Борис Карлов - Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
— Я не заставил вас ждать? — вежливо поинтересовался Фриц.
— Нет, спасибо, было очень вкусно, — поблагодарила Корзинкина.
— А почему ваш чемпион выступает от независимой сборной? — обратился Славик к Дицу. — Разве он не из Германии?
— Курт немец, это так, однако он родился в Южной Америке и еще ни разу в жизни не бывал на своей исторической родине.
Это была абсолютная правда.
— Послушайте, — Фриц вдруг пригнулся и заговорил шепотом.
— Да! — отозвались шепотом Славик и Маринка.
— Я восхищен вашей изобретательностью и фантазией!
— Правда?
— Этот луч, объемная проекция мумии, он до смерти перепугал воришек.
— Фантом-проектор, — уточнил Славин не без гордости.
— Уникальные кадры видеосъемки в экстремальных условиях…
— По правде говоря, не очень хорошо получилось, — призналась Маринка.
— Дротики, начиненные транквилизаторами…
— Там было довольно темно… — Славик предпочел бы не вспоминать свои позорные промахи.
— Мальчик-эльф, отключивший сигнализацию…
— Петя?.. — переглянулись Славик и Маринка и тут же прикусили языки: говорить с кем бы то ни было на эту тему, генерал Потапов им запретил. И уж совсем не следовало этого делать с иностранным гражданином, за которым они сами должны были наблюдать.
— А мы ничего такого не знаем, — ясные глаза Маринки Корзинкиной округлились.
— Ерунда какая-то, — Славик начал сердито расколупывать неровность на полированном столе.
Некоторое время Фриц с едва заметной улыбкой переводил взгляд с одного на другого, затем поставил на середину стола табакерку и откинул крышку.
Медленно привставая и одновременно вытягивая шеи, дети склонились над незнакомым предметом.
Серебряный ларчик был разделен перегородкой на два отделения: «спальню» из мягких лоскутков ткани и «ванную комнату» — с влажной губкой для умывания, полотенцем и ночным горшком, для которого немец приспособил обыкновенный наперсток.
На мягких лоскутках, закинув ногу на ногу, лежал Петя Огоньков и делал вид, что ему все на свете безразлично.
Внезапно ему прямо на лицо обрушился поток теплой воды.
— Петя… — всхлипнула Маринка и достала платочек.
Убиравший со стола официант тоже попытался заглянуть в коробочку, но Славик захлопнул крышку перед его носом и посмотрел на него укоризненно.
— Будете еще что-нибудь заказывать? — спросил официант.
— Оставьте счет, вы свободны, — распорядился немец.
8
Маринка Корзинкина приоткрыла крышку, и ее глаза снова сделались на мокром месте.
— Петя! Огоньков! Ты здесь? Как же ты здесь живешь! А наперсток зачем?..
Петя подскочил, словно ужаленный, и спрятал наперсток, который, по счастью, был пуст и вымыт. Затем он снова завалился на тряпки и, чтобы поскорее переменить тему, обратился к Славику:
— Ну что, Подберезкин, где же твои гуманоиды?
— А что, так и не появлялись? — рассеянно отвечал Славик. — А где ты сам был все эти дни?
— После расскажу.
Хлюпнув носом, Маринка виновато сказала:
— Петя, извини нас, что мы тебя тогда оставили в музее, мы очень испугались. Теперь ты, наверное, к родителям вернешься?
— Нет! — Петя решительно подскочил на месте, — Как я могу вернуться в таком виде! Хотите, чтобы они ума лишились?
— А что же делать?
— Я ведь объяснял уже, мне нужно выиграть у этих… ну, вы знаете… у недостатков.
— А какой уже счет? — поинтересовался Славик.
— По трем.
— Ну, вообще-то обнадеживает. На прошлой неделе «Зенит» проигрывал у «Спартака» три ноль, всухую, а на последних десяти минутах…
— Какой «Зенит»! — заорал Петя. — Я же вообще не знаю, во что они играют! Я для них просто… фишка!
Петя заплакал. Неожиданно ворох лоскутков, на котором он лежал, зашевелился и откуда-то из его недр выбрался, чихнул и отряхнулся маленький карточный джокер.
— Прошу прощения, — заявил он, — однако в данном случае я вынужден решительным образом вмешаться.
Джокер запрыгнул на край ларца и воскликнул с надрывом:
— И вы поверили гнусной клевете?! Поверили лживым искусственным слезам этого прожженного лицемера?! Он, видите ли фишка, им видите ли играют злые дяди и тети! А задумывались ли вы над тем, милостивые государи, кому приходится лить настоящие, горькие слезы, глядя на эту, с позволения сказать, игру?..
