Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..
Итагаки Сейсира, услышав своё имя и поняв, что защитники стараются напрасно, низко опустил голову.
Поскольку я говорил по-английски, мои показания переводились только на японский.
После меня выступил Иван Чернопятко. Он дополнил то, что говорил я. Из его речи суду стало известно ещё больше подробностей.
…Мы пробыли в Токио более двух месяцев. 11 декабря мы пришли в Советское посольство прощаться с нашими товарищами. Какова же была моя радость и удивление, когда мне вручили здесь платок, когда-то, давным-давно, подаренный Рахилёй! Во время боя у озера Хасан мне пришлось завернуть в него документы, изъятые у японцев, и передать в штаб. Теперь, столько лет спустя, платок Рахили снова вернулся. Я так расчувствовался, будто возвратилась моя юность.
Во время прощального обеда за столом мне хотелось даже запеть. Было радостно оттого, что мы наконец-то возвращаемся на Родину. Как мы по ней соскучились!..
В тот день советских представителей из Токио должны были доставить во Владивосток два самолёта. Терешкин ещё не управился со всеми делами, поэтому решил лететь вторым рейсом. Зная, что у меня ещё нет билета, он уговаривал подождать его. Но у Ивана хрустящий билет уже был в нагрудном кармане, и он то и дело, довольно улыбаясь, подносил руку к груди. Я обнял моего друга за плечи и, улыбаясь, сказал:
— Уж извините нас, Пётр Фёдорович, мы с Иваном в детстве поклялись никогда не расставаться. Мы полетим вместе.
Терешкин грустно вздохнул и сказал, что проводит нас до аэропорта.
Иван был задумчив. И Терешкин тоже. Мы с Терешкиным обменялись рукопожатиями.
— До встречи, друзья! — сказал он, грустно улыбаясь.
— До свидания, Пётр Фёдорович!
Самолёт плавно набрал высоту, взял курс на запад. Летим домой! Мы с Иваном сели рядом. Он приник к иллюминатору. Через несколько минут Иван тронул меня, кивнул за окно.
— Погляди-ка, Фудзияма смахивает на террикон шахты, правда? — воскликнул Чернопятко. — Ну в точности наша Голубовка!
Разговор невольно зашёл о том времени, когда мы были шахтёрами.
До Владивостока уже подать рукой. Радист передал радиограмму, что мы летим — чтобы встречали.
И в этот момент что-то произошло. Мы даже сообразить не успели, что именно. Неожиданно ударил едкий запах гари, и в ту же секунду грохнул взрыв. Мы с Иваном вскочили и ухватились друг за друга, чтобы удержаться на ногах. А самолёт в это время стремительно терял высоту.
Мы ещё не коснулись волн, а уже самолёт распался на части…
Здравствуй, море! Я вернулся к тебе, как обещал. Что же ты опять так недружелюбно рокочешь? Разве не узнаёшь меня? Твои гривастые волны, подталкивая друг друга, будто переругиваясь, мчатся в мою сторону, кидаются на каменистый берег. Я пришёл, чтобы поведать тебе о том, что Гильфан и Иван живут в нашей памяти. Они теперь бессмертны.
Что ты тягостно вздыхаешь? Что не уймёшься никак? Спрашиваешь — не чудо ли это? Да, море! Наша земля полна чудес. А чудеса творят люди.
Смотрю в твою синюю даль и вижу ещё одно чудо. Солнце раздвинуло туманный полог, открыв горизонт. И прямо из него, из солнца, как из золотых ворот, появились два белоснежных океанских лайнера. Идут бок о бок. Всё ближе и ближе. Похожи друг на друга, будто братья-близнецы. Так это же они! Я узнаю их! «Гильфан Батыршин» и «Иван Чернопятко»! Они спешат — истосковались по родной земле. Опять следуют по путям-дорогам рядом. Опять неразлучны. Как всегда.
Примечания
1
Бабáй — дедушка, старик.
2
Абú — бабушка, старушка.
3
Жингé — тётушка.
4
Абзый — дядя.
5
Муэдзúн — служитель мечети, пятикратно в день читающий с минарета азан — призыв на молитву.
6
Апá — обращение к старшей сестре.
7
Кабушкину И. К. за проявленную отвагу в годы Великой Отечественной войны присвоено звание Героя Советского Союза.
