Джоанн Харрис - Рунная магия
Мэдди тихонько шагнула к постели. Несомненно, под одеялом кто-то лежал. Девочка видела лишь очертания плеча, младенческий белый пушок на черепе, тонком и хрупком, как яйцо малиновки.
— Прекрати! — Элли встала, опираясь на трость. — Имей уважение к старшим.
— Извините, — сказала Мэдди. — Я ищу отца…
— Отца, вот как?
— Тора, сына Одина. Его еще зовут Громовержцем.
Лицо старушки — сушеное яблочко — растрескалось на тысячу морщинок.
— Ты, наверное, ошиблась, дорогая, — предположила она. — Здесь только я и мой муж, который болен, бедняга одной ногой в могиле…
Мэдди повернулась к Локи.
— Ты солгал, — обвинила его она. — Отца здесь нет.
Локи покачал головой.
— Вспомни, что я тебе говорил, Мэдди. В Черной крепости каждый сам творец своей камеры. Каждый пленник назначает себе тюремщика из числа своих самых глубинных, самых неотвязных страхов.
— Своих страхов?
— В моем случае, как ты знаешь, это были змеи. В его — старость и мягкая постель. Каждому свое.
С этими словами Локи обошел кровать, и теперь Мэдди видела, как он перебирает в левой ладони маленькие руны, точно дротики, готовясь их бросить. Локи по-прежнему улыбался, но глаза его сузились, выдавая сосредоточенность.
— А ну прекрати! — рявкнула Элли, схватила палку и, хромая, быстро обошла кровать. — Не смей будить моего мужа!
Локи отскочил с ее пути. Она была старой, но проворной. Палка в ее руках потрескивала рунным светом.
— Отойди, — приказал он Мэдди и со скоростью лесного пожара бросил первую из своих рун в спящего человека.
Девочка узнала Ос. Цвета Локи еще немного поблекли. Старик дернулся и забормотал, его худая рука вцепилась в простыни.
Теперь Элли выглядела определенно зловеще. Ее черные глазки-пуговицы сверкали от ярости, лицо карги превратилось в перекошенную маску.
— Я тебя предупреждала, юноша, — прошипела она.
Локи бросил вторую руну — Наудр, перевернутую, — и снова его цвета потускнели, а старик завопил, словно в тисках ужасного сна.
Элли завизжала от злости и замахнулась на Локи своей рунной палкой.
Он поспешно отступил, и старуха промахнулась на самую малость, раздробив столик, что стоял между ними. Она снова ударила, промахнулась; последняя мерцающая пригоршня рун вылетела из пальцев Локи и ударила старика прямо в грудь.
— Что ты творишь? — заорала Мэдди, перекрикивая пронзительные вопли злобной карги.
Локи ничего не ответил, только стоял и улыбался. Его подпись быстро блекла: фиолетовое сияние стало призрачно-бледным. Но комната менялась. Исчезло окошко с милым пейзажем. Теперь щель в стене выходила в пустоту Нижнего мира. Остальное — кресло, занавески, ваза с цветами — тоже исчезло, осталась лишь кровать — простое каменное ложе, застланное гнилой соломой, — с ее единственным обитателем.
У них на глазах старик на ложе менялся и перевоплощался: росли мышцы, росло тело, все больше и больше, росли волосы, рыжие, как у Локи, росла борода, отчаянно топорщась. Наконец он открыл глаза, темные и горящие, как угли.
Громовержец пробудился в полном обличье, и земля содрогнулась под его поступью.
— Настало время сдержать обещание, — сообщил Локи Мэдди, пятясь от зловещей фигуры настолько, насколько позволяли размеры крохотной комнатки.
Тор единым шагом догнал его, по пути отбросив Элли в сторону, и остановился в двенадцати дюймах, возвышаясь над Локи на добрых два фута. Руки его потрескивали алым рунным светом.
— Какое обещание? — спросила Мэдди.
— Ты обещала вступиться за меня, если кого-нибудь из родственников… ну, скажем, расстроит мое неизменное долголетие.
— А! — вспомнила Мэдди. — То обещание.
Тор зажал шею Локи кулаком размером с рождественскую гусыню.
— Ты! — прогремел он. — Да я тебе все косточки переломаю и начну с твоей жалкой шеи. А затем еще раз переломаю, чтобы убедиться, что ни одной не пропустил. А затем истолку все кусочки в порошок. А затем, — он широко, багрово, дружелюбно усмехнулся, — я сделаю тебе немножечко больно.
— Кажется, я забыл тебе сообщить, — сказал Локи, — что у нашей общей подруги есть со мной кое-какие… дела…
Пальцы Тора сжались на его горле, окончательно перерезав доступ воздуха.
— Помоги, — выдавил Локи.
