Павел Мисько - Земля у нас такая
- А ты куда? Сейчас обедать будем... - хотела задержать Витю мать.
- Я быстренько! - отмахивается он.
Мы бежим к речке. Тело горит от опилок.
Ах, с каким наслаждением мы искупались! Какая благодать - летняя речная вода!
С важным и независимым видом прошлись около Стахеевых телят. Смотри, мол, дед, с реки идем. Ни о каких дровах и слыхом не слыхали...
По дороге домой Витя сказал, что одних дров мало. Надо каждый день помогать деду пасти телят.
- И знаешь что? Сегодня в клубе показывают "Веселых ребят". Про пастуха, помнишь? Поведем Стахея Ивановича - нахохочется, про свое горе забудет...
Как только я объявил дома, что пойду после обеда пасти телят, мать обрадовалась.
- Вот и хорошо. Возьмешь ведро, заодно и своего напоишь. А вечером приведешь теленка домой.
Взял ведро, разве не возьмешь? Разве докажешь, что со своим теленком да еще по приказу, мне и на вот столечко не хочется возиться?
Витя, увидев у меня в руках ведро с пойлом, затянул:
- Во-от еще... Ладно, ты тащи, а я к Гришке забегу, может, и он пойдет. На тропинку сразу выходи, там встретимся!
Я напоил теленка. Чтобы не идти лишний раз домой, ведро замаскировал в кустах. У тропинки сошлись с Хмурцом одновременно.
- Не пойдет Чаратун, отказался... "Всадника без головы" читает, сказал Витя.
- Сам он без головы. Обойдемся!
Пустились напрямик, перепрыгивая мелиоративные канавы.
Дед Стахей сидел у костра. Над ним возвышался, как та мачта электролинии, дед Адам. Его борода, длинная и узкая, хоть нитки пряди, развевалась на ветру.
Адам переступает с ноги на ногу, болезненно морщится, ощупывает поясницу. Мы садимся без приглашения, подвигаемся, давая место у костра и Адаму. Но он не садится, вытаскивает из кармана свернутый кольцом новый ремень.
- На вот, возьми... Ведь порвал ту фрицевскую дрянь, когда бычка тянул.
Стахей Иванович растерянно заулыбался, повертел ремень и так и сяк. Красивая штука: вдоль две белые полоски, на латунной пряжке перламутр. Залюбовался, забыл даже поблагодарить.
А что это за "фрицевская дрянь" у него? Почему он не спешит с этой дрянью расстаться, хотя ремешок на нем - смотреть не на что: свернулся чуть ли не трубкой, весь в трещинах, в одном месте даже связан, узел торчит.
- Гм... А у тебя здесь доброе пастбище. Привесы у телят велики? спрашивает Адам.
- В мае суточный привес - по полкило на голову, а в этом месяце еще не взвешивали... - отвечал дед Стахей. - Не хотят пастись, лихоманка их побери... Трава еще не вкусная... Вот когда залужение на всех "картах" проведут - будет другое дело. К Неману иногда подпускаю... Там хоть травы меньше, но суходол, любят там походить. Далеко, правда, оттуда уже на ночь не гоню в телятник, там ночую...
Ой, совсем не о том говорят деды... Неужели это не интересно?
- Говоришь, по пятьсот? А мои в прошлом месяце по четыреста... У вас в колхозе только от привесов пастуху платят или количество телят тоже учитывают?
- И то, и другое. Зарабатываю хорошо, а девать некуда. Сколько мне жить осталось - может, год, может, два... Это у тебя внуков, как маку в маковке...
- Ничего, ничего... Запас беды не чинит... - Адам закряхтел, согнулся, присел у костра. - Так ты меняй ремень, меняй... А то опять портки потеряешь, как тогда в лесу...
Стахей Иванович засмеялся, закашлялся, голос стал сиплым. Вытер глаза.
- Ах, чтоб тебе пусто... Ну и фриц тогда попался! Здоровенный, как бугай! Куда там нашему бычку!
Посмеиваясь, они по слову, по два вспоминают, как взяли когда-то в плен немца - "языка". Хохочем и мы, но больше над самими стариками: расходились, как дети!
- Мы в партизанах, знаете, какими боевыми были? - начинает Стахей. У-у-у... Бывало, командир скажет: "А позвать сюда Стахея с Адамом!" Мы на одной ноге - и там. "Так и так, - говорит командир, - разработали мы боевую операцию, намерены немного соку из фрицев пустить. Как вы на это смотрите?" - "Так что положительно!" - говорю. А Адам добавляет: "Надо положить их чем побольше!" - "Правильно! Тогда собирайтесь в разведку!" приказывает командир.
- Ат, какие там сборы были... - дед Адам выгреб из костра черную картофелину, пощупал и не стал совать в жар обратно. - Оденемся поплоше: торбы крест-накрест, палки в руки. А бороды свои, привязывать не надо...
- Ты все говори, все! Он слепым прикидывался, умел "Лазаря" петь, покойников поминать... Даже веки наверх красным выворачивал - страх божий! добавляет дед Стахей.
- А ты ногу на целую пядь укорачивал, хромал, как заправский калека! дед Адам разламывает пополам картофелину, дует на нее. Вкусный запах щекочет нам ноздри...
