Павел Ильин - Воспоминания юнги Захара Загадкина
А необыкновенные события продолжаются: не только из бухты -- со всего побережья вода отбегает. Наблюдаю за ее бегством, но на душе неспокойно: уж не разверзлась ли в недрах огромная пропасть и теперь в нее тихоокеанская вода ринулась? Мы быстрым ходом идем, однако отошли от берега недалеко. Что, если застрянем на высохшем дне?
Обернулся в сторону океана. Оттуда не волна-- зеленая водяная гора с могучим ревом движется! Во многих штормах бывал, испытывал на море всяческие передряги, но такой волны не встречалось. Сразу мы в глубокую водяную ложбину попали. Скрывать не буду, юнга Загадкпн в кубрик удрал: и сам испугался, и приказание было, чтобы ненужных людей па палубе не осталось.
Вознесло наш корабль на гребень гигантского вала, затем как в яму бросило. Конечно, я из кубрика этого не видел, но своими боками здорово ощутил: меня наподобие футбольного мяча от перегородки к перегородке швыряло. Едва это прекратилось, осторожно выглянул на палубу. Оказывается, рановато вылез -- первая водяная гора за корму ушла и к берегу мчится, из океана на нас вторая наступает, втягивает в новую ложбину. С гигантскими валами шутки плохи, и юнга Загадкин опять в кубрик на футбольную тренировку поспешил. Там и третий вал переждал.
После третьего вала угомонился океан. Были волны тоже серьезные, но не такие страшные. А небо по-прежнему, точно на смех, чистое. От опасного происшествия в ясную погоду мы еще дешево отделались: смыло шлюпку с палубы, бортовые поручни снесло, в капитанской рубке стекла вышибло.
Поворачиваем обратно к берегу. Бухта, как ни в чем не бывало, водой заполнена. Пришвартовались на прежнем месте, у бетонной пристани, да нашего груза в помине нет. И справляться о нем напрасно: пристанские склады настежь распахнуты, галькой и песком забиты. Больших бед натворили в городке океанские валы! Вместо каменных домов -- коробки без окон, без крыш, без дверей. Деревянные дома вовсе разрушены, всюду беспорядочные груды досок валяются. Бульвар у набережной занесен жидкой грязью, деревья без листвы стоят, у некоторых стволы поломаны. На улицах спасательные отряды работают...
К счастью, гудок заблаговременно дали, оповестили население городка, а то жертв было бы много. Пронзительный, неприятный гудок, но пользу принес. Этот гудок особенно меня заинтересовал. Океан огромный, родились волны в пустынной местности, за тысячи километров от той островной бухты, напали не па все океанские берега, лишь на немногие... Как же узнали, по какому направлению будут двигаться водяные валы и, главное, к какому часу явятся?
Замечательно действуют ученые: за три часа предупредили портовый городок, что именно к нему разрушительные волны мчатся!
Я решаю судьбу моря
Плавать по нему еще не приходилось, даже на берегах его не был, но судьбой этого моря озабочен давно.
Большое, хорошее, нужное море. И очень рыбное к тому же, по всему земному шару славятся некоторые породы его рыб. Да вот беда: с каждым годом усыхает оно. Посмотришь на его старую и новую карты -- оторопь берет. Иные заливы начисто пересохли, иные от моря песчаная коса отрезала, и им тоже недолго жить осталось. Недавние мели островами сделались, на одной такой мели люди поселились, дома построили. Острова, что недалеко от берега были, превратились в полуострова -- ушла вода из проливов, которые их от материка отделяли. Прямо на глазах гибнет море! Что за напасть приключилась с ним? Говорят, что климат заметно потеплел в тех местах, откуда текут в это море крупные реки. Зимы там укоротились, меньше снегов выпадает, значит, по веснам и талой воды меньше. Кое-кто винит и наших предков, которые по берегам этих рек и их притоков леса повырубали, а потому реки обмелели, маловодной стали. Кое-кто добавляет, что на тех реках много плотин сооружено, забирают люди речные воды для своих надобностей: для полива полей, для заводов и фабрик. Так ли, не так, судить не мне, А морю плохо, вода в нем все уменьшается. Приуныл я, жаль моря, как бы совсем не исчезло... Каждый раз, как взгляну на карту -- не увидеть его нельзя, по размерам оно мало уступит Балтийскому или Черному, -- обидно за него делается, но чем Помочь морю, не знаю. А ведь оно не чье-нибудь, почти все -- наше, советское, берега четырех братских советских республик омывает.
К счастью, встретился сведущий человек, немного утешил меня: "Не горюй, юнга, не один ты обеспокоен судьбой моря. Многие ученые и инженеры встревожились и думают о его будущем". Дал мне сведущий человек книжки, где о способах спасения моря говорится.
