Вадим Коростылев - Король Пиф-Паф или Про Ивана не великана
Подумав секунду, Чудовище спросил:
- А... собственно, что я должен сделать, чтобы ты смилостивился?
Иван тоже подумал и заявил:
- Стань человеком!
- Но я не могу! - всплеснул руками Чудовище. - Я ведь уже был человеком.
Разве ты не знаешь, что все мы, чудовища, были когда-то людьми? И я тоже. Но вдруг меня обуяла невероятная жажда и я стал отовсюду тянуть соки. Наконец моя жажда стала такой огромной и такой всесильной, что я начал тянуть соки из самой земли.
Вот как я превратился в Чудовище. И посмотри, сколько у меня сотрапезников? Даже если бы я и хотел, они мне просто не дадут опять стать человеком: им-то, бедным, куда потом деваться?
- Ладно! - прервал его Иван. - Тогда давай - кто кого.
- Постой! - вдруг вскочил Чудовище. - Мне на ум пришла чудовищная мысль:
зачем мне становиться человеком? Стань лучше ты Чудовищем! Это ведь не так трудно.
- Не слушай его, Вань! - испугалась Дунька-Репка.
- Ага! - всё больше распалялся Чудовище. - Ты знаешь, что в характере людей превращаться в чудовищ. Слушай, Ваня... Это неправда, что все мы страшилища!
Посмотри на меня. Ну?.. Твоё лицо останется твоим лицом, никто ничего сразу и не заметит. Только один раз заставь себя равнодушно посмотреть на чужую беду, только один раз равнодушно пройди мимо человеческих слез, только один раз...
- Замолчи! - бросилась на него Дунька-Репка.
- Нет, нет, слушай, Ваня! - не обращая на неё внимания, продолжал говорить Чудовище. - Только однажды случайно раздави птенца, выпавшего из гнезда, и не обрати на это внимания - а дальше всё придёт само собой: ты станешь Равнодушным!
Я буду тянуть отовсюду соки, а ты не будешь этого замечать. А?.. Ты станешь ещё чудовищнее, чем я, но я согласен: вдвоём мы будем всемогущи. Ага! Ты побледнел, в глазах твоих сверкнули огоньки тщеславия - о, как мне это знакомо!
Тщеславие и жажда всего - вот начало чудовищного в людях! Соглашайся, и нам не надо будет сейчас сражаться. Ведь кто-то из нас погибнет. А вдруг это будешь ты?
Чудовище торжествовал. Победа была рядом. Дунька-Репка метнулась к Душам деревьев, появившимся в логове и, схватив за руку Душу Берёзы, подтащила её к Ивану:
Взгляни-ка, Ваня: девица Берёза!
Весёлая, поди, была. Весною,
Как будто бы в зажатых кулачках,
В набухших почках листики таила
И разжимала кулачки навстречу
Дождям весенним, птичьим пересвистам...
Иван отстранил Дуньку-Репку и сделал шаг к Чудовищу:
- Только один раз заставить себя равнодушно посмотреть на чужую беду?
- Только один раз, Ваня, - подтвердил Чудовище.
Дунька-Репка схватила Ивана за плечи и попробовала повернуть к Берёзе:
Ни сока не осталось в ней, ни силы,
Ни радости, ни сладости девичьей...
А ей земля нужна, всего местечко,
Чтоб листья развернула, как ладошки,
И с них росой весёлых птиц поила...
Иван снова отстранил Дуньку-Репку и сделал ещё один шаг к Чудовищу:
- Только один раз пройти равнодушно мимо человеческих слез?
- Только один, - ещё не веря в удачу, подтвердил Чудовище.
Дунька-Репка вцепилась в Ивана:
Ты можешь всё вернуть ей, всё на свете,
Чтоб листья развернула, как ладошки...
Не слушая её, Иван сделал ещё один шаг к Чудовищу:
- Только однажды случайно раздавить выпавшего из гнезда птенца и не обратить на это внимания?
- Только один, - согласился Чудовище.
Иван закрыл лицо руками, его меч упал к ногам Чудовища. Тот наступил на меч и выжидательно посмотрел на Ивана.
- Ваня!.. - закричала в отчаяньи Дунька-Репка.
Царь Горох тоже бросился было к Ивану, но его схватили Часы Золотые Усы.
Плечи Ивана начали сотрясаться. Дунька осторожно отвела руки от лица и всем стало видно, что Иван беззвучно хохочет.
- Да разве такого мечом возьмёшь? Его разруби пополам - обе половинки в разные стороны разбегуться, заместо одного - два чудовища станет. Ему другой меч нужен!
- крикнул Иван и, схватившись за высохшие стволы деревьев, стал раздвигать их.
На поляну упал солнечный лучик.
- Эй, эй, прекрати сейчас же! - забеспокоился Чудовище.
- Что, света боишься? - обрадовался Иван. - Конечно, при твоих делах только и прятаться по тёмным углам.
Схватив меч, Чудовище кинулся на безоружного Ивана. Но, опередив его, Души деревьев и Дунька-Репка тоже вцепилась в стволы, помогая Ивану.
И не успел Чудовище занести меч, как из-за раздвинутых веток вырвался луч солнца и ударил в глаза Чудовищу.