- Ну, было, было... Веду однажды его под руку по местечку, где гарнизон немецко-полицейский... Адам стук-стук палкой по забору, стук-стук по тротуару - дорогу, значит, прощупывает. А тут и ворота полицейского управления, полицай с карабином на посту стоит. Адам стук-стук по воротам, стук - по полицаю... А тот за карабин, затвором щелкает. "А ну, бродяги, катитесь отседа!" Адам в ответ: "Стахейко, мы к этому хозяину не будем заходить, злющий он, как собака цепная..." - "Вижу, вижу, Адамка..." говорю, а сам все высматриваю, подсчитываю...
- Ты про того фрица расскажи, не сбивайся с дороги... - напоминает Адам.
- Ага... А то зовут нас однажды к командиру. "Так, мол, и так, говорит он. - Надо день просидеть тихо в кустах и не заснуть. Ясно?" "Никак нет! - рапортуем. - Мы воевать хотим, а не в кустах отсиживаться!" Тут командир и говорит: "Чудаки! Вам не просто надо сидеть у шоссе в кустах, а подсчитывать, сколько чего и куда едет. С фронта по радио такие данные запрашивают. А посылаем вас вдвоем, чтоб не заснули. Выдать Суровцу и Добрияну маскхалаты! - приказывает завхозу. - И вечером чтоб доложили!"
- Что мы тогда взяли? Обрез, кажется, две гранаты... - Адам выгребает еще две картофелины, дает мне и Вите.
- Не в оружии дело... Лежим мы, значит, у перекрестка шоссе и полевой дороги. Площадочку себе расчистили, утоптали, расчертили, как ведомость на трудодни. Что в одну сторону проскочит - мы в одну графу черточку, в другую - мы в другую...
- Дал маху ты, Стахей... Не надо было нам затевать...
- Это я дал маху? А кто предложил так сделать? Ты! "Не надо будет числа запоминать..." - говорил? Говорил!
- Но ты ж меня хвалил! Говоришь: "Умная у тебя голова, Адам. Быть тебе после войны бригадиром!"
- Бригадир! Над телятами бригадир... Ну, да - ладно... Солнышко уже на закате играет. Видим: взбирается на шоссе лошадь с повозкой, в ней двое немцев. Один фриц спереди сидит, в левой руке вожжи держит, в правой гармошку губную, наигрывает что-то. За ним толстяк с карабином на коленях. Достает сзади, из корзинки яйца, бьет их о карабин и сосет. Одно за другим, одно за другим... "Ах, - думаю, - чтоб тебя разорвало на куски! И так разъелся, как бочка..." Поравнялись с нами - остановились. Толстяк в кусты прет, прямо на нас. "Приспичило... - думаю, - не иначе". А он метра полтора - два от нас не дошел и давай нарезать ножичком березовые ветки. Хлещет ими под мышкой, как веником. "Ах, ах! - кричит тому, что на повозке. - Баден, баден!" Гогочет, как гусак... "Ух ты! - думаю, - Вшивец! Мало тебе бани было под Москвой и Сталинградом?! Белорусской бани захотелось?" И прыг ему на спину... А он здоровый был, подлюга! Носит меня на спине, ревет, как бугай недорезанный...
- Скажи спасибо, что я помог... А так бы не ты, а он тебя утащил вместо "языка"...
- Ага... Мы тогда еще в силе были, теперь и половины не осталось той силы... Навалились на него, ремешок из его же штанов выдернули, связали руки. И тут другой немец ка-ак бабахнет! Мне спину обожгло, а ремень как бритвой срезало. Адам схватил обрез и по немцу. Да разве попадешь? Погнал тот коня галопом... Ведем фрица: я ему одной рукой штаны поддерживаю, второй - себе... Идем и горюем: все записи затоптали, пока с "языком" возились.
- Скажи спасибо "языку", рассказал много интересного. А так бы мы не такого прочуханца от командира получили... - вставил Адам.
- Не было прочуханца! Забыл, как перед строем нам благодарность командир объявил?
- Объявил, объявил... А как же! "Пойдете, - приказывает, - и сегодня в засаду, раз не выполнили задания. И чтоб без всяких фокусов!" А партизаны шагу не давали ступить, ржали, как жеребцы: "Ну-ка, расскажите, как охотились на фрица да портки потеряли!"
Дед Стахей сипло смеется, вытаскивает из штанов "фрицеву дрянь", размахивается и бросает в Мелянку.
Упал пояс на воду и тут же затонул - потянула на дно пряжка...
Интересно прошел у нас этот день, жалко, что Гриши с нами не было!
Вечером заходит к нам во двор Стахей Иванович. Под мышкой - какой-то сверток. Уселись с отцом на крыльце, то да се, о дровах - ни гугу. Мне надоело возле них вертеться, подслушивать. И вдруг...
- Чудеса у меня, Алексейка, начали твориться... Смотрю сегодня - все распилено, поколото, под стенкой аккуратно уложено. И те два бревна, что хотел пустить на ремонт хаты, тоже распилены. Чудеса-а-а...
Мне показалось, что вот-вот подо мною треснет, расколется земля...
