Иштван Фекете - Лисенок Вук
Ветер дул со стороны дома, и Вук безошибочно чуял, какая собака где лежит. Обойдя вокруг забора, он нашел несколько щелей, через которые ничего не стоило пролезть. Но он не торопился. Лазейки были незнакомые, и за забором мог стоять капкан, хотя холодный запах железа нигде не чувствовался.
Немного погодя он отчетливо услышал сопение собак, и когда раздался первый крик петуха, Вук прошмыгнул через щель, что была дальше всего от дома.
В саду он на минутку остановился. В рассветном сумраке все казалось таинственно огромным, но как на первой охоте когда-то его влекло к Таш, так и теперь влекло к опасности.
Он пополз вдоль забора. В конюшне пофыркивало несколько лошадей, и в свинарнике храпела свинья Чав. Ей снилось, будто человек кормит ее из любви к ней.
Птичник был заперт на замок, и окно забрано решеткой. На тутовом дереве довольно высоко спали цесарки. Лисенок внимательно осмотрел двор и еще больше возненавидел егеря.
"Все у него есть, - думал он, - почему ж он преследует нас?"
Вук был еще молод, он, конечно, не знал и не мог знать, что у человека первобытный инстинкт охоты такой же древний, как у лисы.
Тут что-то белое зашевелилось возле хлева. Вук приник к земле, белое пятно приближалось. Даже с закрытыми глазами он понял уже, что к нему идет Мяу. И подумал: поймать, что ли, ее? Но не поднимет ли кошка шума? Хотя она безусловно боится лисы, но опасность порой придает ей смелости, и когти у нее тогда такие же быстрые, как танцующий в солнечном луче жук Жу с блестящей спинкой.
Лисенку повезло. Ангорская кошка Мяу, любимица егеря, мягкая, как мох, даже мяукнуть не успела, когда Вук схватил ее.
После того, как Мяу бездыханная вытянулась на земле, он повертел головой, но не уловил никаких подозрительных шорохов. Возле дома сопели сытые собаки. Лисенок презирал этих слуг, которые вместе со свободой лишились и слуха и нюха.
Прихватив Мяу он пошел прочь. Прежде чем юркнуть в щель, остановился и, опустив кошку на землю, прислушался, - ведь за оградой его могла подстерегать опасность. Но на Вука веяло легким ветерком и молчанием, которые ясно говорили, что все в порядке.
- Дурачье, - пробормотал он, торжествующе оглядываясь, - я прихожу сюда, когда хочу!
Он собирался уже уйти, как вдруг в углу сада сверкнули два зеленых огонька, пара внимательных неподвижных глаз.
Вук вздрогнул и почти слился с землей. В углу за решеткой горели яркие лисьи глаза. Он не знал, что делать. Медлить было нельзя, но он не мог пошевельнуться, пригвожденный к месту этим горящим взглядом.
Вук хорошо разглядел железную решетку и сразу понял, что на него смотрит лиса-пленница, запертая человеком в клетку, а когда наступят холода, Гладкокожий убьет ее и вырядится в лисью шкуру.
Лисенок содрогнулся от ужаса, но потом стиснул зубы, и ненависть победила в нем страх.
Он пошел к клетке. Его остановило на минуту холодное железо, но в глазах пленницы светилась мольба, и нос ее был прижат к решетке.
Две лисы потерлись носами. Затем почти одновременно сели. Взаимное недоверие исчезло, и они почувствовали родство крови.
- Ты такой же, как я, - начала пленница. - И как хорошо, что ты пришел сюда. Мне хочется сейчас погулять с тобой, но никак нельзя. Побудь, пожалуйста, со мной.
- Я не могу, ведь Гладкокожий и Вахур убьют меня, - сказал дрожа Вук. - Я свободный лис. Наверно, ты уже слышала обо мне?
- Нет, не слышала, - грустно покачав головой ответила она. - Мне не с кем здесь разговаривать. Из моего народа никто сюда не приходит. Ты первый, кого я вижу, и я огорчусь, если ты уйдешь.
- Как ты попала в клетку? - спросил Вук.
- Не знаю, - прошептала лисичка, - не помню уже. Поднялся страшный шум, и на меня обрушилась крыша родного дома. Это было на берегу озера, где живет Таш... С тех пор я здесь.
Вук подпрыгнул, и шерсть у него на спине взъерошилась.
- Кто твоя мать? - жадно спросил он.
Лисичка задумалась.
- Так давно зто было. Только во сне иногда я кое-что припоминаю. Часто мне снится мама. Погоди, может быть, ты слышал о ней. Я дочка Инь, и здесь меня зовут Панна.
В голове Вука вихрем закружились воспоминания. Теплый сумрак старой норы словно обступил его, и он вспомнил Инь, которая всегда ему первому давала кусок мяса.
Вук с трудом владел собой. Он встал и, опершись лапами о железные прутья и засунув нос в щель решетки, прошептал:
- Посмотри на меня хорошенько, Инь, потому что так тебя зовут, и знай, я тоже родился там, на берегу озера. И моей матерью была Инь. Я твой брат, Вук.
