Ян Ларри - Необыкновенные приключения Карика и Вали
В рюмке что-то пискнуло.
— Хорошо! — сказал Карик, — Я накрою дворец чистым носовым платком, а вместо матраца брошу вам кусочек ватки. Отдыхайте пока.
— Теперь я понимаю, — улыбнулась сквозь слёзы мама, — это какая-то новая игра. Но что это за козявка, которую вы посадили в рюмочку?
— Козявка? — обиделся Карик. — Хорошенькое дело!.. Разве можно называть так учёного человека?
— Понимаю! — засмеялась мама. — Она у вас называется учёным.
— Не у нас, а во всей мировой науке… И не она, а он.
— Ну-ка покажите. Дайте взглянуть, что тут у вас?
Мама нагнулась над рюмкой. Она ожидала увидеть какое-нибудь дрессированное насекомое.
— Че… че… человечек! — крикнула она не своим голосом.
— Ну нет, это совсем не человечек, — сказал Карик. — Это профессор, Иван Гермогенович. Он изобрёл жидкость, которая превратила его в маленького. Мы тоже были такими, даже ещё меньше. Потом мы съели увеличительный порошок и стали большими. А для Ивана Гермогеновича порошка не хватило. Но он есть у него в кабинете. Мы его отнесём сейчас и увеличим.
Мама с удивлением слушала ребят и наконец поняла, что ребята не сошли с ума.
— Ребята, — сказала она, — но ведь квартира Ивана Гермогеновича запечатана милицией. Нам придётся подождать до утра. Скажите об этом Ивану Гермогеновичу.
Карик раздельно и тихо повторил все профессору.
— Ничего, Карик, — весело пискнул Иван Гермогенович, — я здесь великолепно устроился… Подождём до утра!
Карик поднял голову и сказал маме:
— Подождём до утра.
В рюмке снова пискнуло. Карик послушал и сказал:
— Садись, мама. Иван Гермогенович просит, чтобы мы рассказали тебе все, все…
Мама послушно села.
Карик кашлянул и неторопливо начал рассказывать о необыкновенных приключениях трех отважных путешественников на земле и под землёй, на воде и под водой, между небом и землей, в воздухе, в лесах, в горах, в пещерах и в ущельях. И снова все трое в этом рассказе совершили свои подвиги: они снова храбро сражались, плыли на кораблях, летали по воздуху, спускались в глубокие, тёмные норы. Слушая Карика, мама качала головой, иногда всхлипывала, иногда смеялась, но чаще всего прислушивалась, широко открыв глаза, не смея ни дышать, ни шевелиться.
— Бедные вы мои! — сказала мама, вытирая слёзы. — Сколько вам, бедняжкам, пришлось пережить! Вот бабушка-то поахает, когда вернётся и услышит про ваши похождения!
— А знаешь, мама, — сказал Карик, — я думаю, бабушке не надо рассказывать о наших приключениях.
— Ты прав, — сказала мама, немного подумав. — Бабушка женщина слабая. Слушать такие рассказы для неё, пожалуй, вредно. Я скажу ей, что вы были у дяди, у Петра Андреевича… А чем угощать вас сейчас? Что вы будете есть?
— Ой, мама! — сказала Валя. — Теперь мы все, все едим.
Мама засуетилась. В столовой загремела посуда. На кухне загудели газовые рожки.
Пока ребята мылись и одевались, мама накрыла стол, и на столе появилась шкворчащая на сковороде ветчина с яйцами, холодная курица, салат, сыр и горы мягкого душистого хлеба.
Когда всё было готово, все сели за стол.
— Прошу за стол, Иван Гермогенович! — сказал Карик и торжественно поставил рюмку с профессором между своей тарелкой и Валиной.
Карик отщипнул крошку сыра и бросил её в рюмку.
— Угощайтесь, Иван Гермогенович! — сказал он. В рюмке пискнуло.
— Просит хлеба, — сказала Валя, опуская на дно рюмки крошку хлеба.
За столом стало очень весело. Профессор тоже не терял времени даром. Он ел сыр…
Скоро в доме все заснули.
В своих чистеньких постелях ровно дышали Карик и Валя. Свернувшись на комочке ваты, спал в рюмке профессор. В первый раз за последние дни их сон был мирным и спокойным.
Им больше ничего не угрожало.
На другой день Иван Гермогенович как ни в чём не бывало сидел за столом у себя в кабинете.
Десять корреспондентов фотографировали профессора, записывая в блокноты его удивительные похождения. А вскоре в одном журнале была напечатана обо всём этом замечательная статья с большим портретом Ивана Гермогеновича Енотова.
Кто-то пустил слух, будто профессор Енотов научился превращать слона в муху, а потом все перепутали и стали говорить: «Он делает из мухи слона».
Впрочем, может быть, и есть такой профессор, который делает из мухи слона, но про него я ничего не знаю и говорить не буду, потому что не люблю писать о том, чего никогда не видел собственными глазами.
