Иштван Фекете - Лисенок Вук
- Чей сын ты там, кровинка моя?
- Я сын Кага и совсем еще маленький. Помогите лисенку Вуку!
Чужая лиса побежала к расступившимся перед ней камышам, бесшумно, как молчаливый вздох.
- Иди ко мне, Вук, сын Кага, - прошептала она.
Вук направился к незнакомке, но из-за голода он оставил Таш с болью в душе. Тут над ним зажглись два живых фонарика, два загадочных лисьих глаза, и незнакомка обнюхала Вука, маленького дрожащего лисенка.
- Как же ты спасся? - спросила она.
- Я не спасался, - всхлипнул Вук, - меня принесла сюда мама, я ждал ее, но она не идет.
Из его слов Карак, одинокая лисица, поняла, что лисенок еще не знает, что у подножья высокого дуба лежат уже только мертвые.
- Успеет еще узнать, - подумала она и вслух сказала:
- Инь, твоя мать, не может придти за тобой. Она послала меня, Карак. Я тебе с родни. Пойдем со мной. Ты умеешь ходить?
- Далеко от дома я еще не бывал, но все-таки ходить умею.
- Ну, тогда пошли. - Карак сделала несколько шагов, но Вук не тронулся с места.
- Ты не понял? Иди, иначе я задам тебе трепку!
- И... и Таш мы тут бросим? - принялся снова всхлипывать Вук.
- Какую Таш? Где она? - разозлилась Карак, решив, что зто детские фантазии.
- Над водой что-то прогремело, - с восторгом объяснил Вук, - и Таш упала возле меня. Я даже сейчас чувствую, там ею пахнет. - И влажный лисий нос точно указал направление.
Карак тоже принюхалась, но ничего не учуяла в неподвижном воздухе.
- Черт знает, что ты чувствуешь! - ворчала Карак. - У меня нос тоже не деревянный...
- Но я чувствую, - настаивал на своем страшно голодный лисенок. - И покажу.
- Ну, покажи, - вышла из терпения Карак. - Но если там Таш уже нет, то я выдеру тебя, предупреждаю заранее.
Вук усердно перебирал ножками, шелестя сухими камышами, а Карак не спеша шла за ним. Вскоре она подняла голову. Налетевший ветерок принес запах утки. Покачав головой, она подумала:
- Кровь старого Кага! Еще не видно малыша в молодой травке, а такой нюх. Карак, старая лиса, ты приобрела клад, так береги его.
- Постой, сынок, - сказала она погодя. - Ведь еще на вершине холма почуяла я запах Таш, но хотела тебя проверить. Вижу, нюх у тебя будет хороший. А теперь пропусти меня вперед. Вдруг она от тебя улетит.
Но утка не могла улететь. Она уже испустила дух. Дробь, как видно, попала ей не только в крыло. Она была еще тепленькая.
Карак тоже была голодна, но не забыла о Вуке, - дала ему большие куски и только дивилась аппетиту лисенка.
Лягушки звонко распевали, над озером с шумом носились летучие мыши, звезды смотрели в озеро, и в самой глубине вод отражались их яркие лики.
От утки остались одни перья, и Вук удовлетворенно облизывал уголки рта. Он привык к запаху Карак и, поскольку был сыт, считал ее старой знакомой.
- А теперь пойдем, - сказала лиса, потягиваясь. - Ты хотел есть, я накормила тебя. Надо идти, ведь я живу далеко; и у меня есть еще и другие дела.
Вук своими маленькими ножками делал пять шагов, пока Карак один. Старая лисица пошла помедленней и спросила его:
- Ты не устал? Мы можем отдохнуть.
- Нет, не устал, - сопя ответил лисенок, - но все-таки отдохнуть неплохо. - И он растянулся на склоне холма, по которому они поднимались; на их пути то здесь, то там торчали головы белых камней, сверкающих в лунном свете.
Подъем становился все круче, каменистей, высокие деревья сменялись низкорослыми, и приходилось огибать большие кусты ежевики и встречающиеся иногда раскидистые кусты можжевельника.
- "Так" Вуку идти трудно, - пыхтя пожаловался он.
- А как ты хотел бы? - улыбнулась Карак.
- Когда голова вниз опущена, - объяснил он, - то она тяжелая. Видно...
Лисенок никогда раньше не взбирался на гору, а эта была довольно крутой.
- Спешить нечего, - Карак добродушно растянулась на земле, - мой дом уже недалеко.
Глубокая мирная тишина царила вокруг. Внизу темнел лес. Он таинственно шумел, и где-то далеко в деревне пропел полночь петух. Может быть, как раз тот, который заманил Кага, когда он, бедняга, чуть не попал в пасть к Вахуру.
- Что за красивый голос у этого... как его там, - поднял лисенок голову. - Я никогда еще не слыхал ничего подобного.
- Если будешь умницей, - засмеялась Карак, - я принесу такого "как его там", но уже без голоса. Стоит лисе поймать Курри (так его зовут, черт побери), как он теряет голос. Каг, твой отец, конечно, приносил тебе эту птицу, но она уже не пела, и поэтому тебе незнаком ее голос. На голове у Курри мясистый гребешок, а жену его зовут Ката.