Взвыв и схватившись за глаза, Чудовище отскочил. Покатился выпавший из его рук меч.
- Сейчас же перестань! Это нечестно! - завопил он.
- Ишь чего! Нечестно! - расхохотался Иван и ещё шире раздвинул ветви. Да я тебе тёмного места не оставлю! Что, колет свет?
- Я лишь в ладоши хлопну - погибнет всё! - вопил Чудовище, пытаясь увернуться от солнечных лучей.
- Неправда! - смеялся Иван. - Слышишь гул? Гудят в деревьях соки! Слушай...
- Лопну сейчас от злости! Лопну! Караул!.. - схватился за грудь Чудовище.
Воздух стал наполняться гулом, словно пошли в наступление талые воды.
Развернулись на солнце листья деревьев, засверкали прежней зеленью. А Чудовище стал раздуваться.
И вдруг...
Словно лопнул мяч: одежда Чудовища осела. В груде тряпья только поблёскивали большие тёмные очки. Попятились, расползаясь в разные стороны, чертополохи, мухоморы, ощипанная Злючка-Колючка.
Только испуганный шепоток вился над ними:
- От мощи всей его остались мощи!
- Он лопнул! Здесь! При всех!
- Позор! Скандал!
- Раздулся и погиб!.. Душа Дуба ткнула палкой в останки Чудовища:
- А я бы проще сказала про эту пакость: дуба дал!
- Ну, Дуня, пошли, - взял её за руку Иван.
- Ты куда? - насторожился царь Горох.
- Да вот, надо ещё полцарства получить, - почесал в голове Иван.
- Избу поставим, огород разведём, репок посадим... - подхватила Дунька-Репка.
- Да ведь далеко ходить не надо! - кивнул на сидящего в сторонке подле Нянюшки-мамки Пиф-Пафа царь Горох и спросил хитровато Ивана: - А со всем царством управился бы?
- Со всем? - задумался Иван. Часы Золотые Усы подошли к Пиф-Пафу и тронули его за плечо.
- Где-то бегали, а теперь явились, - обиженно захныкал Пиф-Паф. Интересно, зачем пожаловали?
- Бить, - спокойно ответили Часы.
- Только не гирей! - мгновенно съёжился царь-прецарь.
- Очень надо пачкать свою гирю! - обиделись в свою очередь Часы. - Мы пробьём последний час твоему царствованию.
- Назад! - вскочил Пиф-Паф.
- Время не может повернуть назад, - философски заметили Часы и стали бить.
При первом ударе Нянюшка-мамка сняла с головы Пиф-Пафа корону. На втором - протянула её Ивану. При третьем - надела корону Ивану на голову и поклонилась.
- При дворе-то хоть оставишь? - захныкал бывший король-прекороль.
- А чего не оставить? - ухмыльнулся Иван. - Двор у нас теперь большой, работы хватит. При самом дворе и будешь, придворником, значит.
Он подмигнул Нянюшке-мамке и Пиф-Паф тут же оказался в дворницком фартуке с огромной метлой в руке.
Дунька-Репка по-хозяйски оглядела Пиф-Пафа, поправила на нём фартук:
- И чтоб чисто было в царстве-королевстве!
- Эта штука - царство! - задумчиво сказал Иван, сняв корону и внимательно её разглядывая. - Да как же управлять-то им?
- А как печь хлеба печёт, - подсказал царь Горох.
- Это как же? - не понял Иван.
- А очень просто: для самой печи не нужен ни полдник, ни ужин. Так зачем же хлеб ей печь? - ответил вопросом на вопрос Горох: - О других печётся печь!
- Голова на плечах сидит, руки есть, ноги ходят. Управимся, Ваня! обняла его Дунька-Репка.
Тут весело стали бить часы, царь Горох поднёс к губам рожок, Дунька-Репка вошла в круг.
Человеку голова, голова,
не затем, чтоб выговаривать слова,
а затем, чтоб, значит, мысли в голове,
ну, хотя бы-то одна, а лучше - две!
Человеку две руки, две руки,
чтобы, значит, дело каждое с руки,
чтобы слабых, коли надо, защищать,
и ни-ни, чтобы тащить и не пущать!
- Дуня! - с укором воскликнул царь Горох.
Но Дунька цокала и цокала каблучками вокруг Ивана:
Человеку две ноги, две ноги, чтобы мчаться, коли крикнут "помоги"!
Чтобы по сердцу дорожку выбирать.
И ни-ни, чтобы от дела удирать!
Она схватила за шиворот попытавшегося улизнуть Пиф-Пафа, в последний раз цокнула каблучками и объявила:
- Всё!
Опустела глухая поляна в самой чаще леса. Иван с Дунькой, Нянюшкой-мамкой, Пиф-Пафом и Часами отправились во дворец налаживать хозяйство. Души деревьев вернулись в родные места, а довольный царь Горох отряхнул кафтан из листьев и трав, расправил гороховые усы, уселся на знакомый пень и, наигрывая на рожке, тихонько пропел:
Это было где-то, когда-то,
Не припомню места и даты,
Но скажу: "Когда-то" и "Где-то"
Приключилось именно это!
