Константин Подыма - Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!
Прохожие недоуменно поднимали головы, слыша голоса, доносившиеся из окон полутемной редакции.
А «шхунатики» пели дальше:
Мы на крыльях мечты
Облетим шар земной,
Нам, романтикам,
Все нипочем!
И в холодную стужу,
И в ветер, и в зной,
Мы, упрямые,
К цели придем!
Голоса становились мужественнее, тверже. А гимн уже подходил к концу:
Ну-ка, солнце и ветер,
Тайга и прибой,
Вы сложите-ка
Песню про нас!
Грозно тучи сгущаются
Над головой,
И звучит
Капитана приказ.
Толик откашлялся. И громко, как только мог, произнес девиз «Шхуны»:
— Поднять паруса! Быть ветру!
— Лишь в бурях мужают и крепнут! — дружно, как один человек, ответила команда.
И подняли ребята сжатые кулаки.
— А завтра вечером приходите в гости! — сказал я. — Жду в девятнадцать ноль-ноль.
Из лоции плавания «Шхуны ровесников»
Однажды положили перед собой ребята карту Черного моря. Всматривались в знакомые очертания берегов, разглядывали города и порты.
Вот и Новороссийская бухта…
— Слушайте! А если нам нарисовать свою карту? Карту плавания «Шхуны ровесников»? — предложил кто-то (это было так давно, что фамилию автора замечательной идеи не помнит даже корабельный летописец).
Так и стала бухта Новороссийская бухтой Мечты. А острова и земли возникли, как в сказке, прямо в Черном море (то есть теперь — в океане Дерзаний).
Раздобыли затем ребята лоцию Черного моря. Полистали ее внимательно.
И потом решили написать свою — лоцию плавания «Шхуны». Каждый выбрал себе остров, море или бухту и написал о них.
И получилась объемистая книга (страниц в триста!).
А самой первой лоцией стала, конечно же, лоция бухты, откуда мы вышли в плавание…
Бухта МечтыНа материке Поющих Ветров, на южном его берегу, расположена бухта Мечты.
Берега бухты, кроме берега вершины, обрывистые, поросшие лесом, мало изрезаны. Здесь нет сколько-нибудь приметных мысов, кроме мыса Пятнадцатилетнего Капитана, на вершине которого находится маяк Звезда Рыбака, ярко горящий в бури, штормы, темные ночи и ненастные дни. Мыс Пятнадцатилетнего Капитана скалистый, вблизи оконечности его имеется белое пятно. При подходе с запада мыс кажется плоским и обрывистым. Окаймлен Коварным рифом.
Благодаря ровному рельефу дна, хорошему грунту и сравнительно большим глубинам, бухта Мечты считается хорошим местом для якорной стоянки.
Мрачен и сер рельеф бухты. Тянутся в глубь материка красновато-коричневые гранитные скалы Хребта Неприступности, покрытые скудной, искореженной суровыми ветрами растительностью, среди которой изредка возвышаются отдельные сосны, крепко вросшие своими узловатыми, едва прикрытыми мхом корнями в трещины скал. Издалека видна самая высокая вершина хребта Неприступности пик Дерзких.
Бурная горная река, несущая с грохотом свои воды и обломки скал к морю, как бы раскалывает горы и образует в своем устье небольшую наносную низменность, на которой и расположен город и порт Штормовой.
Климат этой части материка Поющих Ветров очень суров. Зима долгая, морозная, бесснежная. Жестокие штормы и северо-восточные ветры обрушиваются на бухту почти на всем протяжении осени и зимы. А лето короткое, пасмурное, туманное. Солнце редко показывается на небе, небосклон чаще затянут густой серой пеленой.
Город и порт Штормовой расположен у места впадения реки Стремительной в море Презревших Покой. Он совсем еще юн, этот город. Романтики-энтузиасты построили его. Они строили и мечтали. Мечтали и строили. Наверное, поэтому он и получился таким молодым и красивым! Нет в Штормовом никаких старинных зданий и редких памятников, потому что он появился из крохотного, продубленного жестокими ветрами, насквозь пропахшего рыбой и морем рыбацкого поселка. Население в Штормовом невелико: сто сорок тысяч человек. Преимущественно молодежь.
Как-то раз ребята-романтики построили здесь «Шхуну ровесников». Соскользнул со стапелей белоснежный корабль и вышел бороздить океан Дерзаний.
Итак, родной причал «ШР» — бухта Мечты!
Глава седьмая о том, чего не знали жители дома по улице Московской
День был обычным, и вечер тоже.
Только что прошел дождь, и лужи еще не высохли, а на улицу высыпала детвора.
Я смотрел с балкона пятого этажа на большой двор, образованный четырьмя домами, и ждал ребят.
Они запаздывали.
