Туве Янссон - В конце ноября
Обзор книги Туве Янссон - В конце ноября
Туве Янссон родилась в Хельсинки в семье скульптора. Писала на шведском языке, сама иллюстрировала свои книги. В литературе дебютировала повестью «Муми-тролль и комета» (1946), за которой последовали другие повести о диковинном мире муми-троллей, а также сборники рассказов, пьесы и автобиография «Дочь скульптора» (1968).
Муми-тролли принесли Туве Янссон множество литературных наград. Она была удостоена премии муниципалитета Стокгольма (1952), медалей Сельмы Лагерлеф (1953) и Ганса Христиана Андерсена (1966), а также ордена Улыбки.
Книги о муми-троллях переведены на двадцать языков, однако больше всего они популярны в странах северной и центральной Европы.
Что делать нам, друзья, поздней осенью, когда идет проливной дождь? Кто-то может, как Снусмумрик, отправиться на юг. А кто-то, как Филифьонка, просто пойти в гости.
Перевод со шведского Нины Беляковой
1970 ru sv Нина Белякова NickNo [email protected] MS Word, ExportXML.dot, FB Tools, FictionBook Editor Release 2.5 2004-01-20 http://www.lib.ru/JANSSON/mumiendnov.txt NickNo_Jansson_09_2A205871-8F38-426E-B382-46EA590A5D9A 1.11.1 — доп. форматирование, обработка скриптами
В конце ноября Азбука Москва 1999 5-7684-0712-X, 951-50-0390-3 Издательство: Азбука, 1999 г. Твердый переплет, 224 стр. Тираж: 8000 экз. Формат: 84x104/32 (~220x240 мм)Туве Янссон
•
В конце ноября
1
Ранним утром, проснувшись в своей палатке, Снусмумрик почувствовал, что в Долину муми-троллей пришла осень.
Новое время года приходит внезапно, одним скачком! Вмиг все вокруг меняется, и тому, кому пора уезжать, нельзя терять ни минуты. Снусмумрик быстро вытащил из земли колышки палатки, погасил угли в костре, на ходу взгромоздил рюкзак себе на спину и, не дожидаясь пока проснутся другие и начнут расспрашивать, зашагал по дороге. На него снизошло удивительное спокойствие, как будто он стал деревом в тихую погоду, на котором не шевелится ни один листочек. На том месте, где стояла палатка, остался квадрат пожухлой травы. Его друзья проснутся поздним утром и скажут: «Он ушел; стало быть, наступила осень».
Снусмумрик шел легкой пружинистой походкой по густому лесу, и вдруг закапал дождь. Несколько дождинок упало на его зеленую шляпу и зеленый дождевик, к шепоту листвы присоединилось шлепанье капель. Но добрый лес, окружавший Снусмумрика сплошной стеной, не только хранил его прекрасное одиночество, но и защищал от дождя.
Вдоль моря, торжественно извиваясь, тянулись длинные горные хребты, вдаваясь в воду мысами и отступая перед заливами, глубоко врезающимися в сушу. У самого берега раскинулось множество долин, в одной из которых жила одинокая филифьонка. Снусмумрику доводилось встречать многих филифьонок, и он знал, что они — странный народец и что у них на все свои удивительные и необычные порядки. Но мимо дома этой филифьонки он проходил особенно тихо и осторожно.
Калитка была заперта. В саду, за острыми и прямыми колышками ограды, было совсем пусто — веревки для белья сняты. Никаких следов обычного симпатичного беспорядка, окружавшего дачу: ни грабель или ведра, ни забытой шляпы или кошачьего блюдечка, ни других обыденных вещей, которые говорят о том, что дом обитаем.
Филифьонка знала, что наступила осень, и заперлась в своем доме — он казался заколоченным и пустым. Она забралась в самую его глубь, укрылась за высокими, непроницаемыми стенами, за частоколом елей, прятавших окна ее дома от чужих глаз.
Медленный переход осени к зиме вовсе не плохая пора. Это пора, когда нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты накопил за лето. А как прекрасно собирать все, что есть у тебя, и складывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую норку — уверенное и надежное укрытие; защищать его как нечто важное, дорогое, твое собственное. А после пусть мороз, бури и мрак приходят, когда им вздумается. Они будут обшаривать стены, искать лазейку, но ничего у них не получится, все кругом заперто, а внутри, в тепле и одиночестве, сидит себе и смеется тот, кто загодя обо всем позаботился. Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь. И так было всегда. Каждый волен выбирать, покуда есть время, но после, сделав выбор, нельзя от него отступаться.