Прочитал я эти книжки. Разное советуют. Одни предлагают прокопать длинный канал, пустить по нему воду из соседнего моря: она, мол, должна "самотеком пойти, потому что то море выше лежит. Другие считают, что надо большие южные реки плотинами перегородить, отвести их течение от своих морей и тоже по длинным каналам перегнать в это усыхающее море. Третьи хотят так поступить с северными реками, четвертые -- с северо-восточными, пятые -- с большой восточной рекой.
Каждый ученый или инженер на своем настаивает, но в одном все сходятся: дело важное, требуется широко его обсудить. Раз так, решил и я в обсуждении участвовать. Перечел повнимательней книжки, нашел предложение, которое мне особенно понравилось. Почему? Да потому, что если его примут и в верховьях трех рек поставят плотины, то и длинные каналы не надо будет копать. А добавочную воду по дороге к морю можно работать заставить: пусть на всех попутных гидроэлектрических станциях лопасти турбин повращает. Ее от этого не убудет, а народу польза.
Изложил на бумаге свое мнение, чертежик нарисовал и тут же отправил кому следует. Не скрою, лестно мне, что и юнга Загадкин не лыком шит, решает судьбу моря. Теперь жду, как поступят ученые и инженеры, чтобы сохранить это море: по-моему или по-иному?
Словно бы правильное предложение послал, а нет-нет и усомнюсь: не ошибся ли? Может быть, успокоите мои сомнения?
Море, в котором нельзя утонуть
Я много слышал, кое-что читал об этом необыкновенном море, и все же как-то не верилось ни слышанному, ни читанному: разве может быть море, в котором нельзя утонуть?.. Да при желании, а подчас вопреки желанию утонуть можно в любой речушке, в любом пруду, не говоря уж об озере или море! И вот случилось так, что мне удалось попасть к берегам этого удивительного моря.
Мы стояли в одном из средиземноморских портов, ожидая иностранное судно, чтобы передать ему часть груза из наших трюмов. Иностранец опаздывал на трое суток, и кто-то из команды предложил совершить экскурсию к берегам моря, о котором идет речь: оно находилось недалеко от места нашей вынужденной стоянки. Желающих повидать море нашлось много, но поехало лишь четырнадцать человек, ровно столько, сколько мог вместить нанятый нами автобус. В число счастливцев попал и я. Вечером мы сели в машину, а к рассвету были у цели экскурсии. До чего же унылыми и безрадостными оказались берега моря! Мы увидели песчаную низину, покрытую невысокими холмами. Кое-где росла чахлая трава, клонился на ветру сухой тростник. Отражая луч солнца, сверкали пятна соли, то большие, как озерки, то мелкие, точно россыпь битых стекляшек. В отдалении темнели красно-коричневые горы с голыми морщинистыми склонами.
Голубоватая морская вода блестела наподобие зеркала, казалась совершенно неподвижной и словно бы ничем не отличалась от воды любого другого моря. При взгляде на ее спокойную гладь мне внезапно пришла дерзкая мысль -- рискнуть собственной жизнью ради торжества науки и попытаться утонуть там, где, по заверениям всех путешественников, это было невозможно. Мне представилось, как в научных книгах и школьных учебниках будут писать, что единственным человеком, которому удалось утонуть в этом море, был юнга Захар Загадкин. И мечта о великой славе вскружила мне голову.
Притворившись сильно утомленным от ночной поездки в автобусе, я заявил товарищам, что намерен немного отдохнуть и полежу в тени одного из прибрежных холмов. Встревоженные товарищи тут же захотели оставить со мной нашего доктора, и пришлось потратить немало слов, чтобы отговорить их от такого намерения. Подождав, пока спутники скрылись за холмом, а их голоса постепенно смолкли, я начал приводить свой замысел в исполнение.
Не спеша разделся, аккуратно сложил одежду, перевязал ее ремнем, а затем сел писать записку, в которой объяснял свой поступок. "Захар Загадкин погиб во имя науки", -- заканчивалась записка.
Когда все было готово, а поверх свертка с одеждой укреплена форменная фуражка, я с разбегу кинулся в море. Оказавшись на достаточной глубине, лег на спину и неожиданно почувствовал себя почти невесомым: море так хорошо поддерживало меня, что я забеспокоился -- утонуть будет, пожалуй, действительно не просто...
Я попробовал поплавать и с удивлением убедился, что, несмотря на силу, с какой поддерживала тело странная, хочется сказать -- густая вода, плавать было очень трудно. Каждое движение требовало усилий, будто руки и ноги ударяли не по жидкости, а по чему-то твердому, напоминающему доску. А резкий шлепок даже вызывал боль.
