Братья Бондаренко - Сказки Гореловской рощи
— Иди, принимай.
Залезла жена в дупло. Посидела в нем немного, вылезла.
— Не пойдет, — говорит.
И объяснила почему:
— Больно ты сосну смолистую выбрал. Чувствуешь, как скипидаром пахнет? И сами будем угорать, и у детей головы будут чумные. Долби еще.
— Еще так еще, — сказал Дятел и перелетел на березу. В березе стал себе домик выдалбливать, а дупло, что он на сосне оставил, Вертишейка заняла. Опробовала, как сидится в нем, сказала:
Отличный домик. Спасибо Дятлу. И села первое яичко нести. Вертишейка сидит, яичко несет, а Дятел на березе дупло себе новое долбит. Долбил, долбил — выдолбил. Зовет жену:
— Иди, принимай.
Залезла жена в дупло. Посидела в нем немного, вылезла.
— Не пойдет, — говорит.
И объяснила почему:
— На север окошко сделал. Солнышко редко заглядывать будет. А жизнь без солнышка, — какая жизнь? Другое долби.
— Другое так другое, — сказал Дятел и перелетел на липу, ее долбить начал. Долбил, долбил — выдолбил. Осмотрела жена, покачала головой:
— Не пойдет.
И опять Дятел за дело принялся. Перелетает от дерева к дереву, долбит, а жена знай головой качает — не пойдет. Зато другие птицы селятся в Дятловых дуплах, спасибо говорят ему. Вконец измотался Дятел. Десятое дупло выдолбил, позвал жену:
— Иди, принимай, — а сам уж чуть дышит, так устал.
Осмотрела жена новое дупло. Не больно оно подходящее: и узкое, и неглубокое, и света мало. Да смотрит: притомился Дятел. Сказала:
— Это подойдет, — и села яички нести.
Дупло было хуже тех, что выдолбил Дятел раньше, но это не печалило его жену. Главное, она могла говорить теперь подругам:
— Мой муж для меня девять дупел выдолбил, и ни в одном из них я не согласилась жить. Десятое долбить заставила. Если бы и это не понравилось, еще бы долбил»
И Дятел соглашается, кивает большой головой:
— Долбил бы.
И смотрит на жену, думает: «Эх, да я для тебя, скажи только, самый крепкий дуб в щепки расщепаю. Скажи только».
Вышептывал медвежонок самому себе сказку свою под березой и жалел, что не успел придумать сказку про Голубя. Вышел бы сейчас на макушку кургана, рассказал бы и унес пирог.
А медведь Спиридон спрашивал с кургана:
— Так кто же хочет попытать счастья?
Все молчали. Медведь Иван потянул было лапу, но тут же опустил ее. Федотка толкнул Вертихвоста:
— Иди, Вертихвост, пора.
И Вертихвост поднялся:
— Дозвольте мне.
— Иди, Вертихвост, рассказывай, — разрешил медведь Спиридон.
Вертихвост легко взбежал на макушку кургана. При свете луны он был особенно красив, а Федотка вертелся, говорил всем:
— Слушайте, слушайте, Вертихвост говорить будет.
И добавил с гордостью:
— Он у нас самый лучший пес во всей деревне.
— Помолчи, Федотка, — одернул его Вертихвост и заговорил: — Расскажу я вам сейчас о нашем поле, как его однажды грачата из вашей рощи делили.
«Прилетели два грачонка на колхозное поле червей клевать. Как раз в это время трактор пахал. Пристроились за ним грачата, идут по свежей борозде, клюют. Но вот один из них, с белым пятнышком на лбу, и говорит:
— Э, так дело не пойдет. Ты вон уже куда утопал. Я за тобой не поспеваю. Ты больше меня клюешь. Давай делиться.
Если ты считаешь, что так будет лучше, давай, — согласился его товарищ и тут же начал шагами край поля вымеривать. — Раз, два, три... Это будет твоя делянка. А это — раз, два, три — моя.
— Ишь ты какой хитрый, — сказал грачонок с белым пятнышком. — Обмануть меня хочешь. Я смотрел за тобой. Ты мне маленькими шажками мерил, а себе большими.
— Отмеряй тогда сам.
— И отмерю, — сказал грачонок с пятнышком и давай мерить. — Раз, два, три — на этой делянке ты ешь, а на этой я буду — ра-аз, два-а.. Погоди-ка, погоди, — остановил его грачонок без пятнышка. — Что же это ты? Если мне, так по совести шагал, а если себе — прыгать начал? У меня глаз острый, я все вижу.
И грачата поссорились. Отхлопали друг друга крыльями.
Сидят, тяжело дышат. Один из них, тот, что с белым пятнышком на лбу, и говорит:
Раз мы не можем с тобой поделиться, давай так сделаем: сегодня ты будешь хозяином всего поля, а завтра — я. Сегодня я буду твоим гостем, а завтра — ты моим.
