Галина Смирнова - Максимка, Толик и каляки-маляки
– Не хочу, посиди, – Павлик взял в ладони мамину руку, повернулся на бок и заснул.
– Дети, сейчас я спрошу, кто какой подарок хотел бы получить на Новый год от Деда Мороза, – сказала воспитательница Вера Ивановна – Ты, Леночка, что?
– Белые коньки… в цветочек.
– Такие бывают?
– Не знаю, мне приснились в цветочек.
– А ты, Толя?
– Вертолёт на пульте управления.
– Оленька, что?
– Попугайчика жёлтого волнистого, я его Кешей назову.
– А я… я, Вераванна, хочу щеночка.
– Ну хорошо, Слава. А Павлик что хотел бы получить?
– Книжку «Мойдодыр».
– Теперь, ребята, нарисуйте ваши пожелания на открытках, их получит Дед Мороз.
Павлик в тот день нарисовал книгу, на обложке которой была большая, красная щётка и жёлтое мыло, которое:
«Моет, моет трубочиста чисто, чисто, чисто, чисто», – он знал «Мойдодыр» почти наизусть.
Вечером мама сообщила Павлику, что завтра он не пойдёт в детский сад, а они вместе пойдут…
– Куда? – спросил Павлик.
Мама не ответила, но улыбнулась так светло и хорошо!
На следующий день Павлик и мама приехали в военный госпиталь, их встретил врач, на маму накинули белый халат, и они пошли по длинному коридору.
Павлику не нравился запах больницы, он вспомнил бабушку, вспомнил мамины капли, и ему стало тревожно, но тревога смешивалась с каким-то радостным предчувствием.
Неужели?
Они вошли в большую палату, и Павлик увидел папу!
Он лежал бледный и сильно похудевший, голова была перевязана, через бинты проступала кровь, одна рука в гипсе.
Но это был папа!
Павлик бросился к нему.
– Осторожно! – закричал врач, но Павлик уже подбежал и крепко обнимал папу.
На его тумбочке у кровати лежала книга «Мойдодыр».
Лягушка вот-вот
Никто не заметил, когда залив реки с чистыми, холодными, подземными ключами, с весёлыми мальками на мелководье, с лилиями и кувшинками, с шумной, озорной детворой на берегу стал печальным болотом.
Во времена залива над поверхностью воды летали чайки, а вдоль берегов, среди осоки и камыша жили лягушки.
Лягушки, разговаривая между собой, выражая недовольство, радость или беспокойство, квакали, и только одна из них, странная, одинокая лягушка, жившая в стороне от других, говорила «вот-вот» вместо «ква-ква».
Мало кто понимал, что значит «вот-вот» – хорошо это или плохо, или вообще всё равно.
– Ква-ква, – предупреждали лягушки, когда зоркие чайки кружились у берега, – лягушата-малышата, убегайте поскорее, не то острый клюв схватит вас.
– Ква-ква, – пищали малыши, прячась по норкам вместе с родителями.
Одна странная лягушка оставалась на месте и, глядя на чайку из-под большого, зелёного листа, говорила:
– Вот-вот, вот-вот.
– Ква-ква, – беспокоились лягушки, видя, как браконьеры натягивают сеть с одного берега залива до другого, – ква-ква, нехорошо, в сеть попадёт много разной рыбы, и большой, и маленькой – окуни с окуньками, плотва с плотвичками и щука со щурятами, и пескари, и лещи с подлещиками, кваква, уходите прочь.
Но браконьеры не слушали кваканья и расставляли сети, а утром вытаскивали из неё пойманную рыбу, и все лягушки от страха замолкали, кроме той, которая говорила «вот-вот».
Однажды на зелёной поляне у залива собралась большая компания, люди ели и пили, и смеялись, и всё бы ничего, но весь мусор после себя они бросили в залив, и снова бросили, и снова, и снова.
– Вот-вот, вот-вот, – одиноко звучал голос странной лягушки.
Как-то раз приехал мусоровоз – большая, страшная, красного цвета машина, и, подъехав к самому берегу, свалила весь мусор в залив.
Лягушки и лягушата даже не пытались квакать, они хотели поскорее убежать и спрятаться от лавины грязи.
Среди грохота, запаха бензина и мусора слышалось:
– Вот-вот, вот-вот…
После этого случая хор квакающих лягушек заметно поредел.
Залив становился другим.
Поверхность воды покрывалась сплошной, зелёной плёнкой мелких водорослей, дно становилось илистым и вязким, залив всё больше мелел, уменьшаясь в размерах – на его зыбучих берегах разрастался с невиданной силой кустарник и борщевик, и уже не пели, как раньше, соловьи в черёмуховых, весенних рощах.
В тот день очередная машина, сбросившая мусор, уехала, и в наступившей тишине голосила лишь одна странная лягушка:
– Вот-вот, вот-вот, вот-вот…
Её увидел аист.