Никто из жителей нашего двора и не подозревал, что произойдет сегодня в шестьдесят шестой квартире.
Произойдет невероятное.
Необычное.
Наконец-то! Размахивая папкой, прошел по обочине тротуара Володя Лебедев. Он поднял голову, увидел меня и взял под козырек. Через секунду скрылся в подъезде, и я пошел открывать дверь.
— Не промок? — спросил я, пропуская Лебедева в комнату.
— В магазине дождь переждал, — ответил старший матрос. — Я что, первый?
— И, наверное, не последний.
Раздался звонок.
Вот это сюрприз! Передо мной стоял Володька Козловский.
— Прибыл насовсем! — доложил сержант Козловский. — Отслужил два года — и домой! — Володя был одним из первых капитанов «Шхуны».
— Ты когда приехал? — спросил я.
— Сегодня утром. А тут разведка донесла: у флаг-штурмана — сбор. Решил явиться…
— Давыдов идет! — крикнул с балкона старший матрос. — Несет… кажется, магнитофон!
Отлично! Сережа сдержал свое слово. Магнитофон как нельзя кстати.
— На горизонте Сергей Дмитриев! — провозгласил Володя Лебедев, несущий дозор с балкона.
Дверь уже не закрывалась. Входили один за другим ребята. Пришел Гена Лашко, Сережа Гречихин. Саша Демченко принес подшивку всех номеров «Шхуны». Прибежала из соседнего дома курсант Лена Лакарева…
Не было пока только капитана. Но я знал, что у Толи Шкуратова сейчас занятия в художественной студии и он придет чуть позже.
Героем дня стал Козловский. Ребята расспрашивали его про службу. Чувствовалось, что Володя немного отвык от подобных встреч: держался вначале чуть скованно.
Ребята знали его характер — спокойный, но до поры до времени. Уж если что заденет Володю, держись! Когда он был капитаном, ввел самую строгую дисциплину на палубных сборах и добился, чтобы это было записано в Устав. Не пришел три раза без уважительных причин — до свидания! Не хочешь выполнять задания капитана к новой операции или ленишься написать заметку, — значит, приходишь без взносов и просто не уважаешь своих же друзей. Списать на берег! Володя часа не мог посидеть без дела. Вечно куда-то бежал — то в музей, то во Дворец пионеров к красным следопытам, шедшим по следам героев Великой Отечественной. И сам он не раз рассказывал в «Шхуне» о юных новороссийцах, мужественно сражавшихся в боях за город…
Сейчас Володя Козловский из угловатого подростка стал подтянутым юношей, ничего не попишешь — армия.
А завтра уйдет на флот Серега Дмитриев… Грустно ему сейчас расставаться со «Шхуной», только делает вид, что все нипочем! И хохочет громче всех, и острит, а, знаю, не так спокойно у него на душе. Все-таки на три года разлука с родным городом, с друзьями…
Пробило восемь склянок. Надо начинать.
Лебедев пришел с балкона.
Я поднял руку, призывая ко всеобщему вниманию.
— Будем писать историю «Шхуны».
— Начинали уже! — скептически заметил Козловский. — Даже избирали корабельного летописца. А что вышло? Только записи в судовом журнале и остались…
С улицы донесся шум подъезжающего автомобиля.
— А может быть, сделаем так? Вспомним, что раньше было? Здесь ведь полным-полно новеньких. И многого они не знают… Договорились?
— И магнитофон для этого? — полюбопытствовал Давыдов.
— А как же! — ответил я, напряженно прислушиваясь. — Так что давай, Серега, ставь чистую пленку, готовься сделать редкую запись…
По лестнице слышались шаги. Ну еще бы, мы же договаривались на пять минут девятого. А он человек точный…
— Я готов, — объявил Давыдов. — Но почему редкую запись? — Кто будет говорить?
— Добрый вечер! — раздался в комнате сильный, чуть хрипловатый голос.
Ребята обернулись.
— Штурман «Шхуны ровесников» Константин Коккинаки по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал гость.
Лицо его было обветрено, серые глаза улыбались, на черном пиджаке горела Золотая Звезда.
«Шхунатики» замерли от восторга. Прославленный летчик-испытатель, один из знаменитой летной династии, наш земляк стоял сейчас перед нами.
— Вы писали, что хотите провести со мной заочную встречу. Прислали вопросы. А я прибыл сам. Не ждали? — Он лукаво подмигнул и вытащил из кармана листки, положил на стол. — Только прошу извинить, времени у меня в обрез — всего полчаса. Это новая карта?
![Майкл Муркок - Ледовая Шхуна / The Ice Schooner [= Ледовая шхуна, или Экспедиция в Нью-Йорк]](/uploads/posts/books/63114/63114.jpg)
