Юрий Сотник - Машка Самбо и Заноза
Кто-то из ребят хихикнул.
– Интересно, – раздался голос Веры Прокофьевны. – Интересно, как же твой папа станет творчески мыть полы? Ты не скажешь мне, а, Пролеткина?
Ребята захихикали еще громче.
Люся злилась на себя. Она и сама не знала, как это творчески мыть полы. Она просто повторила услышанную от отца фразу, лишь бы возразить раздражавшей ее учительнице.
– Что ж ты молчишь, Пролеткина? Мы ждем.
И вдруг Люсю словно осенило. Она выпрямилась и посмотрела на учительницу в упор, склонив голову набок.
– Можно, например, какую-нибудь механизацию провести.
Вера Прокофьевна уставилась на нее во все глаза:
– Что?
– Можно, например, какую-нибудь машину изобрести, чтобы она мыла полы.
– Ух ты! – хохотнул один из мальчишек.
– Люська, ну довольно тебе глупости болтать! – с раздражением сказала Соня Тетеркина.
– Да, Пролеткина! – поддержала ее Вера Прокофьевна. – Прежде чем изобретать, надо вооружиться знаниями, дорогая моя. А пока ты вот стоишь да разглагольствуешь, а твои товарищи трудятся.
Больше Заноза ничего не возражала. Ей уже было не до споров с учительницей. Мысль о поломоечной машине привела ее к такой идее, что сердце у Люси заколотилось от радости, как барабан.
Дело в том, что в школе был клуб – Клуб юных конструкторов, – а в клубе был староста, девятиклассник Эдик Лазовский. Он был высокий и стройный. Он ходил всегда с гордо поднятой головой. У него были черные насмешливые глаза и крошечные темные усики. Не только во всей школе, но и во всем мире не было для Люси человека красивее и обаятельнее, чем Эдик. Он казался ей также и самым умным, самым благородным человеком на свете, хотя она ни разу двух слов с Эдиком не сказала. Чего бы только не отдала Заноза, лишь бы ее приняли в Клуб юных конструкторов! Но правила приема в этот клуб были строгие. Туда принимали ребят начиная с шестого класса, да и то с разбором. Туда нужно было явиться с определенной технической идеей, нужно было твердо знать, над чем ты хочешь работать, как ты эту идею собираешься осуществить. Люся считала Машу Самбо бесчувственной колодой, не понимающей своего счастья. У Машки были способности к технике, она придумала какое-то там "изготовление мелких деталей способом гальванопластики". Она дважды в неделю посещала клуб, виделась с Эдиком, разговаривала с ним и даже ссорилась с ним, как будто это был не сам Эдик Лазовский, а просто так, обыкновенный мальчишка. Сколько вечеров проворочалась Люся без сна в постели, сколько двоек получила она, пытаясь придумать во время уроков эту самую "техническую идею"! Ничего ей в голову не приходило. И вот теперь эта идея явилась сама собой! Да еще какая идея! Только тупицы вроде членов Люсиного звена могли ее не оценить.
Заноза была самой тихой девочкой в классе, она говорила, не повышая голоса, она даже двигалась бесшумно. Но внутри нее часто клокотали страсти. И вот теперь она молча вытирала тряпкой пол, молча полоскала тряпку в ведре с водой, молча отжимала ее, и никто из ребят не догадывался, что произошло с ней за эти несколько секунд. Сегодняшний день, такой будничный, такой обычный, теперь казался ей самым замечательным днем ее жизни. Она уже представляла себе, как Эдик читает газету, а в этой газете написано о ней, о Люсе Пролеткиной, изобретательнице чудесной поломоечной машины, освободившей миллионы школьников от скучной и неприятной работы.
Вместе с другими ребятами Люся поставила на место парты, вернула нянечке щетки, ведра и тряпки, вместе с другими ребятами она умылась. Потом она незаметно отделилась от ребят и побежала на третий этаж, туда, где в двух комнатах размещался клуб.
Люся знала, что по расписанию сегодня занятий в клубе нет, но она знала также, что там в любой день после уроков можно застать или руководителя клуба – преподавателя физики Митрофана Фомича, или преподавателя по труду Ивана Егорыча, или кого-нибудь из активистов.
Еще издали, идя по пустому коридору, она заметила, что дверь клуба чуть приоткрыта. Подойдя к двери. Заноза распахнула ее и остановилась на пороге.
Она увидела большую комнату, пустые столы с приделанными к ним тисками, какие-то станки и станочки, модели ракет и самолетов, подвешенные к потолку, множество каких-то приборов в шкафах, на шкафах и на полках вдоль стен. В комнате находился всего лишь один человек...
Этим человеком был Эдик Лазовский!
