Сергей Баруздин - Собрание сочинений (Том 2)
- Вот именно! - подтверждает бабушка.
- Ну и что? - удивляется Машка. - Нам, например, в школе тоже про лето стихи задают... И потом, ты же сам... о лете говорил... Помнишь, в понедельник, когда тебе про медаль письмо пришло?..
Кажется, я помню, что было в понедельник. Ясно помню: утром проводил Машку в школу, потом взял газеты из почтового ящика и вместе с ними повестку о вызове в Моссовет. Потом... Все помню. А почему - лето?..
Но то, что она "сама придумала" стихи, хорошо. И зря бабушка сердится...
Окна наши заиндевели. В комнатах холодно. Дует с балкона, хотя дверь мы заклеили. Из окон тоже дует. Даже не дует, а несет холодом. Опять, наверно, ветер с нашей стороны.
На улице метель. Или пурга, как ее называют на Севере. Но воробьи и голуби все равно крутятся на нашем московском дворе. А на градуснике двадцать семь. Утром было и того больше - тридцать...
Птицы, как люди, разные. Одни улетают на зиму, другие прижились, терпят. Третьим лето некстати: жарко. Четвертым - пойми-разбери...
И люди так же.
Одним зимой весна снится. Другим летом - зима. Есть люди, любящие лето. Есть и такие, которым дороже всего осень. Та самая, которую называют золотой.
Люди - как и птицы, как и времена года. Времена года - разные. И люди - разные. Даже самые еще невзрослые.
Машка моя опять говорит:
- Папочка, скорее бы лето!
- Что-то раньше я не помню, чтоб ты лето любила. Может, из-за школы? Каникул ждешь?
- Раньше не любила, а сейчас люблю!.. А каникулы и зимой бывают, и весной...
Машка - человек серьезный, не под стать своим подружкам по школе, и потому я тоже говорю с ней серьезно.
- А чем сейчас плохо? Разве не лето?
Мы с Машкой в бассейне "Динамо", куда ходим три раза в неделю. Машка плавает второй год после своих неудачных музыкальных и балетных эпопей и, по-моему, давным-давно уже обогнала меня. Я не умею ни брассом, ни кролем, ни на спине, как умеет она...
Это полезно, думаю я, для закалки полезно.
Я завидую Машке. Если б я так умел плавать, как она, то в сорок первом не тонул бы в Москве-реке. И в сорок пятом в Одере, когда немцы накрыли нас на понтоне, вел бы себя лучше...
А в бассейне сейчас, право, лето. И Машка молчит.
И вдруг говорит о другом:
- Витя все равно лучше меня умеет!
Теперь я пропускаю ее слова мимо ушей. Что Витя! Он старший наш сын взрослый. Ему - двадцать второй...
- А хочешь, я тебе что-то прочту?
- Что? - спрашиваю я Машку. - То, что в бассейне сейчас придумала?
- Ага!
- Ну давай.
- Слушай:
Первый дождичек хлынул на улицу,
Замочил нашу белую курицу,
Намочил проходивших людей.
Ничего, дождик, лей! Дождик, лей!
Как зато изменилась природа!
Зеленеют луга, огороды,
Зацветают родные поля,
Цветущею стала земля.
- Опять о лете? - спрашиваю я.
- Почему о лете? О дождике и о белой курице, - парирует Машка. - А хочешь еще одно - о петухе? Смотри!
- Почему смотри?
- Ну, слушай:
Наш петух красивей всех,
Но драчун ужасный!
Сам он точно золотой,
С гребнем ярко-красным.
Вот вчера подрался он
Из-за крошки хлеба
С белогрудым петухом
Нашего соседа.
В кровь они изодрались,
Перья пощипали.
После мирно разошлись,
Крошки клевать стали.
- И это - в бассейне? - спрашиваю я.
- В бассейне... Ну, папочка! - восклицает Машка. - О петухе я просто так придумала. Наверно, потому, что думала о лете. Там у нас, в Переделкине, такой петух был, помнишь? И кроме того (я ж говорил, что Машка - серьезный человек и говорит серьезно!), ты же сам сказал, что тут в бассейне - лето, лето?..
Верно, мне нечего возразить. И о петухе в Переделкине помню, и о лете в бассейне говорил.
Я вытираю Машке мокрые волосы, поправляю сухие трусы, потом кофточку, которая надета, как всегда, сикось-накось.
- А почему тебе медаль "За оборону Москвы" только завтра дадут? спрашивает Машка.
- Ну потому, что завтра вручение будет...
- Я не про то. У мамы давно такая есть. А у тебя нет!..
- Значит, вспомнили. Лучше поздно, чем никогда. Правда?
- Правда, - соглашается Машка, когда мы выходим на улицу. - Хочешь, я тебе еще одно скажу?
- Что? Только рот закрывай.
- То, что еще в бассейне придумала.
- Ну... У тебя прямо бассейн поэзии!
- Вот, - говорит Машка. - Слушай:
Я иду по улицам
Города Москвы,
Вижу над Москвой-рекой
Широкие мосты.
