Дарья Доцук - Невидимый папа
– Мне не надоело! – цежу я. – У меня просто нет времени! И настроения тоже. Если бы ты отвлеклась на секунду от своих рисунков и поинтересовалась моей жизнью, то знала бы, сколько всего на меня сейчас навалилось. И не стала бы со своим блогом приставать!
Женька отводит взгляд и напряжённо пыхтит.
– Я бы поинтересовалась, но ты теперь постоянно то с Филиппом, то с этими, – Женька имеет в виду Чудовище. – Даже пятницу пропустила.
Тут до меня доходит, что я действительно пропустила пятницу, когда мы должны были ночевать у Женьки. В тот день мама ходила со своим Славкой в кафе, а я воспользовалась моментом и пошла с Филиппом в боулинг. Женька звонила, спрашивала, где я, а я так заигралась…
«Да вот мы тут с Филиппом в боулинге! Я выигрываю, прикинь?» – ответила я со смехом.
«Понятно, – отозвалась Женька мрачно. – Ну тогда пока!»
Я была так увлечена игрой, что даже не заметила, как многозначительно она произнесла это «пока».
И мама тоже хороша! Даже не напомнила. Все мысли о Славке: «Ах как там вкусно готовят, в этом ресторанчике! Вот зря ты не пошла! Я брала тофу на гриле и салат «Прогулка в лесу» – это с зеленью, разными грибами, ароматными травами и с таким обалденным соусом! Называется тахини». Кому какое дело!
Я размышляю обо всём этом и говорю Женьке:
– Ну прости, что так получилось! Только не злись, я сейчас правда не могу написать в блог. Давай я тебе всё расскажу…
– Не надо, зачем зря время тратить? – бросает Женька. – Ладно, я сама всё сделаю.
Я хочу её удержать, но вместо этого разворачиваюсь и иду в другую сторону. Вижу, что она сильно обиделась и сейчас бесполезно что-либо говорить. Мне стыдно, я злюсь на саму себя, что забыла про нашу традиционную пятницу с ночёвкой, но ведь и Женька должна понять – я теперь сестра.
9. Мысли перед сном
Перед сном голова всегда переполнена мыслями. Как будто они накапливаются за день, и, если их все по очереди не передумать, ни за что не уснёшь. Днём как-то не до того – то одно, то другое, а ночью все эти мысли начинают шнырять и копошиться в голове, как ночные зверьки.
Я лежу и думаю. О том, что я теперь сестра. И снова радуюсь и волнуюсь одновременно: как же здорово, что мы с Филиппом подружились. А ведь он мог мне не ответить. Или мне самой не хватило бы духу написать. Как хорошо всё вышло. Может, однажды и мамы наши подружатся. Ну или хотя бы перестанут ненавидеть друг друга. Но Филипп прав, надо всё хорошенько продумать, нельзя просто взять и огорошить их. Он говорит: «У них какие-то свои заморочки, нам не понять». Вот уж точно, заморочки и есть. Иначе не скажешь.
А ещё я думаю о папе. С появлением Филиппа мы как будто стали ближе. Ну что ж, видимо, некоторым, как мне, приходится собирать семью как пазл – по кусочкам.
Я не могу удержаться и нахожу в телефоне папину страничку. На этом сайте четыреста человек носят такие же имя и фамилию, как мой папа, но сорокадвухлетних всего двое.
Папина страничка выглядит заброшенной – голая «стена» и несколько друзей. Он сюда редко заходит. Хотя однажды мне удалось поймать его онлайн. Я так разволновалась, словно он в дверь ко мне постучал. Постучал и спросил: «Привет, Жень! Можно к тебе?» Когда он появился онлайн, я ужасно растерялась – напрочь забыла всё, что хотела ему сказать. Наверное, потому, что сказать я хочу именно всё. Всё, что он пропустил. Но не знаю, с чего начинать.
Догадаться, что это папина страничка, можно по дате рождения и одной-единственной фотографии, на которой он гораздо старше, чем на той, что хранится в моём дневнике. Тут он уже давно не студент. Копна непослушных тёмных волос поредела, папа поправился и загорел. Он стоит на палубе и держит огромную блестящую зеленовато-серую рыбину с жуткими глазами и кривыми игольчатыми зубами. Папа слегка улыбается, как всегда не разжимая губ.
Иногда я представляю: а вдруг папа тоже заходит на мою страничку? Разглядывает мои фотографии, слушает мои любимые песни, но, как и я, стесняется написать сообщение. Боится навредить. Вдруг я его забыла или вовсе не знаю о его существовании? Или мама мне о нём не рассказывала? Или вообще сказала, что он умер! Я знаю, детям часто так говорят.
Нет, он не напишет мне первым, чтобы ничего не испортить. Жили бы мы хотя бы в одном городе, пусть даже в таком большом, как Москва, – всё равно есть шанс найтись и встретиться. Но мы друг от друга очень далеко.
