Анна Ремез - На коньках по Неве, или Мышь в рукаве
Обзор книги Анна Ремез - На коньках по Неве, или Мышь в рукаве
На коньках по Неве, или Мышь в рукаве
Анна Ремез, Наталья Колотова
ГЛАВА 1. Серебряная ниточка
— У тебя температура, — сказала мама, стряхивая градусник, — даже не думай вставать.
— Но… завтра же выставка открывается: красивые платья, украшения и па-а-а-пчхи… парики… я так хотела посмотреть!
— Поправишься и посмотришь. Выставки в нашем музее работают подолгу, а Тимка скоро придёт и обо всём тебе расскажет.
Обычный разговор, не так ли? Заботливая мама убеждает дочку остаться в постели, а у дочки из носа льёт и горло саднит. Но разве это причина пропускать что-то интересное?!
— Ну как ты не понимаешь, мам! я должна! А-а-апчхи. Всё! Видеть первой! А-а-апчхи.
— Хватит, Клементина (так официально мама называла дочку, только когда сердилась)! Сейчас придёт бабушка и натрёт тебе хвост горчичным маслом…
Так-так… А вам, уважаемые читатели, бабушка когда-нибудь натирала хвост горчичным маслом? Что? У вас нет хвостов?.. Ну, а горчичники-то вам ставили? Да, они щиплются. И масло это самое — тоже. Неудивительно, что дочка спрятала хвост под одеяло. Спрашивается, зачем натирать хвост, если болит горло?
Так что же это за хвост, и про какой музей идёт речь?
Про Исторический.
Там живёт мышиная семья: мама, папа, бабушка, дедушка и двое мышат, брат и сестра. В самом этом факте нет ничего удивительного. Мыши живут во многих местах. Но наши мыши…
Во-первых, как вы уже успели заметить, они умеют разговаривать. А во-вторых…
— Тинка, ну как ты тут? — в комнатку вбежал упомянутый мамой Тимофей. Он был одновременно и похож, и не похож на Тинку. У мышки, лежавшей на кровати, были аккуратно заплетённые косички, а у её брата — коротенькие взлохмаченные волоски.
Тинка попыталась что-то произнести, но, увы, голос пропал.
— Тебе надо выпить тёплого молока с мёдом, — сказала мама, высокая стройная мышь в голубом платье. — Пойду подогрею молоко. А Тимка пусть пока тебя развлечёт.
Тимка достал из кармашка кусочек сахара, протянул сестре. Тинка замотала головой и поморщилась. Напрасно она хорохорилась. С каждой минутой горло болело всё сильнее.
Итак, вот они, наши герои — Тимофей и Клементина или, для краткости, Тимка и Тинка. Они — настоящие брат и сестра: заботливые, дружные, весёлые. Оба обожают тайны, открытия и, конечно, увлекаются историей — ведь она, история, у них буквально за стенкой. Тимка уже сбегал в зал, где завтра открывается новая выставка, и успел кое-что посмотреть. Всевозможные наряды были развешаны, разложены, надеты на манекены, на вешалки, на специальные подставки. Ах, как некстати Тинка заболела! Вдвоём можно было бы почитать таблички, побегать туда-сюда, забраться на большие сундуки, а потом — на маленькие резные столики! Эх-эх!
Одна высокая стеклянная витрина всё ещё пустовала — сквозь неё беспрепятственно проходили потоки солнечного света. Тимка осмотрелся и нашёл то, что должно было оказаться в этой витрине. Какой-то костюм, ожидая своей очереди, висел в сером чехле у дверей. Чехол был расстёгнут, серебряные пуговицы сверкали в солнечных лучах. Тимке очень захотелось поближе рассмотреть костюм и потрогать старинную ткань!
Он решительно направился к чехлу, но именно в этот момент дверь музейного зала отворилась и кто-то вошёл. Тимка подпрыгнул, уцепился за подол костюма и совсем рядом с собой увидел тоненькую серебряную ниточку. Она висела словно специально для того, чтобы мышонок мог схватить её зубами…
— Я кое-что тебе принёс, для твоей коллекции.
Тинка чихнула.
— Будь здорова!
Тимка сбегал за дверь и вернулся, волоча за собой серебряную ниточку.
— Вот, держи, — гордо сказал он.
Тинка радостно всплеснула лапками. Дело в том, что она задумала сделать собственный маленький музей. Она даже название придумала: «Музей всякой всячины». И собирала Тинка туда разные мелочи, которые посетители случайно роняли на пол: билетики, разноцветные проволочки, заколки, канцелярские скрепки, блёстки, бусинки, золотистые фантики… Тинка была уверена, что со временем у неё соберётся уникальная коллекция. Подумать только — серебряная ниточка! Это будет главный экспонат!
Тимка подал сестрёнке один кончик нити, а второй поднял с пола. И тут Тинка опять чихнула. Горло пронзила такая острая боль, что Тинкин хвост возмущённо ударил по кровати.
