ВЛАДИМИР СИНЕНКО - ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ
— Обожди до вечера! — схватил его железной рукой Петр Анисимович.
Утром примчался Кузьма Крикун. Он чудом избежал ареста. Гулял вечером на крестинах у друга, там и заночевал. Ночью в окно застучала жена: «Ой, да что же это делается, люди добрые? Стражники печь разворотили, скрыню заставили открыть, богов в углу побили. Тебя, Кузя, шукают... Что же ты, окаянный, натворил?»
Моисеенко сдвинул лохматые брови:
— Ясно... Очередь за нами. Пора сматывать удочки. Раз фараоны что-то пронюхали — и на нас заведут невод.
— Уходите, — согласился Федор. — А я узнаю, что с Григорием. Бедная Доменика! Она с малышом и на сносях.
— Чем ты ей пособишь? — отговаривал Фома, а Петр Анисимович лишь хмурился. — Только сам попадешься.
Федор ждал вечера. Фома, Кузьма и Моисеенко из солидарности тоже не покинули шалаша. Весь день подпольщики глядели сквозь вербы на пустынную степь, лежащую меж речкой и поселком. За спиной сумрачная, изрезанная оврагами равнина. Ни врагов, ни друзей.
— Собственно, почему фараонам искать нас именно здесь? — буркнул Моисеенко. — Наши не проговорятся, а я давно взял в шахтной столярке расчет и сказал, что подамся в Бахмут.
Стемнело. Федор с Фомой зашагали в поселок. Луна залила степь зеленоватым светом, и тропка ясно обозначилась. Моисеенко и Кузьма остались за рекой.
К лачуге Михайличенко крались почти не дыша, только Кудлай слегка повизгивал. Нет ли засады?
Хибара оказалась разгромленной, окна зияли черными провалами, вскопан даже. земляной пол. Шерсть на Кудлае поднялась.
— Видали? — скрипнул зубами Фома. — Ничего, я их отблагодарю!
С опаской, через огороды и заборы, стали пробираться к жилью Петровских. Тихо, только на руднике чахкает паровая машина.
Федор подошел к двери и трижды стукнул.
— Боже мой! — отозвался взволнованный голос. — Отпустили, Грыцю?!
— Откройте, Доменика, — тихо произнес Федор. — Артем...
Не зажигая лампы, хозяйка рассказала о вчерашнем. Стражники все перевернули в каморке и, не найдя запретного, забрали с собой Григория.
— Утром я кинулась к нашему уряднику. Оказывается, арестованных увезли в село Железное. Интересовались Моисеенко...
— И обо мне шла речь?
— Нет... Но как же мне выручить Гришу? — горько вздохнула женщина. — Куда я такая? Вот-вот понадобится повивальная бабка...
Доменика заплакала и уткнулась в подушку лицом.
Федор вышел во двор и сказал Михайличенко:
— Забирайтесь все подальше... Я остаюсь.
Луна спряталась за тучи, в окно уже глядело пасмурное утро, а Федор все думал. Надо поскорее отправить Доменику к родным... И как вызволить больного Григория из рук полиции?
ЯМА В ЖЕЛЕЗНОМ
Дорога виляла вдоль Кривого Торца. Слева река, а справа яры и глубокие шурфы — заброшенные шахты и проходки. Какой-то предприниматель пытал счастья, но угля тут не оказалось.
Влажный ветер стегал стеблями полыни по сапогам, звенел в ушах. Ноги Федора вязли в размоченной дождями глинистой земле.
Длинное украинское село. Мазанки под соломенными стрехами, журавли во дворах, на суковатых кольях сохнут крынки и горшки.
Догнал воз, запряженный волами. Рядом мужик в барашковой шапке.
— Село Железное? — спросил Федор.
— Эге. А ты, чоловиче добрый, кого тут шукаешь? — И хлестанул серого вола батогом. — Гей, Половый, цоб-цоб!
— Мне к станции. Далеко еще?
Дядько задумался, словно решал сложную задачу. Наконец выскреб из лохматого затылка ответ:
— Пожалуй, верста с добрым гаком. Иди этой улицей до майдана, где лавки с товаром. Напротив них расправа, вот там и сверни в проулок... А дальше мосточек. От него до чугунки рукой подать.
— Расправа... Это еще что такое? — удивился Федор.
— Чи ты, часом, не с дуба упал? Расправа — то волостное управление, где старшина и сотские чинят над нами неправый суд. Кто подати не оплатил, кто спьяну подрался или закон порушил... Оглядев прохожего в потрепанной одежке, вздохнул сочувственно: — А то и беспачпортных бродяг сажают в холодную...
— В Железном есть тюрьма?
— Тюрьма? — удивился селянин. — Тюрьма в городе! А у нас затолкают в подвал волостного правления, и гляди на волю через решетку... Не дай боже попасть в ту яму на хлеб и воду! Еще и палок дадут...
— Царская милость, — кивнул Федор. — Их величество— что кот в кладовке: кого словил, того и съел! Но еще прижмут ему и панам хвосты!
