Туве Янссон - Весенняя песня
Обзор книги Туве Янссон - Весенняя песня
Туве Янссон
Весенняя песня
Однажды тихим, безоблачным вечером в конце апреля Снусмумрик забрался так далеко на север, что на этой северной стороне еще виднелись пятна снега. Целый день брел он по невозделанным полям и все время слышал, как кричат у него над головой перелетные птицы.
Они тоже возвращались домой с юга.
Идти было легко, потому что рюкзак за спиной был все равно что пуст, и ничто на свете не огорчало Снусмумрика. Он был доволен лесом, и погодой, и самим собой. День завтрашний и день вчерашний были одинаково далеки от него, а сейчас ярко-багровое солнце светило меж березами, да и воздух был свеж и ласков.
«Этот вечер создан для песни, — подумал Снусмумрик. — Для новой песни, в которой затаилось бы немного ожидания, чуть побольше весенней грусти, а под конец — одно лишь непреодолимое восхищение тем, что можно бродить по свету и быть одному — в полном ладу с самим собой».
Мелодия этой песни многие дни хранилась у него в голове, под шляпой, но еще не осмелилась по-настоящему вырваться оттуда. Она должна была еще немножко созреть и стать такой веселой и убедительной, чтобы стоило ему только приложить гармошку к губам, как все звуки тотчас же попрыгали бы на свои места.
Извлеки он их до времени, может статься, они бы, заупрямившись, подарили ему лишь наполовину хорошую песню.
Или же он самоутратил бы интерес к этой мелодии и никогда больше не смог создать настоящую песню. Мелодии — серьезное дело, если ждешь от них и радости, и печали.
Но сегодня вечером Снусмумрик был уверенным в своей песне. Она существовала, она была все равно что закончена — и она должна стать лучше, чем любая когда-либо сочиненная им песня.
А вернувшись в Долину муми-троллей, он, сидя на перилах моста над рекой, сыграет свою песенку, а Муми-тролль тотчас скажет, что она хороша. Она — ужасно хороша.
Снусмумрик остановился на поросшей мхом кочке, и им овладело легкое недовольство. Да, Муми-тролль, который ждет его и так ужасно по нему тоскует… Который сидит там дома и ждет его, восхищается им и говорит: «Конечно, ты вольная птица. Совершенно ясно, что тебе надо уйти. Неужто я не понимаю, что тебе иногда надо побыть одному».
И в то же время глаза Муми-тролля чернеют от разочарования и беспомощной тоски.
— Ой-ой! — сказал Снусмумрик, продолжая идти. — Ой-ой! Он такой чувствительный, этот тролль. Не стану о нем думать. Он хороший тролль, но именно сейчас не стану о нем думать. Сегодня вечером — наедине с моей мелодией, а сегодня вечером еще не завтра.
Вскоре Снусмумрику удалось совершенно забыть Муми-тролля. Он вынюхивал удобное местечко для лагеря, а услыхав чуть подальше в лесу журчание ручья, тотчас направился туда.
Последний красный луч солнца уже угас меж стволами, и медленно наступили голубоватые весенние сумерки. Весь лес был голубым, а березы, словно белые столбы, отступали все дальше и дальше в сумерки.
Хороший был этот ручей!
Прозрачный, с коричневатой водой, перепрыгивал он через кучи прошлогодней листвы и сквозь оставшиеся от зимы ледяные туннели. Он извивался средь мшистых бережков и бросался стремглав в маленький водопад с белым песчаным дном. Иногда он, словно комар, пел бодрую веселую песенку, а иногда притворялся, будто он большой и грозный ручей, и тогда слегка полоскал горло булькающей талой снежной водой и смеялся над всем на свете.
Снусмумрик, стоя в мокром мшанике, прислушивался.
«Ручей должен попасть в мою песню, — думал он. — Быть может, как припев».
В тот же миг на плотине оторвался какой-то расшатавшийся камень, и к мелодии воды прибавились басовые нотки.
— Неплохо! — восхищенно произнес Снусмумрик. — Именно так и должна звучать песня. В совершенно новой тональности… Только так. А не подарить ли мне ручью его совершенно собственную, личную песню?
Вытащив старую кастрюлю, он наполнил ее водой из водопада. А потом отправился в ельник — поискать хворост для костра.
Лес был мокрый от таявшего снега и весеннего дождя. Снусмумрику пришлось долго блуждать в дремучем буреломе, чтобы найти сухие ветки. Он протянул лапку, и вот тут кто-то, громко вскрикнув, метнулся мимо него под елями, еще долго вскрикивая в лесной чаще.
— Да-да, — сказал самому себе Снусмумрик. — Ползучки и всякие мелкие твари таятся под каждым кустом. Это чувствуется. Удивительно, что все они такие нервные. Чем они меньше, тем шустрее.