В последнее время, чаще всего перед сном, я придумываю сообщения для папы. В голове уже целый склад таких сообщений. Когда происходит что-нибудь смешное, я эту историю как будто выделяю жёлтым маркером – вот, напишу папе или при встрече расскажу. И таких историй сотни. Одни я со временем забываю, а другие специально повторяю, чтобы не забыть.
Я думаю, что однажды мы с папой обязательно встретимся. Когда и как – неважно, пусть хоть через десять лет, но я не сомневаюсь: мы должны встретиться. Ну просто должны. Потому что мы папа и дочь. Я часто представляю себе нашу встречу – как мы будем без конца задавать друг другу вопросы и рассказывать, рассказывать. Иногда мне это даже снится.
В моём воображении мы встречаемся весной или ранней осенью в каком-нибудь уютном кафе в парке. На улице не жарко, но солнечно, и свежий ветерок гуляет между деревьями и живыми изгородями. Папа молодой, как на фотографии из дневника, загорелый, в костюме, без галстука и в тёмных очках. На нашем столике бесконечный чайник чая, и мы всё говорим и говорим. Не знаю, как будет на самом деле, но в моей голове папа всё время смеётся и шутит. Я и правда как будто слышу его смех.
Он рассказывает мне о своих путешествиях: как охотился на акул в Красном море, как плыл через Атлантику на огромном многоэтажном лайнере вроде «Титаника», как нырял у Большого Барьерного Рифа и прыгал со скалы в Средиземное море. Конечно, я не знаю ничего этого наверняка, но мне нравится слушать эти истории, пусть даже я сама их выдумываю.
И тут я добираюсь до самой интересной, самой захватывающей и волнительной из моих недавних ночных мыслей. Она прогоняет весь сон и по-хорошему дразнит и раззадоривает. Мне кажется, что мы с Филиппом должны написать папе. Рассказать, что нашлись, познакомились и подружились. Я думаю, ему интересно, как мы живём, – всё-таки мы его дети. Наверняка ему будет приятно получить от нас весточку, узнать, что у нас всё хорошо и что мы на него ни в коем случае не злимся. Это было бы правильно – написать. Вместе, вдвоём, как семья.
В следующий раз, когда мы с Филиппом берём кофе навынос и гуляем в парке неподалёку от дома, я озвучиваю эту затею. Говорю, что, по-моему, это странно и даже невежливо – вот так залечь на дно и не подавать признаков жизни. Это же наш папа. Нужно, чтобы он знал, что мы помним и прощаем его. Может, с этого начнётся наше общение? А ещё лучше – подгадать письмо к его дню рождения, двадцать седьмому марта.
Филипп, который за минуту до этого выглядел совершенно довольным и увлечённо рассказывал историю о том, как Роберт Джонсон заключил сделку с дьяволом в обмен на талант к блюзу, вдруг мрачнеет. Черты лица обостряются, его трудно узнать. Что я такого сказала?
– И что же мы ему напишем? – осведомляется он с холодной усмешкой.
– Ну, расскажем, что мы теперь знакомы, – повторяю я, удивлённая тем, что эта идея ему, похоже, совсем не нравится. – Поздравим, пожелаем успехов. Ну что обычно желают в день рождения? Представляешь, как он обрадуется?!
Филипп качает головой, как будто считает меня маленькой и наивной.
– А он хоть раз поздравил нас с чем-нибудь? С днём рождения, с Новым годом?
Нам обоим прекрасно известно, что не поздравил, но ведь не в этом дело.
– Он не мог, – объясняю я. – Он же не знает, а вдруг нам про него ничего не рассказывали? Он боится.
– Ну да, боится, – хмыкает Филипп.
Кое-чего я совершенно не понимаю: ну как можно быть таким мстительным и злопамятным? Что же нам теперь, возненавидеть его?
– Ну пожалуйста, – прошу я, – это же папа. Я очень хочу написать.
– Ох, Женя, Женя, – вздыхает Филипп так, словно он глубокий старик, а я только-только в школу пошла. – Если бы он хотел, он бы сам нам написал, причём давным-давно. Поводов было достаточно. А если боится – ну что теперь? Значит, он просто трус.
Нет, я не согласна! Мне совершенно ясно, почему он не пишет, только вот Филипп этого никак не поймёт. Вбил себе в голову эту свою обиду, не разубедишь! Да, папа действительно перед нами виноват, этого никто не отрицает, но что же нам теперь, делать вид, что его не существует?
– Ну почему ты вот так сразу отказываешься? – обижаюсь я. – Может, ему стыдно?
– Вряд ли, – отсекает Филипп. – Ему не бывает стыдно.
Ничего на него не действует!
– Ну пожалуйста!
– Жень, ну зачем тебе это? Ты очень хочешь ему навязываться? Лично я – нет. Ещё не хватало унижаться перед этим… – Филипп хочет сказать что-то обидное, жёсткое, но косит на меня глазом и не договаривает. – Тебе так без него плохо? А вот ему, представь, без нас хорошо.