Он стоял перед столом, держа зажженную лампу на длинном шнуре. По столу двигалась известная всей школе электрическая черепаха. Она двигалась в сторону лампы. Если Эдик внезапно переносил лампу куда-нибудь вбок, черепаха начинала вертеть своей круглой головой фотосопротивлением и, "увидев" лампу, снова направлялась к ней.
Люся: надеялась застать Эдика в клубе, но она никак не рассчитывала столкнуться с ним один на один. Оттого, что ей придется разговаривать именно с Лазовским, Заноза совсем растерялась.
Когда она вошла, Эдик оглянулся, но он смотрел на Люсю не больше двух секунд.
– Так? Что угодно? – спросил он без всякого любопытства и снова занялся своей черепахой.
Люся молчала.
Эдик выключил лампу и стал сматывать длинный электрический шнур. Тут он снова посмотрел на Люсю:
– Ты кого-нибудь ищешь?
Люся отрицательно покачала головой. Она и не подозревала, что у нее сейчас довольно глупый вид: ступни поставлены носками внутрь, растопыренные ладошки прижаты к ногам, голова склонилась набок, а рот слегка приоткрыт.
Эдик взял черепаху и понес ее в шкаф.
– Так в чем же дело? – безучастно спросил он.
– У меня идея, – с трудом выдавила Люся.
Наконец-то Эдик проявил некоторое любопытство. Он даже приостановился:
– Гм! Идея? Какая идея?
– Техническая, – тихо ответила Люся.
Эдик уже совсем пристально смотрел на свою обалдевшую посетительницу. Губы его как-то странно подрагивали.
– Ну, давай излагай свою идею.
– Поломоечная машина...
– Что?
– Такая машина, чтобы полы мыть. Я хочу ее изобрести. Чтобы ребятам не мыть полы.
Эдик громко и очень весело захохотал. Он хохотал, идя к шкафу, отпирая его, ставя черепаху в шкаф... А заперев шкаф, он, продолжая смеяться, закричал:
– Митрофан Фомич, идите сюда! Нет, вы только посмотрите, какой экземпляр!
Из соседней комнаты вышел очень высокий, очень полный человек учитель физики Митрофан Фомич. Ребята прозвали его "Дер Элефант", но не только за то, что он был тучен и высок. Дело в том, что у него была привычка покачиваться. Он ходил, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Когда он разговаривал с кем-нибудь стоя, он тоже ритмично покачивался, перенося тяжесть своего тела с одной ноги на другую.
– Какой, ты говоришь, экземпляр? – спросил он очень низким, гудящим басом.
Эдик упал на стул, бессильно свесив руки, и захохотал еще громче. Вдруг он вскочил.
– Извините, Митрофан Фомич, – сказал он, сдерживаясь. – Но... но пусть она вам сама объяснит... Вам... вам обязательно самому надо послушать.
Дер Элефант подошел своей качающейся походкой к Люсе. Руки у него были заложены за спину.
– Так что же ты должна мне объяснить?
С появлением учителя все смятение Люси куда-то исчезло.
– По-моему, тут ничего смешного нет, – негромко, но отчетливо сказала она. – Я хочу работать в клубе. Я хоть в пятом классе, но у меня есть техническая идея: я хочу изобрести такую машину, чтобы она мыла полы. Чтобы ребятам не приходилось мыть.
Дер Элефант внимательно посмотрел на Люсю, потом оглянулся на Эдика.
– По-моему, тоже тут ничего смешного нет, – сказал он. Эдик снова хохотнул, но смех его был какой-то неуверенный.
– Митрофан Фомич! Ну вы только подумайте: в нашем клубе... поломоечная машина!
– И все-таки не вижу тут ничего смешного. Мы увлекаемся моделями космических кораблей, моделями космических ракет, моделями кибернетических машин, но все это лишь модели... а тут нам предлагают построить машину, которая реально облегчала бы труд. По-моему, задача интересная. – Учитель снова обратился к Занозе: – И как же ты собираешься эту задачу решить?
Люся молчала.
– У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?
– У меня мысли еще нет, но я хочу работать в клубе, чтобы ее изобрести.
Эдик снова заулыбался.
– А вот это уже хуже, дорогая, – сказал, помолчав, Митрофан Фомич. – Одного желания что-нибудь изобрести мало. Нужно хотя бы в общих чертах представлять себе, как ты осуществишь свой замысел. Нужно, понимаешь ли, не только хотеть изобрести, но хотя бы наполовину уже изобрести. Ты понимаешь меня?
– Понимаю. До свиданья! – тихо сказала Люся.
Она повернулась и быстро пошла, прижимая ладошки к ногам. Ей хотелось плакать, но даже сейчас, идя по пустому коридору, она сдерживалась. От стыда, от досады на себя ушам было жарко. Только теперь, поговорив с учителем, Люся поняла, какую она разыграла дуру перед Эдиком Лазовским.