Он вытащил из вязанки сухой пенек, несколько веточек и спокойно сложил лагерный костер в извилине ручья. Огонь тотчас же загорелся: ведь Снусмумрик привык сам себе готовить обед. Он никогда не готовил обеда кому-нибудь другому, если его не вынуждали к этому, а об обедах других он не очень-то и беспокоился. Ведь все упрямо болтают, пока едят.
И еще у них слабость к столам и стульям, а в самом худшем случае они пользуются салфетками!
Он даже слышал о некоем хемуле, который переодевался к обеду, но это, верно, была клевета.
Снусмумрик с отсутствующим видом съел свой скудный суп, меж тем как взгляд его отдыхал на мшистых зеленых покровах под березками.
Мелодия была уже совсем близко, оставалось только схватить ее за хвост. Но у него было время для ожидания. Мелодия была окружена со всех сторон, и об отступлении не могло быть и речи. Сначала мыть посуду, потом трубка, а уж потом, когда костер превратится в уголья и ночные звери начнут перекликаться в лесу, — вот тогда-то и наступит время сочинить песню.
Снусмумрик увидел Малютку в ту самую минуту, когда полоскал кастрюлю в ручье. Тот сидел под корнем дерева на противоположном бережку и таращил глазенки под взъерошенной челкой. Глазенки были испуганные, но очень любопытные и следили за каждым движением Снусмумрика.
Два робких глазика под всклокоченными волосами. Да, такой вид бывает всегда у тех, с кем никто не считается.
Снусмумрик не обращал внимания на Малютку. Он погасил уголья и нарезал немного ельника, чтобы было на чем сидеть. Он вытащил трубку и медленно зажег ее. Выпуская тонкие клубы дыма в ночное небо, он ждал свою весеннюю песню.
Но она не приходила. Вместо этого он чувствовал взгляд Малютки, его глаза следили за всем происходящим, он восхищался всем, что делал Снусмумрик, и мало-помалу в Снусмумрике начало зарождаться недовольство.
Он сложил лапки рупором и крикнул:
— Брысь!
Тогда Малютка вылез из-под корня дерева и чрезвычайно застенчиво сказал:
— Надеюсь, я не испугал тебя? Я знаю, кто ты. Ты — Снусмумрик.
И с этими словами маленький зверек кинулся прямо в ручей и стал переходить его вброд. То был слишком большой ручей для такого крохотного существа, а вода была холодная. Несколько раз он терял опору под ногами и падал навзничь, но Снусмумрик был так скверно настроен, что и не подумал ему помочь.
Наконец некто ужасно несчастный и тоненький, как нитка, стуча зубами, вполз по береговому откосу наверх и сказал:
— Привет! Я так счастлив, что встретил тебя.
— Привет! — холодно ответил Снусмумрик.
— Можно мне погреться у твоего костра? — продолжал зверек, сияя всей своей мокрой мордочкой. — Подумать только, я стану Тем, кому однажды довелось сидеть у лагерного костра Снусмумрика. Этого я никогда в жизни не забуду.
Малютка придвинулся ближе, положил лапку на рюкзак и торжественно прошептал:
— Это здесь твоя губная гармошка? Она там — внутри?
— Да, — очень неприветливо ответил Снусмумрик.
Мелодия его одиночества исчезла — все настроение уничтожено. Он кусал трубку и пристально смотрел между березок, не видя их.
— Не бойся, ты мне совершенно не помешаешь, — разразился наивный Малютка. — Я имею в виду, если захочешь поиграть. Ты даже не представляешь, как я тоскую по музыке. Я никогда никакой не слышал. Зато я слышал о тебе. Еж, и Малыш, и моя мама рассказывали… А Малыш даже видел тебя! Да, ты даже представить себе не можешь… Здесь так мало чего случается… А мы так много мечтаем…
— Ладно, как же тебя зовут? — спросил Снусмумрик.
Вечер был все равно испорчен, вот он и подумал: уж проще что-нибудь сказать.
— Я так мал, что у меня нет имени, — живо ответил Малютка. — Подумать только, никто никогда не спрашивал, как меня зовут. А тут являешься ты, о котором я так много слышал и которого мечтал увидеть, и спрашиваешь, как меня зовут. Ты считаешь… если бы ты мог… я думаю, не очень ли тебе трудно придумать мне имя, которое было бы только мое и ничье больше? Сегодня вечером?
Снусмумрик что-то пробормотал в ответ и надвинул шляпу на глаза. Кто-то на длинных заостренных крыльях перелетел ручей, горестно и протяжно крича в лесную чащу:
— Ю-юю, ю-юю, ти-ууу…
— Если слишком кем-то восхищаться, никогда не стать вольной птицей, — внезапно произнес Снусмумрик. — Я это знаю.