Вижу, на реке
Теплоход плывет,
На палубе своей
Он людей везет.
В небе голубом
Несется самолет,
В кабине за рулем
Сидит пилот.
Новые машины
По улицам летят
И на солнце ярком
Радугой блестят.
Вот уж и верно: фонтан стихов! И откуда это у нее прорвалось? Бабушка ворчит, что не музыка и не балет. Я думаю: правильно. Раз не хочет, не надо. А это ей нравится. Может, всерьез...
Я не успеваю ничего сказать, как Машка добавляет:
- А у нас в школе мальчишка есть в девятом классе, так он медаль "За спасение утопающих" уже давным-давно получил.
- Значит, за дело.
- Папа, а почему у Вити медали "За победу над Японией" нет? Он же в Китае, в Порт-Артуре, родился у вас, когда японцев разгромили. У тебя с мамой есть, а у него нет?
Что сказать ей, смешной моей Машке!
- Значит, не заслужил, - говорю я. - Родиться - это еще не все. И жить - не все. Заслужить, наверно, надо...
- Я, папочка, между прочим, все ваши ордена и медали знаю, - говорит Машка. - Мамины! И твои!
- Откуда?
- А там в коробочке железной у тебя в столе...
- Лазила? И чего это тебя на медали потянуло? Все о медалях да о медалях!
- Плохо? Да?
Нет, я, кажется, не то сказал. В самом деле, чего ж тут плохого? Здорово! Пусть смотрит, знает, думает.
- Почему плохо? - говорю я Машке. - Наоборот, очень хорошо, очень!
А она уже снова о другом:
- Я, как и Витя, терпеть не могу этот бассейн. Нет, конечно, хорошо, что я плаваю. Но...
- Что "но"?
- Ничего, - говорит Машка. - Скорей бы лето!
Странно, как она похожа на меня.
Или это потому, что ей не нравится название бассейна? Ведь Машка от всех нас, и прежде всего от старшего брата, научилась болеть за "Спартак", а тут - "Динамо". Но что поделать, когда бассейн "Динамо" - самый близкий к нашему дому. А бассейн "Спартак" - я даже не знаю, есть ли такой на свете. Да и какая она болельщица?! Несерьезно все это, не так, как у нас с Витей.
Мы подходили уже к дому, когда Машка заявила:
- А хочешь еще одно? Только что придумала:
У меня есть лодочка,
Красивая она.
Летом будет ездить
По реке одна.
В лодочке кабина,
А в кабине стул.
Вдруг откуда ни возьмись
Воробей нырнул.
Ветерок качает
Лодочку мою,
А воробей смеется,
Кричит: "Пою, пою!"
Странно, вновь - лето. Почему Машка забредила летом? Или птицами? Синицы, петухи и вот воробьи в ее стихах.
На следующий день на улице Горького купил я интересную книжку. Называлась она - "В мире птиц". Далее говорилось: "Карманный атлас птиц. Ярослав Шпирганзль-Дуриш. Иллюстрации Яна Соловьева. Издательство АРТИЯ. Прага. 1963".
Конечно, привлекло меня то, что книжка эта выпущена чехами для нас, русских, на русском языке. Это всегда трогает. Привлекло и то, что издана книжка хорошо. Интересна книга даже на первый взгляд - отличными цветными иллюстрациями, "картинками", как написали в предисловии сами чехи, подробными описаниями ста восьми пород и разновидностей птиц да еще предваряющими книжку любопытными статьями: "Как и где наблюдать за птицами" и "О птичьем пении".
И еще. Раскрыв книжку, почему-то попал я на рисунок скромной пепельно-серой птицы. Голова черно-белая. Знакомая! Старая моя знакомая по Переделкину! Так вот она. И зовется, оказывается, не как-нибудь, а московка.
"Чтобы увидеть эту синичку, - говорил атлас, - которая гораздо меньше воробья, нужно отправиться в хвойный лес. Определить ее можно по белому пятну на затылке, а снизу она серо-белая. Иногда она покажется и в смешанных лесах, а зимой перебирается даже в городские парки. Лесники любят эту птичку, она, словно старательный инспектор, наведывается в самые отдаленные уголки и проверяет, не притаился ли там незваный гость гусеница или взрослое насекомое. Лес от насекомых старательно очищает. И не требует за это никакой награды..."
Книжку эту я купил по собственному выбору, конечно, не для себя, а именно для своей Машки, которая, как я понял, тянется к птицам, и, значит, ее стоит приобщать к естественному миру. Когда-то в детском саду она увлекалась рыбами и птицами - в общем, всякой живностью. Но потом пошла в школу и все забыла. Бассейном увлекается - правильно! Выдумщица и фантазерка! По арифметике - пять, а остальное... Даже по русскому языку и литературе - четыре, четыре с минусом, три. И вот только сейчас в стихах своих наивных вспомнила про птиц...
И все же, признаюсь, я купил эту книжку немного и для себя. Всю жизнь люблю живое, но никогда не было времени, чтоб заняться этим живым рыбами, птицами, не говоря уже о собаке...