Георгий Шилович - Черепаха без панциря
- Смотри, смотри, - неожиданно подтолкнул его к забору Венька.
Венька ничего не замечал. Он не обратил внимания на то, что настроение у друга изменилось.
Шурка неохотно заглянул в просвет между строгаными досками. По ту сторону ограды виднелся небольшой шалашик-голубятня. Птицы ворковали, не спеша водили свои хороводы.
- Видишь, видишь! - прилип к щели Венька. - Вон какой дутыш. А космач, космач, взгляни, какой красавец!
Венька восторженно наблюдал за птицами. Потом надумал поднять голубей. Подхватил с земли комок, чтобы запустить им в птиц, но Шурка решительно воспротивился:
- Не надо, - и показал глазами на овчарку, которая сидела на крыльце дома и зорко следила за каждым их движением. - Это тебе не дворняжка.
Он отошел от забора и плюнул сквозь зубы в щель. Но не попал, отвернулся и смущенно проговорил:
- Далековато.
- Стрелок из тебя, - усмехнулся Венька. - Смотри, как я сейчас вжарю!
Он размахнулся и с силой метнул камешком по голубятне.
- Видал, как надо!
За забором тотчас же послышался грозный лай овчарки. Собака разъяренно бросилась к забору, ощерив влажные зубы.
- Ну и цербер! С таким только на волков, правда? - сказал, повернувшись к Веньке, Шурка.
Но Венька уже не слышал его. Он улепетывал со всех ног подальше от грозящей опасности. Лишь в самом конце улочки возле железнодорожного переезда догнал его Шурка. Замедлил шаг и сказал:
- Послушай, Кривой Зуб, чего ты дрейфишь? Как тогда...
Венька промолчал. Знал, на что намекает Шурка - виновник клички.
Действительно, ни с кем в их классе такого не случалось: у всех молочные зубы менялись без особых недоразумений, своим чередом. А вот у Веньки один передний зуб ну никак не выпадал. Долго шатался, из-под него начал расти молодой, а он упрямо не хотел покидать родного гнезда. Иногда Венька, дурачась, подпирал этот зуб языком, и тогда он выступал за губу. Друзья смеялись:
- У тебя не зуб, а клык, как у дикого кабана. Вырви!
Это "вырви" очень страшило Веньку. Он удирал от друзей, во время переменок держался поближе к учительской.
И вот однажды к нему подошел Шурка и доверчиво зашептал:
- Вень, знаешь что, подвяжи-ка свой зуб.
- Зачем?
- Никто смеяться над тобой не будет, да и не потеряешь, если выпадет. И подал Веньке заранее подготовленную суровую нитку.
- А как его подвязать?
- За другой, здоровый, зуб. Давай помогу.
Венька доверчиво открыл рот. Высунул языком зуб. Шурка старательно обмотал его ниткой и вдруг резко рванул за конец. Венька сразу даже и не сообразил, что кривого зуба уже нет. А когда увидел его на конце нитки, дико завопил:
- Зуб!.. Мой зуб! Ай-яй!..
- Да ведь он же кривой. Погляди! - старался успокоить беднягу Шурка.
Но Венька струхнул не на шутку. Побелел, почувствовав на языке кровь, и долго не мог прийти в себя.
После того случая миновал не один год. Давно на месте щербины вырос новый зуб, но кличка Кривой Зуб так и осталась за Венькой...
Ребята неторопливо перебрались через насыпь железной дороги, спустились с пригорка. Прошли немного мощеной улицей, снова нырнули в переулок и вскоре очутились у дома, где жил Казик.
Это было довольно нескладное строение на низком кирпичном фундаменте, напоминавшем огромную пульмановскую платформу без колес. Квартир в нем было много, маленьких, неуютных, с подслеповатыми окнами. А над плоской крышей, покрытой побелевшей толью, победно тянулись вверх сплетения телевизионных антенн самых разных конструкций.
- Может, ты один зайдешь? - приостановился Шурка, хмуро поглядывая на знакомый дом.
- А ты?
- Подожду здесь.
Венька косо взглянул на Шурку, потоптался на месте, но ничего не сказал и пошел во двор.
Он уже свернул за угол, направляясь к крыльцу, как вдруг невольно остановился. Какие-то незнакомые люди ходили возле квартиры Казика, выбрасывали из сеней всякое старье.
"Уж не беда ли какая стряслась?" - встревожился Венька и бегом бросился к крыльцу. У ступенек в нерешительности остановился. Никто не обращал на него внимания. Венька оглянулся: "Вернуться, позвать Шурку?" Но в этот момент из дверей показалась тетя Броня - Шуркина мама - соседка Марченей.
Отступать было поздно.
- Теперь, кажется, все. Можно замыкать, - озабоченно говорила тетя Броня, обращаясь к невысокому мужчине, стоявшему на пороге с замком в руках.