Свернувшись клубком у решетки, лисичка лишь скулила. Близость свободы опалила Инь, и Вук спутал ее мысли.
- А теперь ты уйдешь? Вук, братик, не бросай меня здесь! И раньше я иногда тосковала, но не знала сама почему, а теперь, после того как я увидела тебя и ты уйдешь, я погибну.
Обежав вокруг клетки, Вук убедился, что освободить сестренку дело нелегкое.
Подойдя к Инь, он сказал:
- Жди и думай обо мне. Я поговорю с Карак, она все знает, и мы придем за тобой. - И он снова сунул между прутьями нос. - Только не говори никому, что я приходил сюда. Поняла?
Глаза Инь с тоской впились в Вука, который еще раз оглянулся у забора, потом, схватив Мяу, проскользнул через щель. Он несся стремглав по лесу, сгорая от нетерпения сообщить поскорей Карак великую весть.
Старая лисица была уже дома и встретила Вука ворчанием:
- Что с тобой? Ты бежишь, как неуклюжая Му, и оставляешь следы, чтобы Гладкокожий узнал, где мы живем.
Едва слушая Карак, Вук бросил на землю кошку.
- Я нашел Инь!
- Твою мать? - Старая лиса посмотрела на него удивленно.
- Нет, ее же убил Гладкокожий. Я нашел свою сестренку Инь. Она у человека, который ходит с молниебойной палкой. Жива, но не может уйти. Я принес оттуда Мяу и пообещал Инь, что мы придем за ней. - И он рассказал, как нашел лисичку, едва помнящую о доме на берегу озера.
- Мы пропадем, - почесываясь сказала Карак. - Будет чудом, если мы не пропадем. Там все полно опасности. Хорошо бы устроить подкоп под клетку Инь. Но услышат Вахуры, и тогда нам конец. Я потом обдумаю все, а теперь давай спать, ведь скоро рассветет.
Обе лисы лежали, свернувшись клубком, но ни та, ни другая не спали, думая, как освободить Инь.
Ясная погода сменилась пасмурной, а позже и дождь пошел. Вук и Карак тщетно прятались под густой листвой бузины. Там под них тоже подтекала вода, и они дрожали от холода.
Не скоро выглянуло солнце. В его ярких горячих лучах лениво сохла пшеница, и, растянувшись на земле, обсыхали лисы. Они расположились на небольшой прогалине, где не взошел посев, и заснули на солнышке.
В нагревшемся воздухе затанцевал народ Жу, и тут же появились ласточки, поедавшие жужжащих жуков и мух.
Заметив с небольшой высоты спящих лис, одна из ласточек испуганно закричала.
- Они здесь, они здесь! - вопила она, а когда лисы проснулись, уже целая стайка вилась над ними, пугая друг друга громкими криками.
- В логово! - шепнула Карак, и они с Вуком быстро поползли под покров бузины. - За это я ненавижу Чи, - прибавила она. - Никакой дьявол ее не трогает, а она все-таки ябедничает. Не шевелись, может, они улетят.
Но ласточки продолжали шуметь.
- Здесь они! Здесь они! - кричали птицы, спускаясь ниже, чтобы разглядеть лис в густой зелени бузины.
Сидя на иве возле ручья, серая ворона Кар посматривала, где бы ей что-нибудь украсть, как вдруг услышала предательский крик ласточек.
- Погляжу, на кого разоряется Чи. Верно, это какой-нибудь четвероногий вор, из тех, что все у нас пожирают. Постой же! - И она полетела к бузине, злобно, негодующе каркая, хотя всем известно, что Кар самая главная воровка и разбойница во всей округе.
Услышав воронье карканье, Карак вознегодовала:
- Только этого не хватало! К нам летит Кар. Если она нас увидит, завтра же на нас ополчатся люди. Сожмись в комок!
Ворона уже парила в небе над ласточками.
- Кар-кар! Что, что вы видите?
- Чиви-чиви! - кричали ласточки. - Здесь они были!
- Не визжите, - спустилась пониже Кар. - Я вас не понимаю.
Ворона притворялась, будто вообще-то понимает ласточкин язык, хотя лесной народ, известное дело, понимает лишь своих сородичей.
Как только Кар стала снижаться, ласточки увернулись от нее, - ведь у вороны сильные когти, большой клюв и питается она мясом.
Вдруг ласточки разлетелись в разные стороны, снова пронзительно вопя, но уже другими голосами, полными страха и ужаса, так как над ними просвистели темные крылья чеглока Корр.
Чеглок не знал, кого из них схватить, и этой минуты сомнения оказалось достаточно, чтобы ласточки спаслись бегством.
- Разбойник... разбойник! - чивикали они ему вслед, зная, что он уже не догонит их.
Корр был вне себя от ярости. Его раздражали также вопли вороны, которая с карканьем продолжала искать врага, не замечая чеглока.
