Павел Ильин - Воспоминания юнги Захара Загадкина
-- Ничего, зато сюда его везут. Значит, решено: эта станция будет Апатиты. Там, на тринадцатом километре, разъезд, назовем его Титан.
-- Но ведь там титана, как руды, нет и не было.
-- Сейчас нет, так надо, чтобы вы, геологи, нашли бы там титан. Ясно?
Геохимики нашли около самого разъезда No 68 замечательное месторождение. Они говорят, что здесь открыты руды титана, сотни миллионов тонн на одной маленькой горушке. Ну, значит, будут строить завод, фабрику, поселок. Даже неловко: мировые руды, а разъезд просто No 68. Так думает старый железнодорожник. "Надо переименовать. Да опять эти минералоги будут смеяться, назовешь станцию их словом, а они тебя этим словом! Не знаю... Да и жарко сегодня... Пойти бы выкупаться в Имандре. А тут еще пристал диспетчер: поезжай в Охтоканду, принимай какой-то барак, -- кляузное дело, и в такую жару! Ну, просто Африка, Африканда какая-то!"
Разъезд был назван Африкандой. Я верно все рассказал... Правда, немного приукрасил, но, как говорят, ориентировочно все правильно".
Я выручаю из беды деда и его внучку
Многим читателям "Необыкновенных путешествий" не понадобится заглядывать на эту страницу. Приключение, о котором рассказал Захар, такое простое, что сперва я и за перо браться не хотел. Но потом подумал: если внучка ленинградца-пенсионера не вспомнила о водяном отоплении Кольского полуострова, то не окажутся ли в похожем затруднении другие школьники? И я взялся писать примечание.
Есть общее географическое правило: чем севернее расположена какая-нибудь местность Советского Союза, тем суровей ее климат. Птицы не изучают географию, но с этим правилом знакомы. И почти все они, улетая на зиму в теплые края, держат курс к югу. Почему же с юга Кольского полуострова многие пернатые отправляются зимовать на север?
Птицы давно подметили, что зимой в северной части Кольского полуострова теплее, чем в его южной части. Кольский климат особенный. В этом разгадка и другой кажущейся странности: Мурманский порт на севере полуострова открыт для кораблей круглый год, а Ленинградский и Рижский порты зимой замерзают, хотя Ленинград лежит на 1000 километров, Рига -на 1250 километров южнее Мурманска.
Особенность Кольского климата объясняется тем, что к полуострову подходит одна из ветвей теплого Северо-Атлантического течения --Нордкапская. Как видите, водяное отопление полуострова действительно существует. Посмотрите на карту, и вы найдете в Баренцевом море красную стрелу, которая па языке картографов обозначает теплое течение.
Вдоль берегов Норвегии Северо-Атлантическое течение каждую секунду проносит 4 миллиона тонн нагретой в тропиках воды. За час оно отдает Скандинавии столько тепла, сколько получается от сжигания 6 миллионов тонн нефти. Поэтому па улицах Осло цветут абрикосовые и миндальные деревья, хотя столица Норвегии находится на шпроте Магадана.
По пути к Кольскому полуострову тропическое течение постепенно охлаждается. В Мурманске не цветут абрикосы и миндаль. И все же зима на северном побережье полуострова необычно теплая для таких высоких широт: средняя январская температура воздуха почти такая же, как в Астрахани.
Незамерзающее море и влечет птиц на северное побережье Кольского полуострова. Сильных морозов там не бывает, в море и на отмелях пернатые находят обильную пищу.
Город на ста одном острове
Город, в котором более пятисот мостов, -- Ленинград, расположенный на ста одном острове Невской дельты. Мосты переброшены через Неву, ее рукава и городские каналы.
Дедушка Захара ходил по ленинградскому мосту имени лейтенанта Шмидта, соединявшему берега Невы. После Великой Отечественной войны этот мост был разобран и перевезен за сотни километров в город Калинин. Там его вновь собрали и перекинули через Волгу.
В Ленинграде на месте моста имени лейтенанта Шмидта построен другой мост, носящий то же имя.
Мне известен еще один такой "путешественник". После постройки в Москве нового Крымского моста старый Крымский мост увезли на баржах вниз по реке и поставили неподалеку от Коломны.
Секрет московского климата
Захар увлекся достопримечательностями Москвы и забыл разыскать сведущего человека. К счастью, мне кое-что известно о климате столицы, и я могу открыть его секрет: Москва сама себя согревает!
В столице СССР -- сотни тысяч зданий, тысячи километров асфальтированных улиц, десятки тысяч автомашин, заводы и фабрики с бесчисленными станками и моторами. Все это хозяйство москвичей непрерывно "дышит".