Опустив голову, шут порывисто разрыдался.
— А знаете ли вы…
Шут вскинул голову в порыве благородного негодования.
— Что он сам! сам! добровольно! вызвался участвовать в этом, я бы сказал, социально-психологическом эксперименте! И вы не смеете!
Шут замахал длинным пальцем перед петиным носом.
— Вы не смеете делать сцены из-за каких-нибудь трех-четырех туров, оставшихся до конца игры! Вы не посмеете сорвать игру на самом интересном!.. То есть, не игру, я хотел сказать, а это… социально-психологическое исследование, эксперимент. Так что подотрите немедленно ваши слезы, — джокер протянул Пете огромный белый платок в горох, но так и не дал, а сам громко высморкался в него и упрятал в манжет, — и следите за моим движением.
Взмахнув рукой, он выбросил вверх платок, и тот развернулся над столом парашютным куполом. На чистой белой ткани был изображен знак «№ 3».
— Подсказочка, — пискнул джокер и пропал вместе с платком.
Диц попросил официанта принести еще два сифона с крем-содой.
— Слушай, Огоньков, а на что это он сейчас намекнул? — сказал Славик Подберезкин.
— Не знаю.
— Может быть, третий кон?
— Нет, мы уже седьмой должны играть.
— Петя, а во что вы играете? — бухнула Маринка.
Фриц Диц что-то сосредоточенно писал на салфетке по-немецки. Отложив, наконец, ручку, он обратился к Пете:
— Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, молодой человек.
Петя поднял голову.
— Итак, первое очко ты проиграл из-за того, что доверился колдунье.
— Да, только она оказалась ненастоящая.
— Это не важно. В следующем раунде ты пытался убить себя, подорвавшись на мине.
Петя молчал. Ему было стыдно и страшно.
— Третье очко они засчитали себе после того, как ты поселился в клетке с хомяком.
— А что я мог поделать, если меня заперли в этой комнате со всех сторон?
— Потом они пожалели, что потратили на такого лентяя кучу времени и вернули тебя к началу третьего тура. С этого времени ты, как бы это сказать, начал отыгрываться.
— Выходит так.
— Помешал воришкам украсть алмаз.
Петя кивнул.
— В деле о подглядывании присяжные тебя оправдали.
Петя кивнул.
— Потом, в чемоданчике, ты отказался от предложения карточного джокера и не променял благополучие родителей ради собственной выгоды.
— Было что-то такое.
— Таким образом, на данный момент сложился счет три три. Думаю, скоро произойдет событие, которое шут символизировал третьим номером. И теперь я уже понимаю, что это за номер.
— Ну и!.. — воскликнули разом все трое.
Немец щелкнул пальцами и помотал головой:
— Если скажу, игра потеряет смысл и прекратится.
— Тогда лучше не надо, — предупредил Петя.
— И все-таки, герр Питер, не откажетесь ли вы переговорить со мною пару слов наедине?
Маринка Корзинкина и Славик Подберезкин состроили физиономии и отошли в сторону.
Фриц Диц решил проверить истинность своей догадки, не сходя с места.
— Герр Питер, — начал он издалека, — вы знаете, что я отношусь к вам с симпатией, и только кратковременность нашего знакомства мешает мне прямо называть вас своим другом.
Петя недоверчиво прищурился:
— А мучить в концлагере и убивать тоже как друга будете?
— О, как это примитивно! Вы насмотрелись и наслушались пропаганды. Подискутируем на эту тему в другое время, если желаете. Сейчас о другом. Поскольку ваше местонахождение перестало быть секретом, пообещайте, что сохраните в тайне все то, что вы видели и слышали там… Там, где мы были еще вчера.
— Конечно, куда мне теперь деваться, ведь вы меня там не выдали своим.
— Дело не в этом, я не говорю об услуге за услугу, я только пытаюсь сохранить с вами добрые отношения.
Петя где-то читал, что даже в древности на период проведения Олимпийских игр прекращались войны.
— Хорошо, хорошо, я обещаю. До конца соревнований никому не скажу. А после будет видно.
— Простого обещания мало. Дело слишком серьезное. Поклянитесь.
— Хорошо, хорошо, клянусь, — отмахнулся Петя.
— Нет, не так, это не клятва. Ведь вы христианин? Перекреститесь как положено и поклянитесь именем своего Господа Бога.
