Саша Чёрный - Муравьиная куча
Обзор книги Саша Чёрный - Муравьиная куча
Саша Чёрный
Муравьиная куча
Призывает король своего единственного сына.
– Что ж, Вася, девятнадцатый тебе год, а никаких поступков от тебя не видно. Либо зайцев травишь, либо на золотой балалайке играешь. Ни с чем несообразно. Проехался бы ты по чужеземным королевствам, посмотрел, как люди живут, где какие распорядки. Авось пригодится… Я уж сутулиться стал, твое время подходит. Поезжай в партикулярном виде, будто ты обыкновенный купеческий сын, по торговой части к делам принюхиваешься. А то, если королевичем заявишься, прием известный: балы да охота – все та же позолота. Ничего настоящего и не увидишь… Слугу себе выбери из дворцовой стражи – там народ дошлый. А для направления ума дам тебе генерала. Есть у меня один на примете, до того умный, что и вакансии для него у меня в королевстве не нашлось. В штатской форме с тобой и поедет. Поди в баню, попарься перед дорогой, да и с богом…
Королевич отцу не перечит. В караульное помещение побежал, на ноге повернулся, солдата, который для забавы котенка в подсумок запихивал, в сад поманил.
– Глаза у тебя, Левонтий, с искрой… Я веселых очень обожаю. Папаша меня в заморские страны в вояж спосылает. Хочешь со мной?
– Так точно, Ваше Королевское Высочество. Как лист перед травой.
– Ты, – говорит королевич, – насчет листа брось. По службе передо мной не тянись, я тебе воспрещаю. Поедем мы в вольном платье, стало, и разговор промеж нас вольный должен быть. Я – будто купеческий сын, ты – слуга закадычный. И генерал при нас ученый будет состоять. Сбоку припека для умственного намеку. Кислый, черт, не приведи Бог, – один бы я с ним нипочем не поехал.
– Ничего, – отвечает солдат. – Они, как пожилые, по своей части орудовать будут. А мы свой интерес везде найдем, будьте покойны-с. В коляске поедем альбо верхом?
– Верхом, само собой, веселее. Да, кажись, по купечеству все больше в колясках ездят. Ты уж там собери, что надо, а я пойду в баню помыться. Приходи после меня, я тебе полкотла оставлю…
Управились быстро. Смазал Левонтий колеса, чемоданы сзади прикрутил. Караульному начальнику доложился: еду, мол, в командировку по казенной надобности, заморских воробьев считать. Счастливо оставаться.
Выехали они под вечер потаенно, чтобы лишней огласки не было. Левонтий на козлах сидит, тройкой правит, кнутом над головой свищет – «эх вы, симпатичные!». Да тишком от генерала собачью ножку из рукава потягивает.
Выкатились они за приграничный шлагбаум. Генерал мягкий вяземский пряник покусывает, королевичу мораль читает.
– Первым делом, Ваше Высочество, насчет напитков – ни-ни. Потому в пьяном виде человек главную суть проморгает, весь мир ему вроде питейного заведения представляется, – с рюмкой спознаться, себя потерять. Напиться и в своем королевстве можно… Опять же и по женской части не очень озоруйте. Папаша вас для государственной выучки спосылает, а не то чтобы бабьи хвосты раздувать. Я уж давно с этой позиции отошедши, и ничего, ума прибавил, чего и вам желаю. Примечайте, что к чему надлежит: какое на войсках обмундирование, почем хлеб на базаре, какие ваши товары идут, какие зря по лавкам преют. Кажинный вечер в полевую книжку на постоялом дворе рапортички свои заносите, я проверку сделаю. Опять же…
Прислушался генерал – храпит с правого боку королевич, аж кони шарахаются. Растолкал он его деликатно, замечание ему сделал:
– Я вам, Ваше Высочество, линию поведения разъясняю, а вы, например, храпите. Хоть я и в штатском, однако ж неудобно.
Извиняется королевич:
– Дорога тряская, слова усыпительные. Как не вздремнуть… Вином я, между прочим, не занимаюсь, бабами пока что не интересуюсь, млад еще, – что ж вы меня только зря растравляете…
Перемигнулся он тут с Левонтием:
– Гони, Левонтий! Что ты там на козлах вожжи доишь. Вишь, город чужеземный под горой показался… Во тьме ни лысого беса не увидим, – что ж я тогда в полевую книжку запишу?
Загремели колеса. Генералу и крышка: на полном ходу не больно поговоришь – либо язык прикусишь, либо слюной подавишься. Нутренности свои на толчках придерживает, в угол притулился, – вылетишь на косогоре, ложками не соберешь.
IIПокрутились в одном городе, завернули в другой. Пиявит генерал королевича, смотреть тошно. То на площадь водит для наблюдения, как казенного вора березовой лапшой кормят, то кирпичи на постройке колупает: снаружи красота, а в середке песок трухлявый, – «у нас не в пример чище». На парад из толпы глазели. Эка невидаль! Равнение держат, а смотреть скучно. Девушки тут некоторые на королевича в вольном платье засматриваться стали, – генерал его плечом заслонил. В полевую книжку и записать нечего.