"Дыхание" Москвы -- мельчайшие частицы пыли, дыма, копоти. Они очень легки, и восходящие потоки воздуха поднимают такие частицы на высоту 500--1000 метров. С самолета, идущего к Москве, "дыхание" столицы хорошо видно: большим серым облаком оно висит над городом и колеблется при ветре.
Зимой эта облачная завеса, словно утепляющее mockttv покрывало, снижает мороз на несколько градусов. Летом мельчайшие твердые частицы накаливаются лучами солнца, а затем, отдавая накопленное тепло окружающему воздуху, повышают температуру в городе. Отдают тепло и сильно нагретые солнцем камень, бетон, железо столичных зданий и улиц. Асфальт, к примеру, нагревается летом до 45--55 градусов! Все это сказывается на среднегодовой температуре: она на градус выше подмосковной.
Один ученый сравнил климат Москвы с теплым островком в море более холодного воздуха. Сравнение мне понравилось -- оно остроумно и, главное, точно объясняет особенности московского климата. Теперь понятно, почему весенние заморозки в столице кончаются раньше, а осенние наступают поздней, чем в ближайших ее окрестностях. Ученые заметили и другое: по мере того как росла и ширилась Москва, в ней делалось все теплей.
Узнав об этом наблюдении ученых, я смутился: ведь Москва будет расти и дальше, неужели со временем ее климат станет таким же, как в субтропиках? Оказывается, не станет. Все более широкое применение электричества и горючего газа вместо угля, замена бесчисленных топок и котельных теплоцентралями, установка дымоуловителей уменьшают количество пыли и копоти в воздухе столицы.
А почему в университетском музее свой климат, не похожий на московский или подмосковный? Здание университета очень высокое: от земли до верха звезды на его главной башне 240 метров! И в тихие летние дни на двадцать восьмом этаже, где помещается музей, значительно прохладнее, чем в первом этаже университета, -- теплый воздух, уже нагревшийся от земной поверхности, только поднимается до высоты музея. Ночью, наоборот, в первом этаже прохладнее, чем на двадцать восьмом этаже, -- земная поверхность остывает, а наверху теплый воздух еще не успел охладиться.
У столичного климата есть и другие секреты, о которых Захар умолчал. Тому, кто хочет их узнать, советую прочесть книгу Н. В. Колобкова "Климат Москвы и Подмосковья".
Стрелка на башенном термометре-циферблате и градусник, опущенный из окна музея, показывали различную температуру, хотя находились примерно на одинаковом уровне. К климату Москвы это не имеет отношения. Термометр-циферблат устроен для прохожих, которых мало интересует температура на высоте башни. Прохожим важна уличная температура. Эту температуру измеряют на уровне земли, на расположенной неподалеку метеорологической станции, откуда по проводам управляют движением стрелки на башне.
Дерево перед школой не скоростное. За последнее двадцатилетие на московских улицах высажено много деревьев, привезенных в столицу из Подмосковья. Такое дерево-переселенец и растет перед школой. Мальчонка не ошибся, сказав, что оно посажено в ту осень, когда он впервые пошел учиться.
Дом, в котором живет приятель Захара, более необычен: он стоит не там, где был построен. Таких домов в Москве немало. Если требуется расширить улицу, а этому мешает давно построенное здание, то его отвозят в сторону. Некоторые дома при переезде повертывают: прежде их фасад смотрел, скажем, на север, теперь он обращен на юг.
Я видел в столице дом, который после передвижки вырос на один этаж, причем добавочный этаж появился не вверху, а внизу здания! Площадка, куда передвигали этот дом, была на два метра ниже той, где он стоял. И здание перевезли на вновь построенный первый этаж! Не верится? Будете в Москве, посмотрите сами. Это -- Глазная больница. К слову сказать, при переезде ее тоже повернули.
О любопытстве
В тот день, когда Захар уговорил меня писать примечания к "Необыкновенным путешествиям", он поклялся, что в его записях нет ничего вымышленного. Я помню о клятве, и только она придавала мне мужество в долгие часы безуспешных попыток разобраться в тайне мытья Москвы-реки. Теперь, узнав подробности этого происшествия, я нахожу его самым интересным из виденного Захаром.
Но сперва о семи холмах. Мне, да, наверное, и вам, казалось, что Захар просто не сумел нанести на план очертания московских холмов. Дело это нелегкое, а работал он без инструментов. И я начал с того, что принялся перелистывать в библиотеке книги о Москве. Надо было разыскать тех ученых середины прошлого века, на которых ссылается Захар.
