Геннадий Михасенко - Неугомонные бездельники
- Ну, мам, - опять было возмутился Юрка. - Чего ты...
- Цыц! - крикнула тетя Феня, чуть не дав сыну затрещину. - Думаете, кто выпластал у Анечки огород?.. Такие же, как вы, огольцы, разве что чуть похуже!
- Тетя Феня, да мы... - попробовал я возразить.
- Добавить? - перебила она, двумысленно берясь за половник.
- Хватит с нас, - тоже двусмысленно ответил я.
- То-то... А тебе вот! - и она плеснула Юрке еще поварешку. - Чтоб съел!.. Рыба спасла тебя от греха, благодари ее теперь - лопай!.. Уж ты бы не выкрутился!
Юрка и без того натрескался, но покорно умял и добавку, потом провел нас, разморенных и отяжелевших, в спальню, откуда мы кулями перевалились через подоконник в прохладу палисадника и распластались на хилой травке под акацией.
Меня задели тети Фенины шпильки, и я, вспомнив, что и дядя Федя вчера тоже, мягко выражаясь, пожурил нас за шум на крыше, невесело спросил:
- Ну что, орлы, влетело?
- Я говорил, прохода не будет - пожалуйста, - охотно отозвался Борька, тоже, наверно, думая об этом. - Теперь шаг не ступишь без колючек.
- И меня понюхала - не курю ли, - как-то удивленно-радостно заметил Генка.
Юрка ворчливо заоправдывался:
- Не знаю, с чего она... Можно, спросил, друзей ухой угостить? А как же, говорит, зови всю ораву. Я и позвал... Знал бы - рыбу выбросил.
- И погорел бы, - стукнул зубами Славка.
- Почему это погорел бы?
- Не было бы алиби.
- Кого? - Юрка сел.
- Алиби... Нет рыбы, - значит, не рыбачил, значит, огород Анечкин обчищал. А тут рыба - алиби.
- Алиби, - передразнил Юрка. - Начитался, Славчина, всякой бузни!.. А если бы не клевало?
- Погорел бы.
- Ха, академик!.. Ну, ладно, давайте в ножички играть. Первый!
Взрыхлив землю, мы принялись играть, сперва нехотя-вяло, потом все оживляясь и оживляясь. Кон за коном - не заметили, как пролетело время и мы проголодались опять. Первым почуял это Борька и напомнил, что у нас в гараже остался с позавчера кусок копченой колбасы и едва начатая бутылка лимонада. Мы обрадовались и решили опять сообща подкрепиться, прихватив еще чего-нибудь из дома.
Только Генка выпучил глаза. По всей его физиономии была размазана грязь, потому что он чаще других продувался в ножичек и чаще выгрызал из земли штрафной колышек. Чем грязнее рожа, тем она бесстрашнее, но даже и грязь не изменила Генку.
- В гараж? Через огород? После всего того? - ужаснулся он. Бешеные!.. Да я лучше умру с голода!
Упускать его не хотелось: и потому что он все-таки друг, и потому что он обычно приносил с собой редкую и вкусную еду: то ананасовый компот, то вареных креветок, то китайских орехов - нельзя было упускать Генку. Мы давай его уговаривать, но он мотал головой так, что тряслись щеки. Наконец, обозвав его трусом и ехидно пожелав ему успеха в девчачье-кошачьем концерте, который, оказалось, все-таки состоится, мы разбрелись, чтобы вскоре встретиться в гараже.
Дома я отодрал от хлеба горбушку, сунул в карман луковицу, взял уже ополовиненную банку сгущенки и отправился.
Попасть в гараж было вовсе не просто. Сначала нужно было через калитку против Бобкиных шмыгнуть в огород и смело-нетерпеливо направиться к уборной, полускрытой подсолнухами. Если заметишь или почуешь слежку, то так в уборную и заходи, если нет - юркни за "скворечню" и под ее прикрытием прокрадись в конец огорода, к старому забору механических мастерских, а там, в крапиве и конопле, наш тайный лаз в гараж.
Издали я увидел, как исчез в калитке опередивший меня Славка, потом Юрка. Только было и я нацелился, как во двор влетела Пальма, овчарка из двора через улицу, где не было ни клочка зелени. Перед самым моим носом она с ходу перемахнула огородный заборчик и давай шастать в подсолнухах, хапая какую-то траву. Тут же примчались ее хозяева, брат-очкарик и сестра, с голубым бантом над левым ухом. Опасливо покосившись на меня, они проскочили калитку, прицепили осмиревшую Пальму к поводку, вывели ее, и она натужно, как буксир, потянула их прочь.
- Извините, - на бегу бросил братец, тычком пальца поправляя очки.
- Хоть килограмм! - небрежно ответил я, усмехнувшись, - они не подозревали, что я такой же нарушитель границы, как и они.
- Можете и к нам собак приводить, - на ходу обернувшись, выпалила сестра.
- Ладно! - крикнул я. - Дипломатия на собачьем уровне!
Но внезапные гости уже пропали за воротами.
Я чуть выждал, раздумывая об этой сцене, почему-то развеселился и потом так ловко проделал весь замысловатый огородный маневр, что и сам не заметил, как оказался в гараже.
