Шамиль Ракипов - Откуда ты, Жан?
Ваня сразу повеселел. Улыбаясь, как человек, увидевший друга, с которым не встречался больше года, шагнул он к Харису и тронул его за рукав.
— Ты? — спросил он, показав глазами за тополь.
Харис кивнул.
— А если бы в твоей руке рвануло?
— Руки не жаль, — усмехнулся друг, смущённо пожав плечами. — Я боялся, чтобы тебе глаза не вышибло.
— Спасибо…
До книг и тетрадей никто не дотронулся. Мяч тоже лежал в стороне. Мальчишки заговорили о сабантуе.
— Харис, давай поборемся, — предложил Ваня. — По-татарски!
— Пожалуйста…
— Но ты же боишься щекотки, — заметил Гумер.
Несколько дней назад Ваня попросил Хариса научить его татарской борьбе. Мальчишки стояла тут же, наблюдали. Только Харис схватит друга за поясницу, тот прыгает, как молодой жеребёнок. Хохочет и машет руками: «Нет, не могу! Щекотно…»
А сейчас Ваня вдруг твёрдо заявил:
— Не боюсь.
Глаза Нигмата сузились:
— Да, да. Пусть борются, пусть. И если победит Харис…
— Там видно будет. А пока, Нигмат, придётся подчиняться Ване, — вставил Андрейка.
— Но его приказа ещё не было.
— Будет.
Ваня пришёл в себя:
— Ну что ж, — сказал он. — Первый приказ такой: бросить папиросы! Никто ещё не видел пользы от курения. А вред — на каждом шагу.
Харис и Ваня бросили свои папиросы на землю и растоптали ногами. Но мальчишки бросать и не подумали. Сразу видно: приказ командира им не понравился.
— Как же так? — усмехнулся Яшка. — Солдатам табак выдаётся каждый месяц. Если бы вред был, не выдавали бы!
— Значит, им положено.
— Приказ не обсуждают, а выполняют, — вмешался Харис.
— Даже когда он неправильный?
— Как, ребята? — спросил Андрейка. — Признаём такого командира?
— Не признаём! Нет!
— Не признаёте? — сказал им Ваня. — Хорошо. Харис, пошли отсюда. — И оба направились к воротам.
— Два «макарона» испортили! — сокрушался Нигмат. — Как это можно раздавить целые папиросы?
— Понял! Я понял их секрет! — вскочил вдруг Гумер.
Андрейка встревожился:
— Какой секрет?
— Вот что ребята: Ваня и Харис хотят бороться на сабантуе, чтобы взять первенство! Силу набирают. Потому и бросили папиросы. Берегут здоровье. И знаете, куда пошли? На тренировку!
Гумер швырнул папиросу на землю. За ним последовали другие.
— Айда! И мы на тренировку!
Не прошло и полчаса, как дровяник запылал ярким пламенем. Собрался народ. Приехали пожарники в медных касках, с топорами, с лестницами. Огню разгореться не дали. Но сарай был разобран.
Многие из куривших ребят исчезли, будто в воду канули. Пришёл участковый и, расспросив, что случилось, повёл Ваню и Хариса в отделение милиции. Напуганная Ирина Лукинична, проклиная «увязавшегося на её горе за разбойниками» Ваню, заплакала.
— Вот и кара божья, — вспомнила она слова тётки Глафиры.
В этом предположении её поддержали и другие женщины. Пошли разговоры, пересуды…
— В этих местах черти завелись!
— До закрытия церкви такого не было!
— Надо просить, чтобы открыли её!
Ваню и Хариса, допросив, отпустили домой. Ирина Лукинична встретила сына упрёками. Взять кочергу или скалку — рука не поднялась. Зато, будто маленького, поставила его в угол. Ваня примирился, не стал ей возражать. Мать, уверенная, что этот проказник долго стоять в углу не будет, вернувшись домой с базара, несказанно удивилась. Ваня как стоял в углу, так и стоит. Но только… на руках.
— Что же ты со мной делаешь, мучитель! — крикнула Ирина Лукинична. — Что ещё за фокус придумал?
— Не фокус, а тренировка…
— Встань сейчас же! А то лёгкие опустятся, негодник.
— Не опустятся. Для того и тренируемся, чтобы не опускались.
— Опять этот Харис придумал?
— Нет, сам. Он об этом ещё не знает. Красным командиром стать не легко — надо ко всему привыкнуть.
— Но к тому, чтобы не есть — не пить, себя не приучишь. А на базаре вон какая дороговизна…
— Потерпи немного, мама, — серьёзно сказал Ваня. — Вот скоро стану водителем трамвая. Деньги начну зарабатывать. Картошек накупишь, сколько надо. И мяса.
— Беда мне с тобой, сынок. Тебя не поймёшь: то красный командир, то водитель трамвая… За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
— А вот увидишь…
Вечером вдвоём с Харисом они сходили в городскую детскую библиотеку, взяли там книгу о физических упражнениях и отправились на Казанку.
«Ты продал нас!»
Ну почему так случается: только раз не заладится дело, и пойдёт беда за бедой.