Филифьонка вышла на задний двор и принялась выколачивать коврики. Она колотила их с ритмичной яростью, и каждому было ясно, что ей нравилась эта работа. Снусмумрик зажег трубку и пошел дальше. «Жители Муми-дола уже проснулись, — подумал он. — Папа заводит часы и постукивает по барометру. Мама разжигает огонь в плите. Муми-тролль выходит на веранду и видит, что палатки нет. Я забыл о прощальном письме, не успел его написать. Но ведь все мои письма одинаковы: „Я приду в апреле, будьте здоровы“. Или: „Я ухожу, вернусь весной, ждите…“ Муми-тролль знает это».
И Снусмумрик тут же забыл про Муми-тролля. В сумерках он подошел к длинному морскому заливу, лежавшему между горами в вечной тени. На берегу, там, где стояла кучка тесно прижатых друг к другу домов, горело несколько ранних огоньков. Никому не хотелось гулять под дождем, все сидели дома. Здесь жили хемуль, мюмла и гафса, под каждой крышей жил тот, кто решил остаться, кто любит сидеть под крышей.
Снусмумрик прокрался задворками, держась в тени и не желая ни с кем разговаривать. Маленькие и большие дома сгрудились в стайку, некоторые из них стояли вплотную друг к другу, у них были общие водосточные желоба и мусорные бачки, они глядели друг другу в окна, вдыхая запахи кухонь. Дымовые трубы, высокие фронтоны и рычаги колодцев, а внизу — дорожки, протоптанные от двери к двери.
Снусмумрик шел быстрой неслышной походкой и думал про себя: «Ах вы, домА, я терпеть не могу всех вас».
Было уже почти темно. Прямо на берегу, под ольховыми кронами, стояла затянутая брезентом лодка хемуля. Чуть выше были сложены мачта, весла и руль. Они лежали здесь уже много лет и почернели, потрескались от времени, хотя никто ими не пользовался. Снусмумрик встряхнулся и прошел мимо.
Но маленький хомса, сидевший в лодке хемуля, услыхал его шаги и затаил дыхание. Шаги удалялись, вот стало снова тихо, лишь слышался шум капель, падавших на брезент.
Самый последний дом стоял поодаль и одиноко выделялся на фоне темно-зеленой стены ельника. Здесь начиналась настоящая глушь. Снусмумрик зашагал быстрее, прямо к лесу. Тут дверь последнего дома приоткрылась, и из щелочки донесся старческий голос:
— Куда ты идешь?
— Не знаю, — ответил Снусмумрик.
Дверь затворилась. Снусмумрик вошел в лес, а перед ним лежали тысячи километров тишины.
2
Время шло, а дождик все лил. Такой дождливой осени еще не бывало. С гор и холмов стекали потоки воды, и прибрежные долины стали топкими и вязкими, травы не засыхали, а гнили. Лето вдруг кончилось, словно его и вовсе не было, дороги от дома к дому стали очень длинными, и каждый укрылся в своем домишке.
На носу лодки хемуля жил маленький хомса по прозванию Тофт, что значит банка (имя его не имело ничего общего с корабельной банкой, это было просто совпадение). Никто не знал, что он там живет. Лишь раз в году, раннею весною, снимали брезент и кто-нибудь смолил лодку и конопатил самые большие щели. Потом брезент опять натягивали, и лодка снова ждала. Хемулю было не до морского плавания, да и к тому же он не умел управлять лодкой.
Хомса Тофт обожал запах дегтя, он был доволен, что в его доме так хорошо пахло. Ему нравились клубок каната, надежно державший его в своих объятиях, и звук постоянно падавших дождевых капель. Просторное теплое пальтишко хомсы согревало его долгими осенними ночами.
Вечерами, когда все расходились по домам и залив затихал, хомса рассказывал себе историю своей собственной жизни. Это был рассказ о счастливой семье. Он рассказывал, пока не засыпал, а на другой вечер продолжал рассказ или начинал его сначала.
И начинал он обычно с описания счастливой Долины Муми-троллей. Вот ты медленно спускаешься со склона, поросшего темными елями и белоствольными березами. Становится теплее. Он пытался описать, что чувствуешь при виде долины, расстилающейся перед тобой диким зеленым садом, пронизанным солнцем. Вокруг тебя и над твоей головой — трава, а на ней — солнечные пятна, повсюду годят шмели и пахнет так сладко, а ты идешь медленно, покуда не услышишь шум реки.