А Левонтий все при конях да при коляске. С лица посерел – ни уйти, ни напиться, – потому неизвестно, когда генерал с королевичем на постоялый двор с проходки вернутся. Вот тебе и заморские края, – будто с завязанной мордой в тиатре сидишь…
В третье королевство переметнулись. Проснулся это генерал ни свет ни заря, – двужильный пес был, – кликнул Левонтия: «Подавай кофий». А королевич из своего номера знак сделал – «затормозись на минутку».
Задержался Левонтий около койки, смотрит на королевича, а у того голубые невинные глаза в синий стальной цвет ударяют, до того у него сердце кипит.
– Что ж, Левонтий… Так с им тут и возжаться, кирпичи да парады, тетку его в негашеную известь! Придумай, брат, чего-нибудь, как бы нам хочь один день без него позаняться.
– Дело не хитрое, – отвечает солдат, – разрешите безвредный сонный порошок им в кофий бухнуть. В сон их ударит, хочь все бакенбарды по волоску выщипи, до самой полночи не прочухается. Будто судак литаргический!..
– Сыпь! Ты мне подчинен, я тебе приказываю. А то, ежели без передышки терпеть, как бы я его всурьез не ухлопал.
Раз-два, вваливается Левонтий к генералу, чашка на отлете, пар штопором.
Хлебнул тот, по лицу легкий туман прошел. «Горчит чтой-то…»
– Никак нет. Кофий самый генеральский, казанского размолу. Извольте выкушать.
Опростал генерал чашку, хотел было губу обшлагом утереть, да так на диван и запрокинулся. Хрюкнул – и готов. Хочь на блюдо клади…
Стрепенулся королевич:
– Куда ж мы с тобой, Левонтий, закатимся?
– Перво-наперво в лес. Двустволки прихватим, пташек постреляем. В речке искупаемся, умственность-то эту надо вам с себя смыть. Да генеральскую фляжку дозвольте в ягдташ сунуть. Они хоть и пожилые, а насчет рому мастаки. Выпьем, закусим, а там – что Бог пошлет.
Прикрыли они генерала скатеркой, чтоб мухи его не заели, – и ходу. Лесная глушь тут за постоялым двором и простиралась.
* * *Шли они, шли, зеленая мгла глаза застилает, дух ядреный. Ни пташки, ни зверя. Заместо зайцев друг за дружкой гоняли, кровь в них взыграла, – из-под генеральской опеки на целый день ушли. Сполоснулись в ручье, выпили, закусили, тронулись дальше. В какую сторону ни сунутся, конца-краю лесу не видно. Стали они сумлеваться, откуль пришли, куда на постоялый двор направление держать? Плутали, плутали, ан тут и лес оборвался, вдалеке в два яруса голубые холмы маячат, по скату то ли туман белеет, то ли овцы пасутся. Глянул королевич в подзор-трубу: по углам, будто сахарные головы, башни стоят, промеж их стена в зубцах белой змеей вьется.
– Эва! Никак крепость, Левонтий? Авось там и дорогу укажут, и коней дадут… Чего зря кружить… Время не раннее. Айда!
Сказать просто, да не так-то и шагнешь. Кругом топь, на зеленый мох ступишь, так по брюхо в болото, как в простоквашу, и влипнешь. Выдрались они на пенек, пообсохли. Экая досада. Ни тропы, ни дорожки. Что ж за крепость такая без подходу?
Воззрился это Левонтий из-под ладони, наземь пал, королевича к себе пригнул: «Нишкни! Вишь там, справа, лиса по кочкам сигает».
Только было королевич за двустволку схватился, чтобы с колена зверя срезать, а Левонтий рукой дуло отвел:
– Не извольте стрелять. Лиса в крепость продирается, должно, у ей там нора под горой… Валите за ее хвостом, ишь, так вымпелом и горит, – авось и мы доберемся…
Стали они с кочки на кочку перепархивать, крепость все явственней обозначается. Только к башне подтянулись, на твердую землю ступили, шасть – из ворот бабий взвод с ухватами наперевес налетел, локти незваным гостям прикрутил.
Резонов никаких не принимают, волоком волокут, упирайся не упирайся, – здоровенные бабы были, чистые медведицы. Притащили их к парадной избе, сидит на крыльце строгая девушка – бровь шнурком, грудь ананасом, глаза – лед бирюзовый. Вроде как ихняя царица. Обсказала ей старшая взводная баба, в чем суть. «Заявились людишки, пол мужеский, собой слабосильные. Бают, будто с дороги сбились, а как скрозь топь прошли, и сами не знают».
Усмехнулась царица, видит – враг неопасный. Приказала Левонтия пока что в баню посадить, караульную девушку к нему приставить. А королевича на крыльце против себя посадила мотать шерсть. Куда ж его, такого сахарного, сторожить, и сама управится. Сидит Левонтий в бане в полной прохладе, с отчаянной скуки палочку строгает, досада его грызет, аж в глазах рябит. Ишь ты, дело какое! В бабий полон попали, хочь никому и не сказывай.