Селянин озадаченно смотрел вслед языкатому парубку. Не боится, вражий сын, такое говорить! «Прижать хвосты»... Верно, развелось панов, как тех собак. Только запуганы люди насмерть... Хоть и повесят помещика, а ты еще дня три будешь стоять перед ним, сняв шапку, — вдруг оборвется?
На площади дом с синей вывеской и орлом. Волостное правление. Одноэтажное кирпичное здание, крыльцо с навесом, а на его ступеньках просители. Нет и подвальных окон, на фасаде, значит, они выходят во двор.
Не сбавляя шага, Сергеев деловито вошел во двор «расправы».
В глубине конюшня. У коновязи лошади с торбами овса на мордах, под забором грязная бричка. Значит, старшина в селе.
Глянув направо, Федор увидел ступеньки в подвал, дверь, перекрытую железиной, а на ней замок, как на лабазе. По бокам окошечки-амбразуры. Через них в подвал текут дождевая вода и навозная жижа. Прав хлебороб — мокрая яма!
Встав в простенок между окнами так, чтобы его не заметили из помещения, Федор наклонился и тихо позвал:
— Гриша... Петровский, ты здесь?
Обождал немного и снова:
— Откликнись, Григорий! Есть тут люди?
Зашелестела солома, из-за решетки глухо донеслось:
— Ты, Артем? С ума сошел... Тебя же схватят!
Лицо щербиновского слесаря стало землистым, щеки ввалились, только глаза горят. В бороде соломинки, весь обмяк, осунулся. Держать больного человека осенью в сырой и черной яме!
— Видел ли Домнушку, Петьку? — спросил Григорий.
Федор кратко рассказал. У жены начались схватки. Фельдшер обещал устроить Доменику после родов у себя нянькой, а Петьку приютила соседка. Моисеенко, Фома и Крикун благополучно скрылись. Но где Нестеров и Соколов?
— Понятия не имею, — сказал Петровский. — До Железного нас везли вместе, а больше я их не видел.
На требования Григория вызвать прокурора и отправить его в город старшина лишь ухмыльнулся: «Сиди, крамольник, и жди! Пока нет приказания...»
Федор мучительно соображал. Что предпринять?
— Артем... — начал снова Григорий и вдруг зашелся кашлем. — Выручай, друг! Двигай скорее в Бахмут — пусть меня заберут в уездную тюрьму, там хоть сухо и тепло. Товарищи помогут.
Федор насторожился. Кто-то вошел во двор через ворота. Человека еще не видно, но лошади повернули головы к улице, стригут ушами. Если стражник, чем объяснить свое присутствие здесь?
И Сергеев распустил на штанах поясок.
Кучер старшины остолбенел, увидев такое. Даже не поверил глазам. Но поза незнакомца красноречиво говорила о его наглых намерениях.
— Ах ты ж, сволота! Только и места, что под окном у самого головы? Весь двор проклятые бродяги загадили! Шатаются с рудника на рудник, .никак не подыщут работы полегче... Кто таков?
Федор снова затянул на брюках поясок:
— Орешь как резаный! Схватило живот, а до оврага добежать не успел... Понятие надо иметь. Двор-то не твой — казенный.
— Убирайся к чертям, не то в холодную запроторю! — завопил усач.
Провожаемый руганью кучера, Федор подался к станции напрямик через поле. До Бахмута — можно зайцем на поезде, а то и пешком.
В Бахмуте организация РСДРП была невелика, но все приняли горячее участие в судьбе Петровского. С помощью местного адвоката-либерала уже на третий день Григория водворили в городскую тюрьму, дали делу ход.
Адвокат выяснил и причину ареста Петровского.
Екатеринославскую охранку давно бесили подпольные листовки в захолустных Нелеповских хуторах. Но слежка за шахтерами не дала полиции нити. Подстегнула охранников депеша из столичного департамента: «Под любым предлогом изолировать активистов партии, даже отсидевших срок, ибо весь промышленный юг России объят огнем волнений».
И вдруг шпики наткнулись на домашнюю фотографию: вечеринка у либерального щербиновского инженера Прядкина. Жандармы присмотрелись к ее участникам и ахнули: уж очень один из них похож на упущенного ими Петра Моисеенко! И Петровский, оказывается, не просто слесарь Гришка, а член екатеринославского комитета РСДРП.
Но что даст арест, если нет доказательств причастности к «преступному сообществу»? И жандармы решили расправиться с подпольщиком испытанным способом. Петровский слаб здоровьем и долго не выдержит в мокрой яме села Железного.
Однако этот замысел охранки провалился.
Очутившись в Бахмутской тюрьме, Петровский потребовал освобождения. Теперь долго его держать не будут. Улик-то нет!
НЕВИДИМКА
Двор депо затянут сизой дымкой. Здесь, на станции Елисаветграда, пристанище хворых паровозов. Оно сложено из кирпича и высится над приземистыми строениями.