Аист впервые прилетел на это болото, кружась и размахивая большими, белыми крыльями, он приземлился недалеко от лягушки, сделал несколько шагов и, подойдя ближе, раскрыл длинный клюв…
С тех пор никто не слышал «вот-вот, вот-вот, вот-вот» из-под большого, зелёного листа.
А залив тем временем становился всё меньше и меньше, постепенно он превратился в небольшое, мелкое озеро, потом в лужу, потом в вязкую топь.
Радостный, сверкающий залив стал печальным болотом, а наоборот… наоборот почему-то не бывает.
Просто было лето
В то лето Алину с братом Алёшей родители отправили на дачу к тёте Вере, маминой сестре.
– Нам нужно поменять крыльцо, полы на веранде, да и крышу починить пора. Как всё сделаем, приедем за вами, – сказала мама.
Алёша с Алинкой и не возражали, тем более у тёти Веры был сын Миша, их двоюродный брат, ему уже тринадцать, Алинке двенадцать, а Алёше десять.
Алёшу с Алинкой на вокзале встретил дядя Коля, на машине быстро доехали до места, это был старый, небольшой домик в забытой деревне, доставшийся дяде Коле от родителей.
– Как же выросли! – заохала тётя Вера. – Да где же ты, Миша!
В дверях появился двоюродный брат, рослый, крепкий, русоволосый, с большими, серыми глазами и веснушками на носу. Они виделись лет пять назад и сейчас с любопытством и смущением рассматривали друг друга.
– Алиночка, у тебя коса! Сейчас ведь ни у кого нет косы, а тебе идёт, моя красавица. Как ты на бабушку нашу – бабу Лиду похожа, – тётя Вера обняла покрасневшую, застеснявшуюся племянницу, – а ты, Алёшенька, весь в отца! Ну пойдемте к столу.
После обеда Алинка помогла убрать со стола, а потом все трое пошли погулять.
Алёша с Алиной никогда не были на даче двоюродного брата, поэтому с интересом слушали его.
– Деревня наша небольшая – двенадцать домов, отдалённая, добираться к нам неудобно, поэтому дачников мало, пока ещё и не приехали. А зимуют только в пяти домах. Мама всё лето здесь, у неё отпуск большой, она же учительница, а папа приезжает как может.
– А ты как время проводишь? – улыбнулась Алинка.
– Я… – смутился Миша, – по-разному. Пойдемте, покажу вам заброшенную турбазу.
Дом, где летом жил Миша с родителями, располагался в самом конце единственной деревенской улицы, которая продолжалась широкой дорогой, проложенной среди большого поля, засеянного клевером, тимофеевкой, мятликом, на котором местами уже белели первые ромашки.
– Скоро ромашек будет много, вот красота! – обратилась Алинка к Мише.
– Скоро клевер и ромашки вовсю зацветут, пора, – басовито ответил Миша, голос у него стал почти взрослым, низким, мужским.
Пересекли поле, спускавшееся с одной стороны вниз к узкой, быстрой речке и поднимавшееся с другой стороны вверх, к горизонту, так что верхнего края и не видно, только бескрайнее небо.
Вошли в тенистый, хвойный лес, пересекли глубокий овраг, пошли по широкой, лесной дороге, одолевали стаи комаров. Миша сломал две березовые веточки, дал Алине и Алёше – отгонять комаров.
Так и шли минут двадцать, углубляясь в лес, разгоняя комаров, но не теряя из вида речку справа, дорога плавно поднималась вверх.
Наконец, подошли к невысокому забору из старых, покрытых мхом досок, покосившемуся, местами упавшему на землю, за которым виднелись какие-то строения.
Зашли и оказались на территории старой, заброшенной турбазы.
Вдоль её центральной, широкой, когда-то асфальтированной, а сейчас почти полностью разрушенной дороги, стояли с двух сторон небольшие, деревянные, покосившиеся домики с маленькими верандами и большим, заколоченным досками окном. Домики стояли близко друг от друга, с двух сторон от дороги и под углом к ней.
– Ребята, – Алинка остановилась, – смотрите, они стоят, как корабли на причале.
– Ты о чём? – спросил Алёша.
– Вот эти домики, эта дорога… они как корабли и причал.
– Правда, Алинка, я сколько раз здесь был и не замечал, – Миша внимательно посмотрел на двоюродную сестру.
Столбики-фундаменты домиков были полуразрушены, осторожно поднялись по старым ступенькам, подёргали несколько дверей – забиты. В центре турбазы было двухэтажное, деревянное старое здание – то ли бывший клуб, то ли столовая. Жизнь ушла из этих мест, всё опустело и исчезало со временем.
– Здесь есть причал, когда-то лодки стояли, пошли, – Миша повёл Алину и Алёшу вниз по узкой, лесной тропинке, круто спускающейся вниз к речке.
Ребята оказались на старом стадионе – здесь были баскетбольная, волейбольная и теннисная площадки, но все они почти заросли мхом, молодыми деревцами, кустарником и разрушались постепенно. Около речки была лужайка, к ней примыкал небольшой причал с тремя шатающимися скамейками на нём.