Подумав немного, Вук сказал:
- Кажется, я его знаю; больше всего люблю от него ножки и грудку. Голову нет.
- И я тоже, - заметила Карак, - но из-за этого мы с тобой не поссоримся. Ноги у тебя отдохнули?
- Давно уже, - храбрился Вук. - А далеко этот Курри? - спросил он: ведь с заманчивыми мыслями о петухе нелегко было расстаться.
- Для тебя далеко. - Карак пошла дальше. - А теперь мы уже дома, прибавила она, и Вук без предупреждения понял, что разговору конец.
Он бесшумно крался по следу Карак. Выбравшись из густых зарослей ежевики, они вышли к вершине, и перед Вуком открылся незнакомый мир.
Отвесная скалистая стена белела в лунном свете, и рядом зияла пропасть. Сидя в тени, Карак и Вук прислушивались; лисий закон запрещает опрометчиво входить даже в собственный дом.
Царило полное безмолвие.
- Здесь тебе не пройти, - повернувшись к лисенку сказала Карак, ведь даже мне приходится быть осторожной. Я тебя понесу.
Вук покорно подставил спину, и Карак бережно взяла его в свои острые зубы.
Старая лиса осторожно шла по узкому карнизу. В жилах Вука застыла кровь, над такой страшной бездной они пробирались, но он все-таки расслабился, зная, что от него сейчас требуется одно: не шевелиться. Потом тропку пересекла метровая трещина. Карак чуть ли не перелетела через нее, и Вук зажмурился, стукнувшись головой о скалу. Когда он открыл глаза, Карак завернула в небольшую расселину, не видимую ни снизу, ни сверху, и опустила его на землю.
- Мы дома. Иди за мной.
Узкая расселина постепенно расширялась, и они добрались по ней до большого логова с идущими направо и налево ходами, где поместилось бы и два десятка лисиц. Тускло мерцал лунный свет, и Вук с изумлением огляделся.
- Тут замечательно, - удивленно сказал он, - а я зашиб себе голову. Здесь очень хорошо пахнет. Точно тут есть что-то такое...
- Тут всегда что-нибудь есть, - похвасталась Карак и, достав половину зайца, поделилась с лисенком, который наелся до отвала.
- Мне нравится здесь, - погодя прокряхтел он, - здесь прекрасно. Я как будто и не ушиб голову. А теперь мне хочется спать.
- Ну и спи, - улыбнулась Карак. - Сюда никто не может добраться. Ни Гладкокожий человек, который стремится все у нас отобрать и съесть, ни собака Вахур, эта продажная тварь. Не выходи отсюда, пока я не вернусь.
В одном углу логова была целая куча сухих листьев, занесенных туда ветром. Растянувшись на них, Вук сквозь сон видел, как Карак прошмыгнула в щель между скалами.
Ночь миновала. Вместо дрожащего мерцания луны в расселину проникла сперва серая мгла, потом живые пробуждающие лучи солнца. Но Вука даже они не разбудили.
Тут что-то заслонило свет, и Карак вползла в логово, держа в пасти Курри, который и на этот раз потерял голос где-то по дороге.
Старая лисица подняла не больше шума, чем легкий ветерок; Вук и не проснулся бы, но запах петуха разнесся в воздухе, и малыш повел во сне носом.
Карак ласково посмотрела на чуткого лисенка, который, открыв глаза, сказал:
- Здесь очень хорошо пахнет, и Вук хочет есть.
- Ешь, ешь, сынок, - поощряла его Карак, - для этого я и принесла Курри, который своим пением меряет длину ночи.
- Я люблю Курри, - пробормотал Вук, набивая живот подсунутыми ему кусками.
Наступило молчание. Изредка похрустывали косточки, и над скалами с клекотом кружили два сарыча. Вук прислушивался.
- Они нас не тронут? - насытившись и облизывая рот, спросил он.
- Нет. Кричат птицы Кие, они подстерегают Цин, мышиный народ, нам до них дела нет.
Воздух стал согреваться. Курри был почти уничтожен, и Карак затащила остатки от него в дальний угол, потому что Вук уже только смотрел на них, а есть больше не мог.
- Давай спать, - зевая сказала она. - Ты тоже поспи, ведь скоро уже ты вырастешь, а взрослые лисы больше спят днем. Когда проснешься, ни в коем случае не шуми, а если поднимешь меня, я тебя укушу.
И она закрыла глаза.
Потом, пока солнце медленно проплывало над двумя лисами, они крепко спали, лишь плавно вздымались их бока.
Первым проснулся Вук - у него подвело животик, - но он не решался пошевельнуться: ведь Карак запретила ему. Он смотрел на вход в логово, где иногда скользили тени, и ему хотелось узнать, что зто за тени. Каменный уступ у входа освещало теперь солнце, и лисенок жадными глазами глядел на гревшуюся там большую ящерицу Чус с зеленой спинкой. Каг, его отец, иногда приносил ему таких ящериц. Они были помельче, но мясо у них вкусное... а сейчас нельзя даже пошевельнуться.
