Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория
Валентина Васильевна стучит указкой по столу:
— Тише, тише!
— Последний день, учиться лень, сижу за партой, как тюлень, — тараторит Витька.
На тюленя он не похож. Скорее, на чертика: ни минуты не может усидеть спокойно. «Дыру в боку крутит», — говорит о нем Викина мама. Витька — египетский старожил. Он и родился в Каире. Так в метрике и записано: «Место рождения — г. Каир, Объединенная Арабская Республика».
— Вот именно — последний день. Кое для кого — последняя возможность исправить годовые оценки. Например, для тебя, Сукачев.
Витька выскакивает к доске и рассказывает про твердый знак. Витька все знает, еще не было случая, чтобы он чего-то недоучил. Он и слугу русскому языку выучил. Хусейн рекламу над магазином по-арабски прочитать не может, а русские сказки разбирает по складам. И все удивляется, что у нас книжки на том же языке, на котором русские люди разговаривают. У арабов литературный язык один для всех — и в Египте, и в Сирии, и в Алжире, и в Йемене, а говорят в каждой стране по-своему. Есть даже переводчики с литературного языка на разговорный…
Но Витькины оценки скачут вверх и вниз, потому что не может он отвечать спокойно. То подмигнет, то рожу скорчит, а теперь стал изображать твердый знак: стриженую голову вперед склонил, а руки сложил сзади кренделем. Ужасно похоже!
— Ладно, Сукачев, пять за твою пантомиму.
Витька доволен.
— Валентина Васильевна, а можно Хусейна в первый класс принять? Он «Колобок» наизусть знает!
Все представляют Хусейна в галабии и чалме, читающего букварь среди первачков.
— Ничего смешного, — строго говорит Валентина Васильевна. — Сейчас даже старики феллахи за парту садятся. Но Хусейну надо сначала родной язык выучить.
Она смотрит в классный журнал.
Светка раскрыла под партой учебник и торопливо читает, скосив глаза. А Вика вчера русский повторяла: и мягкий знак, и твердый, и «ЖИ-ШИ пиши с буквой „И“». Но ее не спросят, у нее твердая пятерка.
— Геленжевский, — говорит, наконец, Валентина Васильевна.
Близнецы Геленжевские вздрагивают, громко роняют что-то на пол и вскакивают, оглядываясь ошалелыми глазами.
— Сначала Анджей… Расскажи-ка нам о приставках в русском языке.
Анджей выходит к доске, хлопает белыми выгоревшими ресницами и внимательно смотрит в лепной потолок.
— Э-э, — говорит он. — Приставки… Приставки, э-э, следует отличать от предлогов.
— Правильно, Анджей. И как же ты отличишь приставку от предлога?
Анджей теребит белый чуб и еще внимательнее разглядывает потолок. Казимир листает учебник, но не успевает.
— Казимир, помоги брату.
Казик обреченно становится рядом с Анджеем. Когда близнецы стоят рядом, их не отличишь друг от друга. Казимир трет веснушчатый нос… теребит чуб… и тоже принимается изучать потолок.
— Э-э, — говорит он. — Приставка, э-э, это не предлог.
— Это нам уже Анджей сообщил.
Со всех сторон подсказывают, все сразу, поэтому у доски ничего не понять.
— Приставка — это приставка, а предлог — это предлог, — догадывается вдруг Анджей.
— Совершенно верно, — терпеливо говорит Валентина Васильевна. — И что же вы нам хотите еще сказать?
— Русский язык — отшен трудна, — у Анджея неожиданно появляется невероятный акцент.
— О да, да! — немедленно соглашается Казик. — Ми плохо понимать русска мова.
И оба таращат на учительницу бесхитростные глаза.
— Да, русский язык — очень трудный, — соглашается Ва- лентина Васильевна. — Особенно если читать на уроке посторонние книги.
Она поднимает из-под парты Геленжевских цветастый американский детектив с симпатичным черепом на обложке.
— «Смерть с накрашенными ресницами», — читает она название. — М-да… Ну, как?
— Законно! Уже троих укокошила! — говорит Анджей на чистом русском языке.
Третий класс падает на парты от смеха.
— А что у вас по английскому?
— Пять, — скромно признаются близнецы.
— Не мудрено. Лучше бы уж Марка Твена читали, — вздыхает Валентина Васильевна. — Садитесь, артисты. Не класс, а драматическая студия.
Школьный сторож Мустафа звонит в холле в колокольчик. Перемена! Все четыре класса вылетают в холл. В дверях — пробка.
Мустафа, сверкая улыбкой, раздает второй завтрак — мандарины и финики. Вика не любит египетские мандарины. Очистишь его, и потом весь день руки приторно пахнут. А мякоть такая сладкая, что хочется пить.
