Борис Карлов - Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
Подошел официант и подал карту. Немец повертел ее в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. «Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась», — пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.
— Что-нибудь будете пить, закусывать? — поинтересовался тот равнодушно.
— Да, принесите… чего-нибудь. — сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.
— Будет сделано, — отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.
Вскоре он принес минеральную воду и фрукты.
— Соляночку подождать придется, — сказал он. — Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи…
— Нет, нет, не надо, у нас режим, — быстро возразил Славик. — А что так тихо? — переменил он тему. — Музыка у вас есть?
— Так точно, будет. Оркестр на перерыве.
3
Едва только за столиком появилась известная нам компания, саксофонист оркестра Дмитрий Иванович Котов тотчас узнал мальчика и девочку, вертевшихся на приеме в мексиканском консульстве.
После обрушившихся за последнее время потрясений Котов сделался болезненно подозрителен. Заходя в квартиру, он прежде всего заглядывал под кровать, резко отдергивал оконную штору, разглядывал на просвет пустые бутылки. У него появилась привычка носить темные очки, а также внезапно останавливаться у какой-нибудь витрины и коситься по сторонам. Возможно, что его инстинкт самосохранения запоздало реагировал на ту настоящую слежку, которую в течении нескольких дней вел за ним убийца.
Потом еще был дурацкий сон, где он выступал свидетелем в суде и после которого Альбина на неделю прервала с ним отношения. Да и Юрик вел себя довольно странно…
И вот теперь, когда уже все, казалось, вошло в обычную колею, за столиком у фонтана появились эти люди, совсем еще дети, которые несомненно за ним следили.
Котов шарахнулся в служебный коридор, прихватив на ходу спрятанную в шкафчике с чистым бельем початую бутылку коньяка. На кухне он схватил стакан с присохшими на сахарном дне чаинками, плеснул на три пальца и быстро опрокинул себе в глотку.
— Ага, докатились, — забормотал он себе под нос, занюхивая коньяк хлебной корочкой. — Детей используют. Опыты делают, психотронщики…
В последние дни в голове у Котова возникла теория, что все необычное произошло с ним не случайно, что некие секретные спецслужбы выбрали его объектом для своих опытов в области психотронного воздействия.
— Конечно, — злобно шептал он, пережевывая корку. — пьющий, одинокий, никому нет дела…
Его вдруг осенило:
— А ведь это могло начаться еще тогда, в 88-м…
Пораженный этой мыслью, Котов выпил почти полный стакан и, закашлявшись, стал шарить рукой по разделочному столу.
— На, — повар Егорыч вручил ему очищенную морковку. — Грызи.
Котов захрустел морковкой и налил повару. Тот выпил и занюхал коньяк рукавом.
— А я никогда не закусываю, — сказал повар. — Я даже никогда не пробую то, что варю. Это те, которые варить не умеют, всегда пробуют. А я и без пробы знаю, что у меня в кастрюле.
Это он повторял всякий раз, когда ему подносили стаканчик.
— Слушай, — сказал ему Котов, прикуривая от горячей плиты сигарету, — Егорыч, ты про психотронное оружие чего-нибудь слышал?
Отвернувшись, Егорыч шинковал овощи, молотя ножом по доске со скоростью машины. Не прекращая работы, он ответил:
— Так, что-то слышал…
— А если, допустим, такую штуку надо испытать… Кого используют?
Повар пожал плечами:
— Преступников каких-нибудь из тюрьмы. Которым уже «вышку» дали.
— А у таких психика непредсказуемая, опыт неправильные результаты покажет.
— Тогда не знаю.
— А если просто кого-то одинокого взять, из толпы? Облучать и наблюдать за ним, облучать и наблюдать…
— Не знаю, Котов, ничего не могу сказать.
— Тогда давай, Егорыч, выпьем еще по одной.
Они выпили, и повар снова затарахтел ножом по доске. А Котов, попыхивая сигаретой, заглянул в стоящую на краю плиты кастрюлю.
— Это что у тебя за супчик, Егорыч?
— Солянка сборная.
— А-а, — понимающе кивнул Котов и выронил изо рта сигарету.
В раздаточном окошке показался официант:
— Соляночку четыре раза побыстрее.
— А что так? — поинтересовался Егорыч, не поворачиваясь.
— У меня спортсмен сидит, знаменитость. «Темная лошадка из Германии». Курт… Курт…
— Воннегут, — сказал повар и подмигнул Котову.