И когда Мэдди положила ладонь на плечо Громовержца и произнесла: «Отец…» — внезапно из дверей камеры донесся невообразимый грохот и Мировой змей ворвался внутрь, круша все на своем пути, заполнив гигантскими кольцами комнату.
Тор посмотрел на Мэдди.
— В каком смысле «отец»?
Он отпустил Локи, и тот распластался по стене, как можно дальше от Йормунганда. Элли, разозленная очередным вторжением, набросилась на Змея с тростью.
— Кошмар, — тихо пробормотал Локи. — Добро пожаловать в Нижний мир. Здравствуйте, детки.
Тор, изрядный тугодум, никак не мог разобраться.
— Ты моя дочь? — медленно спросил он. — Уверен, я бы этого не забыл.
Карга за его спиной храбро держалась против Мирового змея. Разумеется, Старость всегда в конце концов побеждает, и, хотя удары, сыпавшиеся на Йормунганда, были относительно слабыми, Элли казалась невосприимчивой к змеиному яду.
— Извините, что вмешиваюсь, — сказал Локи, — но нельзя ли покороче?.. Тор, это Мэдди. Она пришла освободить тебя. И я тоже. Не то чтобы ты это ценил, конечно, — тебя слишком волнует, как бы половчее раскрошить мне все косточки, чтобы чувствовать хоть унцию благодарности, — но у нас осталось девятнадцать минут, и лично я предпочел бы оставить выяснения на другой…
— Девятнадцать минут чего? — перебил Тор.
Перед лицом опасности он словно стал счастливее и живее: его борода топорщилась, и, в сущности, вся его внешность стала обличьем Громовержца, готовящегося к войне и наслаждающегося каждым мгновением этого.
— Послушай, — нетерпеливо произнес Локи. — Это — сердце Нижнего мира. Само наше присутствие здесь вызывает разрушения, которых ты и вообразить не можешь. В смысле, мы не слишком старались вести себя благоразумно. Мы пробили дыры в сотне снов, позволили сотне демонов вырваться на свободу, в том числе Старости и Мировому змею, так что, если мы хотим отсюда выбраться, нам придется положиться на мозги, а не на мускулы. И тебе, старина, придется признать, что они…
Лицо Тора потемнело. Он поднял кулак…
— Я тебе нужен, — сообщил Локи.
— Зачем?
— Потому что я знаю, как освободить богов.
Глаза Мэдди ярко сверкали, пока Обманщик обрисовывал новый план. Ей начало казаться, что она ошиблась в Локи. Внезапно она устыдилась своих недавних мыслей насчет того, что он — предатель у ворот.
Девочка хотела ему это сказать, но времени не было. Часы смерти показывали шестнадцать минут. Посередине комнаты Элли и Йормунганд, похоже, собирались разнести все вокруг в клочья. Рунный свет потрескивал вокруг обоих, и в воздухе было столько яда, что глаза Мэдди жгло и щипало.
— Слушайте, — настойчиво говорил Локи. — Вы должны защитить меня — оба. Мои чары почти на исходе, и у меня не будет ни единого шанса, если дело дойдет до драки. К тому же нам чертовски надо поторапливаться.
Громовержец согласно загромыхал.
— Итак, как мы знаем, — продолжал Локи, — наш друг Йормунганд путешествует сквозь сны. Под своей необычной шкурой он всего лишь простой червяк, прогрызающий дорогу в нору. Или, в его случае, в реку Сон. Пока все понятно?
— Продолжай! — прорычал Тор.
— Пока что, — объяснял Локи, — мы изо всех сил старались его замедлить. Создание его размеров привлекает внимание, прогрызая норы в ткани Нижнего мира, точно дырки в сыре из Райдингза. Но что, если нам повернуть эти норы себе на пользу? Пусть Йорги бешено несется, куда надо, и мы устроим прорыв, какого еще весь Хаос не видал. Надо только насадить приманку…
— Приманку? — повторил Тор. — Мы что, на рыбалке?
— Пятнадцать минут, — продолжал Локи, глядя на Мэдди. — Просто следуйте за змеем. И ни в коем случае не останавливайтесь.
Борода Тора угрожающе топорщилась.
— Колись давай, коротышка. Какую приманку ты насадишь?
Но Мэдди уже поняла. По ее спине пробежал холодок, когда Локи, мертвенно-бледный, с гаснущими цветами, сместился через стену камеры в никуда.
— Какую приманку? — сказала она. — Самого себя, разумеется.
Йормунганд немедля рванул за ним, Старость продолжала цепляться за его раскаленные кольца. Камень выпал из поврежденной стены; второй удар пробил ее насквозь, и перед Тором и Мэдди внезапно открылось головокружительное зрелище соседней камеры. Змей тут же нырнул в нору, и они целую вечность смотрели, как его черное, точно нефть, тело сжимается и протискивается сквозь осыпающуюся дыру.