее монолог длился довольно долго, и Мартина, зная, как не любит бабушка ненужных денежных трат, особенно при разговорах по телефону (тем более, на такие далекие расстояния!), удивлялась такой расточительности. А потом перестала удивляться и начала догадываться, что это неспроста: наверное, бабушке там очень одиноко — это раз, а во-вторых, что куда серьезней, бабушка определенно очень волнуется, даже боится чего-то — что совсем на нее не похоже и что, в свою очередь, вызывает сильное волнение у Мартины.
Выдержав еще пять-семь минут своего беспокойства, Мартина задала прямой вопрос:
— Скажи, бабушка, тебя что-то тревожит?
— Глупости! — ответила та. — Не выдумывай, пожалуйста. Конечно, я переживаю по поводу будущего нашей Савубоны, но здесь у меня все в порядке. Даже немного отдыхаю. А почему ты вдруг спросила?
— Просто мне показалось. Тогда давай закончим разговор. Ты сама говорила, что каждая минута стоит ужас сколько.
Наступила пауза, за которую тоже надо было платить «ужас сколько». И потом миссис Томас сказала совсем другим тоном:
— Впрочем, зачем я тебя обманываю, Мартина? Да, по правде говоря, я весьма обеспокоена. Мне не по себе. Боюсь, что человек, которого я любила, кого знала более сорока лет, окажется не тем, каким я его считала. Каким любила…
Дождь за окном усилился, капли били по оконному стеклу, в комнате еще больше потемнело. Голос миссис Томас сделался глуше, словно природа и телефон не хотели, чтобы Мартина услышала все, что собралась сказать бабушка. Но Мартина пока еще различала слова.
— …Сердце мне говорит, он был хорошим, добрым человеком, который не хотел и не мог сделать ничего недостойного. Но где-то, в каком-то уголке мозга появляется мысль, что мы никогда не можем до конца знать другого человека, что всегда может случиться так, что…