Она вытащила на крыльцо самодельную скамеечку, которая раньше валялась в сенях Марченей, вздохнула и уселась на нее. И только теперь Шуркина мама увидела Веньку. Приветливо улыбнулась ему и сказала:
- А-а, Веня!.. Что ж ты опоздал? Казика уже нет. Переехал.
- Как переехал? - растерянно пробормотал Венька. - Куда?
Уж очень неожиданной для него была эта новость.
- А ты разве не знаешь?.. На новую квартиру. Слава богу, получили. Да и нам здесь недолго осталось прозябать. Дождались наконец: скоро начнут сносить и нашу лачугу.
- Как же так? - недоумевал Венька. - Переехал и ничего не сказал...
- А вот так! Подъехала машина, погрузили сразу все вещи и - фи-й-ють! Только их и видели. Теперь все быстро делается.
- А куда? - допытывался Венька.
- Точно сказать не могу, но говорили - в микрорайон, - охотно рассказывала тетя Броня. - Здесь, за железной дорогой. Где-то недалеко от вашей школы. А ты навестить забежал? - вдруг насторожилась она.
- Ага, - поспешно кивнул головой Венька.
Он никак не мог понять, почему Казик не предупредил вчера ни его, ни Шурку о своем переезде. Счел за лишнее? Или, может, тому иная причина была?
Шурка издали следил за Венькой и мамой, украдкой высовывая голову из-за угла. Вытягивал шею, прислушивался к голосам у крыльца, но ничего не слышал. Не знал, какая неожиданность ждала их тут.
Глава пятая
СЕДЬМОЕ НЕБО
Стоит ли говорить, каким необычайно радостным показалось Казику это субботнее утро, когда они переезжали на новую квартиру.
Он сидел в кабине шофера, рядом с мамой, и с интересом смотрел вокруг, слово впервые оказался на этих улицах.
Мощно работал мотор грузовика. Тянуло бензином и теплом. Мягко и пружинисто покачивалось сиденье. Иногда из кузова через зарешеченное окошечко заглядывал в кабину папа, весело махал рукой, подмигивал. Казик понимал его настроение.
"Прощай, Северный! Прощай, колонка!" - прощался он с переулком.
И на новой квартире их не покидало это чувство взволнованности. Никогда раньше не видел Казик своих родителей такими счастливыми. Папа сразу же сбросил пиджак, рубашку, раскатисто смеялся, не находя, куда их повесить. Мама распахнула все окна, дверь на балкон. А Казик вертелся возле водопроводных кранов. Крутил их на кухне, в ванне и смотрел, как шипя вырываются из кранов упругие струи пока еще грязной и ржавой воды. Они на глазах светлели, становились все чище и чище.
- Осторожней, сынок, не сверни, - предупреждала его мама.
Она с умилением осматривала газовую плиту, оконные шпингалеты, электрические розетки, осторожно дотрагивалась до свежепокрашенных стен, заглядывала в кладовую, стенные шкафы. Не придиралась, не сердилась, если обнаруживала какую-нибудь щербинку в полу или выбоинку в стене. Только тихо говорила:
- Ничего, мелочь. Главное - переехали.
- Переехали! - с радостью подхватывал Казик и прислушивался к своему голосу. Ему казалось, что голос его звучит здесь как-то по особенному красиво и звонко.
Лицо Казика лучилось, озорно блестели глаза, капельки веснушек звездочками сияли на носу. Шустрый, подвижной, он был как заведенный: вертелся и носился по комнатам, подпрыгивал, пытаясь достать до потолка. В который раз выбегал на балкон, чтобы посмотреть, что происходит внизу, как выглядят люди, автомашины, улица с высоты их последнего, седьмого, этажа. Он считал, что им неслыханно повезло.
- Ух, как здорово! - восторгался Казик. - Высотища какая! Под самые облака! Как хорошо, что никто над нами не живет! Все небо - наше!
Мать радовалась не меньше сына. Присев на диван, она медленно осмотрела весь свой нехитрый скарб, от которого в прежней квартире, казалось, и повернуться негде было, и вздохнула:
- Что ни говори, а мебель придется менять. Так что, отец, готовь деньги.
И действительно, на фоне матово-сизых стен, ослепительно-белых оконных рам и подоконников, зеркального пола их старая мебель выглядела убогой и бедной. Даже купленный недавно сервант не смотрелся, выпирал и лез в глаза. А про обтрепанные стулья и тяжеленный дубовый стол овальной старомодной формы с витыми выгнутыми ногами и вообще говорить не приходилось. Мама была права: сюда так и просилось все новое - свежее и чистое, светлое и красивое, как и сама квартира.
- Конечно, - согласился папа. - Но не все сразу. Приобретем и гарнитур, и холодильник, и торшер купим. И к "Амбассадору" твоему разные причиндалы... Правильно я говорю, Казик?
Папа остановился посреди комнаты, коренастый, сильный, с такой же симпатичной ямочкой на подбородке, как и у сына, и хитровато поглядывал на маму. Та в ответ улыбнулась:
![Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