Котов смотрел на Егорыча, не мигая.
— Некультурный ты человек, Егорыч, — сказал официант. — Телек смотреть надо, развиваться. Шевелись, шевелись, я им пойду пока минералку поставлю.
Егорыч взял черпак и шагнул к стоящей на краю плиты кастрюле. Он хотел привычными круговым жестом перемешать содержимое, но Котов вдруг сказал ему:
— Погоди.
Повар с удивлением поднял на него глаза.
— Погоди, Егорыч, ты только, самое главное, не нервничай…
— Ты чего?..
— Егорыч, такое дело, понимаешь, я только что туда сигарету уронил, окурок… Случайно выскользнула, понимаешь?..
Лицо у повара сделалось испуганное, он быстро заглянул в кастрюлю. Среди аппетитных кусочков копченостей, сосисок, оливков и прочего добра в темном наваре плавала размокшая половинка сигареты. Она распухла, развалилась и распустила по всей поверхности мелкие крошки табака.
Егорыч медленно поднял глаза на Котова, и тому сделалось страшно по-настоящему.
— Погоди, погоди, ты чего… — начал он пятится назад. — Погоди, щас вынем, оно сверху плавает…
— Психические опыты, говоришь, — мрачно произнес повар и шагнул на Котова. — Облучают в толпе, говоришь… Скрытно следят… А если так, в открытую, черпаком по морде… Это нормально?
Егорыч замахнулся черпаком, и Котов прямо в концертном костюме полетел спиной на груду сваленной у входа в мойку грязной посуды — противни, котлы, сотейники…
Раздался такой грохот, что сбежались официанты, буфетчики и администратор. Не дожидаясь окончательной расправы, Котов на четвереньках выбежал прочь из кухни.
Стоимость испорченной солянки у Егорыча могли вычесть из зарплаты, поэтому он ничего не сказал про окурок, а когда все разошлись, попросту вылил испорченный продукт в канализацию, а на плиту поставил остатки вчерашней.
— Егорыч, четыре соляночки моментально, — снова заглянул в раздаточное окошко официант.
Повар сосредоточенно помешивал содержимое небольшой кастрюльки.
— Погоди, — хмуро сказал он. — Пускай закипит.
— Не надо, не надо, ты чего! — запротестовал официант. — Пускай будет как есть, опять кто-нибудь накатает жалобу, что горячо. Что у тебя рожа такая кислая?
Недовольно ворча себе под нос, Егорыч снял с плиты так и не закипевшую солянку, освежил каждую порцию свеженарубленной зеленью и сдобрил ложкой сметаны. Потом он вылил в стакан весь оставленный Потовым коньяк и выпил. Но даже после этого его кислая физиономия не разгладилась.
* * *Наконец принесли горячее, и дети стали с аппетитом уплетать сборную солянку. Курт тоже был чертовски голоден. Он был готов проглотить разом весь свой запас сушеных хлебцев и выпить весь морковный сок за месяц вперед. При виде плавающих в супе кусочков копченого гуся, сосисок, буженины и копченого языка у него началось головокружение.
Чувство блаженного восторга, охватившее его с первой же ложки, заставило забыть обо всем. За то время, пока дети успели вычерпать свои порции только до половины, Курт уже сидел с пустой миской, сверкающей мельхиоровым донышком.
— Я хочу еще, — сказал он, и дети подозвали официанта.
Томно прикрывая глаза, немец выкушал вторую порцию.
Он вспомнил о девятнадцати годах проведенных в аскезе, и ему стало обидно. Разумеется, конечно, он больше туда не вернется. Чего стоят Мумрик, его отец и святая Ева здесь, в этом прекрасном и радостном мире!
— Я хочу обедать и ужинать здесь каждый день, — сказал он, и Катя повторила его слова по-русски. — Я возьму все медали и останусь жить здесь.
Дети зааплодировали и чокнулись с ним минералкой.
Потом были куриные котлетки «деваляй», десерт и безалкогольное шампанское, потом Славик пригласил Катю танцевать (саксофон играл отвратительно), а Маринка и Курт остались за столом, увлеченные десертом: свежей клубникой, покрытой шапкой взбитых сливок.
Только после одиннадцати Курт с идиотски счастливым лицом расплатился с официантом кредитной картой. (У Славика при этом словно камень свалился с души.)
