Михаэль Энде - Школа волшебства» и другие истории
Обзор книги Михаэль Энде - Школа волшебства» и другие истории
Михаэль Энде
Школа волшебства" и другие истории
Вместо предисловия, или Если быть точным
Всем членам нашей семьи от мала до велика свойственна одна и та же маленькая слабость — мы ужасно любим читать. Вряд ли хоть один из нас отложит на минуточку книгу в сторону, чтобы уладить какое-нибудь срочное и важное дело. Это вовсе не означает, будто мы больше ничем не занимаемся. Просто мы считаем, что ради других дел совершенно незачем отказываться от чтения. Одно другому не мешает, как говорится. Правда, из-за этой нашей привычки случаются подчас всякие недоразумения, но так ли уж это страшно?
Дедушка, скажем, сидит в мягком удобном кресле с высокой спинкой, покуривает трубку и держит в руке книгу. Он читает. Спустя какое-то время он выбивает трубку о край пепельницы, что стоит перед ним на столике. Если быть точным, то это, собственно говоря, не совсем пепельница. Скорее, цветочная ваза. Звон стекла, раздающийся при этом, напоминает дедушке, что уже давно следовало бы принять микстуру от кашля. Он, не глядя, хватает цветочную вазу и выпивает ее содержимое.
— Кхм-кхм, — ворчит он, причмокивая, — сегодня, однако, кофе исключительно крепкий… только, к сожалению, уже холодный.
Бабушка, скажем, сидит на софе в дальнем углу комнаты. На носу у нее очки, а в руках позвякивают спицы. На коленях лежит толстая книга, которую она внимательно читает. И при этом вяжет, и вяжет, и вяжет. Что именно? — спросите вы. Носок, разумеется. Впрочем, если быть точным, это, собственно говоря, уже не совсем носок, а скорее гигантская шерстяная змея, кольцами свернувшаяся на полу по всей комнате. Перелистывая новую страницу, бабушка бросает быстрый взгляд поверх очков на страшилище у ее ног и бормочет:
— Сдается, у нас опять где-то пожар. И все же пожарным не следовало бы так бесцеремонно раскидывать повсюду свои шланги!
Папа у нас художник. Он, допустим, стоит перед мольбертом в своей мастерской и пишет портрет одной знатной дамы. Дама эта сидит перед ним в кресле, на голове у нее обворожительная шляпка с цветами, а на коленях она держит мопса. Отец рисует одной рукой, поскольку в другой у него книга, которую он с интересом поглощает. Когда картина наконец готова, дама поднимается и, сгорая от нетерпения, подходит ближе, дабы полюбоваться собственным изображением. Картина получилась очень красивая. Хотя, если быть точным, несколько, быть может, неожиданная, поскольку отец пририсовал даме в шляпке с цветами мордочку мопса, а мопсу у нее на коленях — лицо дамы. Поэтому заказчица покидает мастерскую весьма рассерженная, так и не купив портрет.
— Ну, конечно, — сокрушается отец, — я, надо признать, не очень-то польстил оригиналу… Зато сходство просто поразительное!
Мама, скажем, готовит на кухне обед. К счастью, она позабыла зажечь под кастрюлей горелку, иначе вода, вероятно, уже давно бы выкипела, и суп чуточку бы подгорел. Потому что в руке мама держит книгу и увлеченно ее читает. В другой руке у нее поварешка, которой она безостановочно помешивает в кастрюле. Но если быть точным, это не совсем поварешка — скорее, длинный термометр. Спустя некоторое время она бросает на него взгляд и, неодобрительно покачивая головой, произносит:
— Еще час прошел. Так я ни за что вовремя не управлюсь с обедом!
Старшая сестра (ей четырнадцать) сидит, скажем, у телефона в прихожей и крепко прижимает трубку к уху. Ведь телефоны, как известно, именно для четырнадцатилетних сестер и придуманы, поскольку без трубки у уха все четырнадцатилетние сестры на свете наверняка давным-давно умерли бы от недостатка новостей — как ныряльщик без акваланга от недостатка кислорода. Но наша четырнадцатилетняя сестра, кроме того, держит в руке книгу, которую читает. Несмотря на это, она прекрасно слышит все, что рассказывает ей подруга. Хотя, если быть точным, все не так уж и замечательно, поскольку сестра вообще не набрала номер. Таким образом, часа приблизительно через два она наконец, как бы между прочим, интересуется:
— Скажи на милость, а кто, собственно, такой этот Гу-гу-гу, о котором ты без устали мне рассказываешь?
