Гец Рихтер - О кораблях и людях, о далеких странах
И тогда капитан запретил продавать им пиво. А они не привыкли пить воду. И с каждым днем созревал их гнев, созревал, подобно плоду на дереве. И ныне гнев этот созрел.
2
Тяжелы матросские кулаки. И матросы готовы сейчас же, в эту же ночь, разнести мостик в щепы. Но это был бы один из диких бунтов, которые так часто случаются на кораблях в тропиках. И боцман сказал матросам, что и у гнева должен быть свой смысл, своя цель.
- Мы должны чего-то добиться для себя! Мы же не хотим, чтобы над нами издевались, как над рекрутами в казармах.
У Руди горит голова, горят глаза, он дрожит от возбуждения, когда наконец начинает понимать, что случилось в эту долгую ночь и что еще должно случиться. Ведь все это он однажды уже пережил, когда Медуза на "Пассате" чуть не до смерти загонял Эрвина. И еще когда они сидели в спальне на койках и Руди сказал: "Трусы нам не нужны!" Как давно это было! Но Руди этого не забудет никогда.
Ухмыляющаяся физиономия Медузы преследует его и во сне. Он не может отвязаться от этого видения. И вдруг он начинает понимать, что он уже не мальчик, каким он был на учебном корабле. И он громко говорит:
- Самое важное - чтобы мы все вместе выступили!
Становится очень тихо. Матросы с удивлением смотрят на юнгу. Руди краснеет, но не теряет присутствия духа.
Нет, теперь уже не теряет.
- И, если сдаст хоть один, все может полететь кувырком! - добавляет он. Голос у Руди такой низкий, что ему даже не верится, что это он сам говорил, - такие в нем появились мужественные нотки. - Вот как у нас тогда было - боцман Иоганеен может это подтвердить, - он был тогда у нас...
Руди счастлив, что может назвать свидетелем и соратником боцмана Иогансена. Матросы с удивлением слушают рассказ юнги о бунте на "Пассате". Руди не собирался ничего рассказывать, это вышло само собой. И, пока он говорит, в нем растет мужество и упорство. Как тогда, на "Пассате".
Матросы переглядываются, каждому хочется что-то сделать: один набивает трубку, другой скручивает сигарету, третий откашливается, четвертый приглаживает волосы.
Вдруг Черный Губерт говорит:
- Ай да Генрих! С виду не скажешь!
Руди долго смотрит на кочегара. Потом лицо его становится суровым, на лбу появляется глубокая складка, и он поправляет:
- А меня ведь Руди зовут, чтоб ты знал!
И тут матросы смеются.
Через иллюминаторы падает в кубрик первый утренний свет. За лесом взошло солнце.
Капитан шагает взад и вперед перед своей каютой. Иногда он останавливается и смотрит на часы. Руди и Георг, спрятавшись, следят за ним. Вдруг капитан рывком открывает дверь в кабину первого штурмана, и ребята слышат, как он кричит:
- Сверить часы!
Юнги смотрят друг на друга, ничего не понимая. Сверять часы? Сейчас? Зачем это?
Капитан выскакивает из каюты первого штурмана и чертыхается:
- Что за свинство! Вахтенный матрос!
Не получив ответа, он кричит снова:
- Вахтенный!
Но вахтенный не показывается. Юнги видят, как капитан поднимается по трапу на мостик. Тогда Руди запирает буфетную, а Георг - кают-компанию. Оба прячут ключи в карман и медленно приближаются к проходу под мостиком. Здесь они ждут. Наверху бьют склянки. "Капитан сам бьет склянки?" удивляется Руди.
С мостика раздается голос капитана:
- К шлюпочному учению становись!
У кубрика собрались матросы. К ним подходят несколько кочегаров. Они тихо переговариваются. Один из матросов закуривает.
- Где вахтенный матрос? - кричит капитан.
Никто ему не отвечает. Матросы стеной стоят перед кубриком.
- Отставить курение! Становись! Уже четверть третьего! - слышится с мостика.
Матросы поглядывают за борт. Они стоят поперек всей палубы от бак-борта до штир-борта. Руки скрещены на груди или спрятаны в карманы. Среди них боцман Иогансен и плотник Тетье.
- Вы можете что-нибудь понять? - спрашивает капитан первого штурмана, вышедшего из каюты.
Капитан всю первую половину дня был на берегу и вернулся только к обеду. Первый штурман приказал боцману Иогансену дать матросам задания, и матросы работали. Они сплели два швартовочных конца. Они хотят работать. Но на муштру они не согласны!
- Никто склянок не выбивает! Растяпы. Этот парень у меня попляшет! - Капитан перегибается через перила: - Вахтенный!
Капитан сбегает с мостика и останавливается в правом проходе под ним. Руди и Георг стоят в левом. Никто из матросов не сделал и шагу вперед.