Гараж!.. Мы открыли его три года назад, с тех пор стали его верными добрыми духами. Метрах в пяти от забора горой высился огромный деревянный сарай, за которым и шла вся шумная механическая жизнь: гудели станки, ухали молоты, ревели моторы и вспыхивала электросварка. А тут, в заросшем бурьяном тупике, было что-то вроде машинного кладбища: валялись покореженные кабины, перекошенные пропеллером рамы, рессоры, дырявые радиаторы, смятые крылья, драные сиденья с торчащими пружинами и прочие части, гнутые, облупленные, ржавые... Кое-что мы тут расчистили, перестроили на свой лад и, конечно, обзавелись каждый своей машиной.
Борька прошуршал следом за мной. Славка с Юркой уже прилаживали столик в мазовской кабине, служившей нам столовой. Едва мы разгрузили свои карманы и расселись, как в лазе опять зашуршало и оттуда, задирая штанины, полезли чьи-то ноги. Это оказался Генка, по-прежнему чумазый и вдобавок бледный, отчего выглядел еще чумазее. В руке его торчала свернутая трубкой бумага.
- Ура-а! - радостно крикнул я. - Салют музыканту!.. Вали на стол, что там принес!
- Ничего не принес, - растерянно сказал Генка, переводя дыхание. - Я и дома не был. Нинка с Миркой перехватили, развесь, говорят, афиши... На двух домах повесил, потом дай, думаю, к уборной прикреплю, чтобы к вам проскочить. С афишей ведь, не заругают. Прикнопил, и вот - тут... Одна афиша осталась, - выдохнул Генка.
- Ну-ка, что за афиша, - сказал я.
Это был большой, чуть покоробленный высохшей тушью лист миллиметровки, с которого яркие оранжевые буквы извещали, что завтра в семь часов тридцать минут вечера на крыльце Куликовых состоится концерт художественной самодеятельности. Ниже расписывалась программа. Среди номеров мы вдруг вычитали: "Головачев Гена с дрессированным псом Королем Моргом. Король Морг под баян исполнит "Песенку Герцога" из оперы "Риголетто". Что за петрушка? Ведь Генка только что подобрал этого барбоса у хлебного магазина. Тетя Тося чуть его не вышвырнула, но ей понравилась белая полоска на груди в виде галстучка, да и мы заступились. Славка тут же присобачил ему имя - Королева Марго. Потом выяснилось, что это не королева, и щенок стал Королем Моргом.
- Из "Риголетто"? - воскликнул я. - Да ты что, Генк?
- Халтуркой попахивает, - заметил Борька. - Спорим, что он сорвет тебе номер!
- Почему?.. Не-ет! Король Морг поет - будь здоров! - уверенно заявил Генка.
- Когда же ты успел его научить? - спросил Славка.
- Я и не учил, он сам запел... Только я задел ноту "ми", он как гавкнет!
- Хм, - сказал Борька, - не зря, значит, галстук носит - артист.
Разложив на фанерке еду, Юрка распорядился:
- Жор, химики-мумики!
Пока друзья устраивались, я еще раз, более ревностно, проглядел программу. Мне стало досадно немного, оттого что концерт не срывается из-за нас, наоборот, вон какую афишу намалевали. Значит, есть мы или нет безразлично, грош нам цена. Красиво!.. И еще я заметил, что среди номеров нет Томкиного. Все есть: Мирка, Нинка, Люська, Нинка даже дважды, а Томки нет. Что за фокус? Неужели она ничего не умеет?.. Я попробовал припомнить и уловить проблески какого-нибудь Томкиного увлечения, которое бы проскакивало в наших играх, но не смог. Она мне все представлялась хихикающей да закрывающей лицо руками. Играем "Из круга вышибало" - и то: увидит, что в нее целятся, все: захихикает, заслонится ладонями - ее, понятно, выбивают, ее выбивает даже мяч, катящийся по земле. Мирка с Нинкой увертывались от ударов не хуже любого мальчишки, прыгали - ноги выше головы, только Мирка со смехом переносила все игровые невзгоды, а Нинка то и дело вопила, что ей больно, что ей не по тому месту ударили и что надо иметь совесть. Менее живая Люська была зато серьезна и сосредоточенна - шиш ее просто так взять. А у Томки - ни хитрости, ни изворотливости. Если бы я не выручал ее галками, она бы, как бабушка, и сидела на крыльце. Да и в прятки я ее спасал...
Друзья уже нахрумкивали. Мне сунули мою долю лимонада в бутылке, я с кряком выпил и метнул бутылку к сараю. Она попала в низ стены и... воткнулась в нее горлышком, как нож в масло.
- Э! - прошептал я пораженно. - Смотрите!.. Бутылка воткнулась! Вон она...
Первым у стены очутился Юрка. Он выдернул бутылку, осмотрел стену и вдруг начал легко и бесшумно отделять от нее кусок за куском - доски оказались насквозь прогнившими. Когда образовалась приличная дыра, Юрка напролом сунул туда свою отчаянную голову и замер на четвереньках, как тот древний человек на рисунке из географии, который достиг конца света и выглянул за небесный свод.