ГЛАВА 2. Ни в селе, ни в городе
— Будь здорова! — рявкнул Тимка.
— Спасибо, — удивлённо пропищала Тинка.
Голос вернулся, и, честное слово, она была совершенно здорова. Пропала мерзкая ломота в хвостике, перестали слезиться глаза, и, самое главное, — не болело горло! Когда болит горло, лишаешься главного удовольствия — полакомиться чем-нибудь вкусненьким, потому что вкусненькое, представьте себе, тоже причиняет боль.
— Здрасьте вам, — ни к селу ни к городу пробормотал Тимка.
Эта присказка точно отражала положение, в котором они оказались. Где они находились? ни в селе, ни в городе! К тому же в этом неизвестном месте шёл густой мокрый снег.
— Надо спрятаться и просохнуть, ты и так простужена, — озабоченно сказал Тимка.
— Представь себе, я совершенно здорова. Надо рассказать маме, что перемещение во времени — лучшее лекарство. Ещё пригодится.
— Кажется, нашим перемещениям пришёл конец. Я потерял серебряную ниточку.
— Ой, она была такая красивая!
За снежной пеленой возник мерцающий свет. Тимка и Тинка, взявшись за лапки, побежали на него.
Дверь, перед которой они оказались, внезапно распахнулась. Едва успев отскочить, мышата ловко перекувыркнулись, бросились вперёд и чудом не попали под чей-то башмак. Над их головами кто-то пробасил:
— Вроде стучали.
Дверь тяжело захлопнулась.
— Кому стучать в такую погоду? Ложись, Данилушка, завтра рано вставать. — Усталый женский голос звучал из-за угла откуда-то сверху.
Тинка взяла брата за лапку и пошла на голос.
— На то и столица, что с утра не спится, — пробасил Данила, задул свечу, закряхтел и, судя по скрипу, полез тоже куда-то наверх.
— Как я сразу не догадался, — хлопнул себя по лбу Тимка. — Это русская печь, на ней можно спать. Приставляется лесенка — и забираешься наверх, как на двухэтажную кровать. И там эти… полати.
— За мной, — прошептала Тинка, заметив, что между печью и стеной есть небольшое расстояние.
Мышата очутились в тёплом тёмном местечке, где можно было не только переночевать, но и просушить одежду.
— Так мы в Москве, что ли? Только вот непонятно, в каком времени. — Тинка удобно устраивалась рядом с тёплой печкой. — Давай спать. Утро вечера мудренее.
Тимка лёг рядом. Но заснуть не мог долго. Тинка посапывала, а он таращил в темноту глаза и думал: как же они вернутся домой без серебряной ниточки?
Разбудили мышат голоса:
— Тимоша, просыпайся, сыночек!
— Спать хочу, рано ещё! Не хочу вставать!
— Вот так раз. Да он твой тёзка, — сказала, потягиваясь, Тинка.
— Марфа, затепли свечу, — загудел бас, — с ночи огарочек остался.
— Лучиной обойдёмся, — ответила Марфа, — свечи-то недёшевы.
— Так я ведь сегодня заказ отвожу. Авось барин не обидит. Купим свечей-то.
— Тимофей, ну-ка вставай, валявка ты эдакий! — пробасил Данила. — С печи сыт не будешь!
Мышата забились в уголок — и правильно сделали, потому что сверху что-то упало.
— Тимка косорукий! Онуча свалилась, полезай в запечек, — рассердилась Марфа!
— Тимка косорукий, — хихикнула Тинка.
Внезапно совсем рядом с ними возникла физиономия. В колеблющемся свете лучины были видны светло-русые всклокоченные волосы и большие глаза, которые медленно лезли на лоб. Рот мальчика (а это, конечно, был Тимка косорукий) стал вытягиваться в букву «О». И тут только мышата сообразили, что мальчик их видит и сейчас закричит. Тинка замахала лапками, показывая, что бояться нечего, а её брат прижал указательный палец к мордочке и умоляюще уставился на своего новоявленного тёзку.
Мальчик зажмурился, но промолчал, только вытянул руку вперёд и подцепил пальцем длинный лоскут ткани, упавший, к счастью, перед мышатами, а не на них.
— Да что ж ты возишься, копуха, — Марфа, наверное, встала не с той ноги или сама не выспалась.
— Ой-ой-ой, — запищала Тинка. Вместе с лоскутом в руке мальчика оказалось её платьице.
— Ой-ой-ой, — в свою очередь взвизгнул вконец ошалевший мальчик, приоткрыв один глаз и увидев между пальцев что-то пёстрое, похожее на крошечную рубаху.
— Ты что, Тимофей? — спросила мать.
Тот испуганно затряс лоскутом, огонёк лучины задрожал ещё сильнее, и тут мышата не сговариваясь стали дуть на него что было мочи. На секунду он почти погас, но этой секунды было довольно, чтобы Тинка с Тимкой забились в самый дальний угол.