- Что это значит? - кричит капитан.
Матросы молчат.
- Дай-ка огоньку! - громко говорит Фите.
Черный Губерт протягивает ему горящую спичку. Фите долго раскуривает свою трубку, пока густые облака дыма не поднимаются над всей группой.
Краска заливает лицо капитана. Юнги видят, как он заставляет себя успокоиться.
- Боцман, говорите! - Капитан прячет за спиной вышедшие из повиновения руки.
Боцман Иогансен выпрямляется. Слева от него стоят огромный Фите и Черный Губерт. А с другой стороны - светловолосый Гельге, который еще на несколько сантиметров выше, чем длинный боцман. Головы этих четырех друзей образуют как бы башню, возвышающуюся над человеческой стеной. Боцман высвобождает руки из-под лямок спецовки и, высоко подняв голову, говорит:
- Мы решили...
- Что?! Что вы?.. - Голос капитана срывается.
- Мы решили... - повторяет Иогансен, и уверенность, с которой он говорит, заставляет капитана нервничать еще больше. - Мы, матросы и кочегары, решили, что впредь будем отказываться от бессмысленной муштры...
Капитан обеими руками держится за подпорку.
- Да как вы смеете?! Как вы смеете со мною так разговаривать?! Вы вообще не имеете никакого права что бы то ни было решать! Вы должны только повиноваться, поняли?
Боцман Иогансен молчит.
Шепоток пробегает по живой стене. Юнги видят, как головы поворачиваются то в одну, то в другую сторону, то наклоняются друг к другу. И эта стена из человеческих тел походит на зеленую стену тропического леса, на которую налетает свирепый торнадо. Но как бы он ни свирепствовал, леса ему не повалить! Разве что свалит два-три отдельно стоящих дерева.
Снова делается тихо. У правого борта вместе стоят Холлер, д'Юрвиль и Пиус. Кнут возле них, в роли сторожа.
Над палубой кружит большая черная птица. Матросы следят за ней, пока она не исчезает за деревьями. Проходит довольно много времени, но никто не говорит ни слова.
Руди схватил руку Георга, жмет ее, он изумлен: "Вот стоит капитан, а вот команда, - думает он. - И команда не подчиняется капитану. Неужели капитан потерял власть над своей командой? Он может кричать, приказывать, сколько ему вздумается, а команда только смеется над ним.
Это какое-то чудо!" Но, когда Руди смотрит снова в сторону матросов и видит, что они стоят сплошной стеной, он начинает понимать, откуда это чудо.
- Матросы! - кричит капитан. - Подумайте, что вы делаете! Даю вам две минуты на размышление, и тот, кто из вас подойдет к мостику, будет прощен. Я забуду, что он стоял там, на баке, вместе со всеми, начисто забуду. Итак, две минуты: я считаю!
Капитан снимает часы с руки.
Солнце стоит прямо над палубой. Тени высоких мужчин не длиннее ладони. Над железными плитами дрожит воздух. Руди чувствует, как у него под рубашкой по телу скатываются капельки пота. Он вздрагивает.
Холлер перешептывается с д'Юрвилем. Кнут настораживается. Пиус делает несколько шагов вдоль фальшборта, но он делает их так медленно и осторожно, что никто на это не обращает внимания. Это видят только Руди и Георг.
- Осталась еще одна минута! - говорит капитан.
- Боцман смотрит на нас! - шепчет Руди Георгу.
- Нам надо быть со всеми, пойдем! - отвечает Георг.
- Еще полминуты! - грозно произносит капитан.
Внезапно оба юнги бросаются вперед и становятся вместе со всей командой. Клаус улыбается Руди. У всех остальных лица серьезные.
- Десять секунд!
Руди чувствует, что стена эта не такая прочная, как ему казалось издали. Многие взволнованы и боязливо перешептываются. Толстяк Иохен говорит:
- Спятили вы все! С самого начала я говорил...
Нейгауз оборачивается к нему и цыкает:
- Заткни глотку!
- Две минуты прошли, - внезапно произносит капитан.
Слышно, как команда глубоко вздыхает. Все смотрят на Старика. Что-то он теперь сделает?
Минута проходит, за минутой. Ногам становится жарко от раскаленной падубы. Матросами овладевает беспокойство. Капитан стоит в тени.
- Генрих! - вдруг зовет он.
Но Руди не двигается с места. Он стискивает зубы и чувствует, что стена, частью которой он стал, придает ему силы и мужества.
- Обоим юнгам нечего делать на баке! - говорит капитан уже совсем другим голосом.
Матросы переглядываются. "Что это? Почему он не кричит? Ведь срок истек!"
- Стой! - набрасывается Кнут на д'Юрвиля и толкает его в бок.
- Ладно, идите ко мне, боцман! - неожиданно предлагает капитан. - Давайте с вами поговорим.