— Давай, — согласился было грачонок без пятнышка на лбу, но тут же спохватился: — Ну до чего же ты хитрый, а! К завтрашнему дню пашни в три раза больше станет, чем сейчас: трактор-то вон пашет, и, значит, твое поле будет в три раза больше моего. Так не пойдет.
И грачата опять поссорились. Нахлопали еще раз друг друга крыльями. Сидят, охают. Отдышались немного, один из них, тот, что без пятнышка, и говорит:
— Послушай, пусть это поле будет не нашим, а того самого тракториста, который сейчас пашет его, а мы у него пусть будем в гостях. И сегодня. И завтра. До тех пор, пока он пахать будет. На это я согласен, — сказал грачонок с белым пятнышком на лбу.
Тут же пристроились грачата позади трактора. Шли по свежей пахучей борозде. Выклевывали из теплой пашни червяков и говорили один другому:
— Хорошо быть гостем.
И угощали один другого:
— Ешь досыта. У тракториста вон поле большое какое, нам обоим хватит.
Закончил Вертихвост рассказывать свою сказку и стоит улыбается, смотрит на медведицу Авдотью, что скажет она. А медведица на него смотрит и ничего не говорит. Ей и так интересно глядеть на Вертихвоста. Она привыкла видеть его, когда он лает, а тут стоит Вертихвост на кургане и разговаривает спокойно, не рычит. Это же так интересно. И совсем не важно, что он говорит, главное — не лает.
Вертихвост стоит на кургане весь в лунном свете, а над головой у него горят звезды. Федотка подталкивал соседей, повизгивал:
— Слушайте, слушайте! Это же Вертихвост говорит, он у нас самый лучший пес во всей деревне.
— Помолчи, Федотка, — одернул его Вертихвост и дальше речь повел: — Вот тут Еж Иглыч о плутах вашей рощи рассказывал. У нас в Марьевке тоже есть свои плуты. Об одном из них я сейчас и расскажу вам.
Вертихвост встал попрямее, плечи расправил, грудь вперед выставил, начал рассказывать:
«Повадился Волк на деревню ходить. Как придет, так обязательно козу или овцу к себе в рощу прихватит. И предложил тогда козел Яшка Барану:
— Давай, Бяша, Волка от нашей деревни отвадим. Соберемся ты да я, да остальных козлов да баранов кликнем. Встретим у околицы и выпустим из него Дух. А если он из нас с тобой выпустит?
— Ну что ж, может и такое случиться. Зато уж после этого никого беспокоить не будет: остальные то его додавят.
Подумал Баран. Отказался:
— Мой двор Волк стороной обходит, не трогает меня, зачем же я рисковать буду.
Долго уговаривал его козел, но Баран как отрубил:
— Не пойду и точка. Вот если бы Волк ко мне пришел.
И пришел Волк. Сгреб Барана, взвалил на спину, понес в рощу к себе. Попытался было крикнуть Баран, козла Яшку на помощь позвать — горло перехвачено. Попробовал вырваться — да разве Волк для того брал, чтобы отпустить.
Всю жизнь Баран пешком по степи ходил, а в последний свой путь верхом на Волке ехал и думал: «Зря с козлом не пошел, может, Волк в свалке и не меня вовсе прижал бы, цел был бы, а то вот еду теперь...»
Привез его Волк в рощу и отдал волчатам:
— Вот Барана вам на ужин принес, завтра постараюсь еще добыть. Бараны на селе пока не перевелись».
Закончил Вертихвост рассказывать сказку, стоит и улыбается, смотрит на медведицу Авдотью: что скажет теперь она. А медведица и теперь ничего не говорит. Смотрит на Вертихвоста большими глазами удивленными: не лает Вертихвост! Не рычит! Удивительно!
И другие глядели на Вертихвоста с любопытством. А Федотка вертелся на бревнышке, повизгивал, ушами длинными взматывал, поворачивался во все стороны, говорил:
— Слушайте, слушайте! Это же Вертихвост говорит. Давай, Вертихвост, говори дальше.
И Вертихвост заговорил. Встряхнулся, лапой за ухом поскреб и стал рассказывать свою третью сказку:
«Вы, конечно, знаете, что козел Яшка — самый почтенный козел у нас в деревне. Рога у Яшки высокие, лоб крепкий, и в больших черных глазах видна мудрость. Ходит Яшка важно, вперевалочку. Идет, бородой потряхивает, покашливает:
— Кха-кха!.Козлята возле Яшки так и табунятся. Он идет, и они идут. Грудь — вперед, головы — кверху, копытцами — топ, топ. Каждому хочется взрослым козлом выглядеть. Бородками козлята потряхивают, покашливают:
— Кхе-кхе..Поглядывают искоса, а так ли, как у Яшки, получается. Оглядывается на них Яшка, улыбается, детство свое вспоминает. Это ведь только теперь козел Яшка широкий да могучий, а было время — и он по селу безбородым козленком бегал. Правда, борода была, но какая — три волосинки. Не то что сейчас — во всю Яшкину грудь.