Младший брат (ему десять) направляется, скажем, в школу. В руке у него, естественно, тоже книга — он читает. А что еще можно делать, пока едешь в трамвае? Трамвай покачивается из стороны в сторону, громыхает, едет себе вверх и вниз, но почему-то с места так и не трогается. Если быть точным, это, собственно говоря, не совсем трамвай, а скорее наш лифт, из которого братец позабыл выйти. Через несколько часов, так и не доехав до школы, он озабоченно бормочет:
— Наверняка учитель опять не поверит, что я не виноват в том, что опоздал на урок.
Самый юный член нашей семьи, грудной младенец, лежит, допустим, в своей кроватке. Естественно, в нашей семье читает даже такой малыш. У него, как и у всех остальных, в руке книга, только она поменьше и полегче, чем книги старших, — такая специальная книга для грудных детей. Другой ручкой он сжимает бутылочку с детской смесью, поскольку его задача, к которой он относится исключительно серьезно, состоит в том, чтобы хорошенько питаться, — он должен вырасти большим и сильным, чтобы впоследствии читать книги побольше и потяжелее. Но, если быть точным, то, что он держит в руке, собственно говоря, не совсем его бутылочка, а скорее пузырек чернил. Но малыш, слава богу, не пьет из него, а только время от времени выплескивает несколько капель себе на голову. Это ему ничуть не мешает, и лишь когда жирная чернильная клякса наконец падает на страницу, которую он в данный момент пробегает глазами, карапуз начинает требовать (а я надеюсь, никто не сомневается в том, что наше ученое дитя умеет разговаривать):
— Зажгите же кто-нибудь свет! Стало так темно, что даже слов не разобрать!
Задача нашей кошки, как и большинства кошек во всем мире, — ловить мышей. Это ее основное ремесло, поэтому она нередко часами просиживает возле мышиной норы в кладовке, за платяным шкафом слева. Само собой, в лапках у нее тоже маленькая книга. Как же еще коротать время в засаде, если не читать! (А тот, кто верит, что кошка умеет читать, не станет удивляться тому, что она умеет и говорить.) Так вот, как уже было сказано, сидит она перед мышиной норой. Но, если быть точным, это, собственно, не совсем нора. Потому что, пока наша кошка углубилась в книгу, мыши развернули ее на 90 градусов и отодвинули чуточку в сторону, так что сидит она теперь возле штепсельной розетки. Время от времени она, как и положено, запускает в нее коготки, и тогда из хвоста у нее сыпятся искры.
— Ну и ну! — испуганно вскрикивает кошка. — Вот это книга! Какой накал страстей!
Наша древесная лягушка сидит, скажем, в своей лягушачьей стеклянной банке. У нее ответственная должность: она предсказывает погоду, перемещаясь по лесенке вверх и вниз.
И она исключительно добросовестно исполняла бы свои обязанности, если бы не читала, так как у нас, само собой разумеется, даже древесная лягушка имеет свою собственную водостойкую лягушачью книгу размером с почтовую марку. (О том, что земноводное, способное читать, умеет также и разговаривать, даже упоминать не стоит.) Только вот обстоятельства в данный момент таковы, что наша лягушка читает, не отрываясь от книги ни на минуту, из-за чего не уделяет должного внимания своей основной работе. Впрочем, порой ее начинают мучить угрызения совести, и она вспоминает о деле. Чтобы продемонстрировать чистоту своих помыслов и усердие, она внезапно срывается с места, не выпуская книжицу из влажной лапки, и спешно взбирается по лесенке. Или столь же торопливо спускается. Последнее, если быть точным, вовсе не означает, что она прыгает со ступеньки на ступеньку, — нет, она делает шаг в пустоту и стремительно соскальзывает вниз, производя при этом изрядный грохот.
— Если я правильно расцениваю свое поведение, — квакает она затем, потирая зеленую поясницу, — ожидается резкая перемена погоды!
Единственный в нашей семье, кто не умеет читать, это, как ни странно, книжный червь, который живет в восьмом томе энциклопедии Брокгауза. Нет-нет, повторяю, он при этом не умеет читать. Книги он рассматривает исключительно с точки зрения их съедобности. Поэтому его суждения о «хорошем» или «плохом» вкусе, по крайней мере в отношении книг, имеют весьма ограниченную ценность. Да, впрочем, мы и не считаем его равноправным членом нашей семьи.
Вероятно, теперь кто-нибудь полюбопытствует, а какие, собственно говоря, родственные узы связывают с прочими членами семьи лично меня. Должен признаться, мне и самому это не до конца ясно. Если быть точным, я вообще не знаю этих людей и, между нами говоря, совсем не уверен, что они действительно существуют. Вполне возможно, что история, только что рассказанная мною, получилась такой именно потому, что, записывая ее, я одновременно читал лежащую передо мной книгу.