Она отдает свой мандарин Пустовойту. Он их ящик может съесть.
— Лиза-подлиза, — шепчет Светка рядом.
Вот так всегда настроение испортит. А у самой два завтрака — свой и Матрешкина.
Мустафа звонит ко второму уроку. Мустафе нравится звонить в колокольчик.
У третьего класса — физкультура. Третий класс несется вприпрыжку во двор. Осталась на партах форма в голубую клетку. Все в трусиках и в майках. И здесь Лисицына отличилась: под формой у нее оказался нейлоновый купальник с Микки Маусом.
Ох и изжарится же Светка, когда солнце поднимется выше! Не надо модничать.
Мальчишки уже лезут на пальмы. По пальмам легко лазить — чешуйки на стволе, как ступеньки. Витька под самой кроной над школьной крышей.
— Витька-а! Пирамиды видать?
Витька оборачивается в сторону Гизы. Гизские пирамиды видно с любой крыши — Каир лежит на равнине.
— Не-а! «Хилтон» застит!
Валентина Васильевна выходит из школы и привычно хватается за голову: — Сукачев! Слезай немедленно! Чубенидзе! Спускайтесь сейчас же, а то Мустафу позову!
А Мустафа и так все видит и смеется.
На стволах пальм — зарубки через десять сантиметров. Валентина Васильевна натягивает скакалку в метре от земли. Так и есть — прыжки в высоту! Витька уже летит через скакалку «рыбкой». Кувыркается, вскакивает — голова в песке.
Вика не любит прыжки в высоту. В беге вокруг школы она и мальчишек обгоняет, а вот метр ни разу не взяла. Страшно прыгать через скакалку: запутаешься и клюнешь носом землю.
А Светка ходит гоголем. Она длинная, ей только перешагнуть — и там.
Ребята выстраиваются в очередь наискосок от скакалки. Один прыгает, другой. Матрешкин попал ногой под скакалку и захромал к школе. Страшные муки на лице, а сам доволен — больше прыгать не надо.
Светка прыгает красиво. Взмахивает руками и летит. Уже три раза прыгнула.
Вика становится в очередь. Чем ближе очередь подходит, тем страшнее. Она опять отходит в конец очереди. Вот только Геленжевские впереди. Вот и они прыгнули.
Вика подскакивает на месте. Страшно. Скакалка под самыми небесами.
— Беликова, ты что же не прыгаешь?
— А она боится, — фыркает сзади Светка. Ах, так! Назло тебе прыгну!
— Ты сильнее маши ногой и лети за ней, — подсказывает за спиной Саша Пустовойт.
Вика срывается с места, бежит, семенит. Скакалка уже рядом. Она изо всех сил толкается, закрывает глаза. И падает на спину в песок.
Неужели взяла? В первый раз! Вот везучий день!
Вика отряхивается и бежит становиться в очередь. Теперь не страшно и скакалка не под небесами, а у самой земли. Раз за разом она плюхается в песок. Так бы и прыгала до самого вечера. Но уже бежит Мустафа с колокольчиком.
— Сбор, ребята, сбор! — кричит Валентина Васильевна. — Сукачев! Сбор не на пальме, а в классе!
Кончились уроки. Кончился учебный год в середине апреля. Скоро начнется настоящая африканская жара. Помутнеет горизонт, дохнет из пустыни знойный ветер и будет дуть пятьдесят дней. Он так и называется- «хамсин», «пятьдесят дней». Тогда никакие уроки в голову не полезут. Третий класс возвращается за парты. Все потные, возбужденные после физкультуры. Никому на месте не сидится. Даже у Матрешкина нога чудесным образом перестала болеть.
— Можно нам остаться? — просят Анджей и Казимир. — Что ж, вам тоже скоро в харцеры вступать. Валентина Васильевна становится торжественной, тихонько стучит указкой, дожидаясь тишины.
— Ребята! Сегодня у нас необычный день. Счастливый день! Сегодня вы станете пионерами. А для вас это событие торжественное вдвойне. Пионерская организация принимает в свои ряды вас, живущих далеко от родной земли. Потому что советский человек в любом уголке земного шара остается гражданином Советского Союза. И там, где есть советские люди, есть уголок Родины… Галстуки, я вижу, принесли все. А все ли знают, кто такой пионер?
— Пионер — всем ребятам пример! — кричит Витька.
— Правильно, конечно. Но как вы сами представляете себе настоящего пионера?
— Ну, — неуверенно говорит Витька, — пионер — это самый честный. Кто врать не будет,
— Кто никогда не жульничает. Даже в игре.
— Кто все сам делает. И отставшему помогает.
— Кто всегда про Родину помнит, — это опять Витька. — Даже если не видел почти.