Расшивая плоты на Волге, Николай поскользнулся на мокрых брёвнах и упал в холодную воду. Теперь он сильно кашляет, изо дня в день худеет. Но сам не поддаётся — продолжает работать. Врачи предупредили: у парня простужены лёгкие, надо лечиться.
Это вовсе доконало Ирину Лукиничну. Она всё молится и молится. В доме, как после покойника. Вдобавок и Ваня стал учиться хуже — не ладится у него с учительницей. Полина Петровна придирается по всякому поводу.
На прошлой неделе, после того, как на уроке истории произошло «ЧП», девочки во главе с Тамарой побывали у Николая Филипповича в больнице. Учитель расспросил про их житьё-бытьё и разузнал о случившемся в классе. После он, оказывается, написал письмо директору. Тот немедленно пригласил к себе учеников, потом — учительницу.
Разговор директора с Полиной Петровной, видимо, был не совсем приятным: она ходила теперь чернее тучи, обвиняя во всём Ваню и Хариса.
Сегодня урок географии. Учительница, посмотрев на того и другого, сурово нахмурила брови. «Быть грозе», — решил Ваня. Харис, тот не показывает вида. Но Ваня… Не умеет он быть на уроке таким же спокойным, как Харис. Того ведь учит отец. Они с отцом дружат. Если Харис что-нибудь не может решить сам, рассказывает отцу, всегда с ним советуется. И тот помогает. А Ване помочь некому. В последнее время он даже в учебник заглядывает редко. Вот и сегодня пришёл на урок почти неподготовленным.
— Кабушкин!
Ваня вскочил так стремительно, что зацепившаяся за крышку парты рубаха не выдержала — с треском порвалась. Ученики засмеялись. «Не к добру это! — подумал он. — Только бы не спросила». Полина Петровна пристально посмотрела на Ваню, будто видела его в первый раз, и махнула рукой:
— Садись. Приведи себя в порядок.
Он сел.
— Вафин! — вызвала учительница.
Гумер, как только назвали его фамилию, встал и, ответив: «Я», тут же сел на место.
— Вафин! — повторила учительница.
Гумер снова поднялся.
— Расскажи-ка про гейзеры.
Гумер, поморгав глазами, переспросил растерянно:
— Про гейзеры?
— Да, да! — повторила учительница, повысив голос. — Что такое гейзер? Не знаешь?
— Гейзер… Гейзер… Как же… Знаю: это водопад наоборот. Когда вода летит не вниз, а кверху.
— Садись. Двойка!
Все притихли: кому черёд? Подняться перед рассерженной учительницей и говорить про гейзеры не каждому хотелось. Вот она сверлит учеников глазами. Не выдержав её взгляда, Ваня склонил голову: «Только бы не меня…»
— Кабушкин! — вызвала Полина Петровна. — Рассказывай.
Он поднялся и, вспомнив прочитанное, ответил на её вопрос.
— Мало, — сказала учительница и начала задавать ему другие вопросы.
Обычно память не подводила Ваню. А сегодня что-то случилось: он перепутал озёра Байкал с Балхашем и не ответил, какие там рыбы водятся. Даже вспотел — жарко стало.
— Садись, Кабушкин, — вздохнула учительница. — Плохо знаешь. Учил бы хоть немного… Байкал — пресноводное, самое глубокое в мире озеро. А в Балхаше вода пресная только в западной части. Поэтому и рыба разная.
Остального Ваня уже не слышал. «Эх, Николай Филиппович! — пожалел он. — Скорей бы выходил из больницы». От кого же ещё ждать помощи?.. Такой человек и лежит, в больнице! Говорят, он и там продолжает научную работу: пишет книгу об истории Казани. В школе организовал кружок по изучению местного края. И даже написали Горькому!
В тот хорошо запомнившийся день учитель пришёл на занятие кружка в новом костюме. На белоснежной рубашке чёрный галстук-бабочка. Положил на стол какие-то бумаги, сказал торжественно:
— Сегодня будем писать письмо Алексею Максимовичу Горькому. В Италию.
В классе притихли. Письмо Горькому! Но что же напишут они, ученики, такому писателю? Какие слова найдут?
— Это письмо не должно быть обычным письмом привета, — продолжал Николай Филиппович. — Давайте попросим, чтобы Горький написал нам о своей жизни в Казани. Когда, на какой улице, в каком доме и сколько времени жил он — обо всём расспросим. Короче, напишите всё, что хотели бы узнать. Каждый пишет сам…
Ваня долго сидел над бумагой, пока не вывел: «Дорогой Алексей Максимович! Вам ученики нашего кружка по изучению родного края шлют из города Казани пламенный привет, желают скорейшего выздоровления и творческих успехов…» Но дальше, как говорится, лодка не пошла — уткнулась в берег. Ваня ещё мало знал о Горьком. Чувствуя себя неловко, поглядывал по сторонам. И у Тамары, сидевшей рядом, письмо, видать, не подвигалось. А вот Харис написал уже полстраницы. Он спрашивал про сад Фукса, про Фёдоровский холм, про какие-то монастыри. Зачем они Харису — Ваня так и не понял.
