Алексей Пантелеев - Из старых записных книжек (1924-1947)
В 1917 году Струйковы зарыли свое золото и бриллианты в конюшне своего саратовского дома. Вернулись в Саратов в 1922 году. Дом занят. Попросили поселить их хотя бы в конюшне. Сжалились, поселили. Всё выкопали.
* * *
Чехов - писатель черно-белый. Особенно бросается это в глаза после чтения бунинской прозы, прозы цветастой, живописной, где на одной странице столько красок, цветов, оттенков. У Чехова редко-редко встретишь цветовую характеристику, вообще упоминание цвета.
Вот рассказ "Черный монах". Даже описывая великолепный питомник цветов, автор говорит:
"Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных цветов, начиная с ярко-белого и кончая черным, как сажа... не случалось видеть..."
В том же рассказе встречаются краски, но - какие? Как подцветка в старинных кинематографических "видовых".
Луна, бухта...
"Это было нежное и мягкое сочетание синего с зеленым; местами иода походила цветом на синий купорос, а местами казалось, лунный свет сгустился и вместо воды наполнял бухту".
Ниже:
"Бухта, как живая, глядела на него множеством голубых, синих, бирюзовых и огненных глаз" (огненных, а не красных).
И если встретится вдруг в рассказе Чехова красный или другой цвет, то он режет глаза, запоминается, дерзко и грубо выделяется на черно-белом фоне, - как алый флаг в "Броненосце Потемкине" (смотри, например, повесть "Три года". Светский лев и стареющий фат Панауров, его оранжевые перчатки и черный цилиндр на фоне уездного города. У другого автора эти оранжевые перчатки так не прозвучали бы).
* * *
На Волковом кладбище видел склеп купцов Булычовых.
* * *
В Петергофе на Царицыном острове (между вокзалом и Верхним садом) растет дуб, на котором до войны висела (не знаю, сохранилась ли) бронзовая дощечка:
Вложенный желудь снят с дуба,
осеняющего могилу незабвенного
Вашингтона, и поднесен в знак
величайшего уважения Его Величеству
императору Всероссийскому.
Американцы
* * *
Желудь был посажен Николаем Первым в 1842 году. После смерти Николая вокруг разросшегося дуба устанавливалась ежегодно летом золоченая корзинка с незабудками.
Знал ли об этом Герцен?
* * *
У девушки-официантки присловье: "мне дурно". Увидела знакомую:
- Зина, мне дурно, как ты сюда попала?
* * *
Биографическая справка в подстрочном примечании о графе Бурхарде Христофоре Минихе:
"В 1742 был сослан в Пелым, в 1761 возвращен оттуда. Умер 16 октября 1766 года". Эпически спокойно и бесстрастно.
* * *
"Катя".
Веселый приказчик у Осьминкиных. На вопрос покупателя:
- А что у вас ситный - на масле?
- Как же-с, как же-с, на невском масле.
* * *
...Может быть, это была просто награда за хорошую, прилежную работу. Весь день, с девяти до половины шестого, я сидел за столом, а к вечеру вышел пройтись. Было начало июля. Что-то дымное и чуть-чуть грустное в этом северном обманчивом закате...
Мускулы ныли. В голове звенело.
Зашел в Летний сад. И вот - чудо. Пруд. Лебедь плывет, а рядом бежит серебряный луч. Откуда он? А вот, оказывается, откуда: берегом, обнявшись, идут влюбленные, у нее в руке сумочка, а на сумочке серебряная пряжка или замочек, в который сильно и прямо бьет предзакатное солнце.
Это было первое чудо. Ему еще можно было дать объяснение. А там пошли чудеса чистой воды.
У памятника Суворову сел в трамвай. Стою на площадке. Трамвай поехал, поет, и у меня внутри все поет. И все, все, что я вижу, радует.
Вот чайка над водой. Чудо!
Вот молодой точильщик поставил ногу на ступеньку подъезда и завязывает тесемочки на кальсонах.
Может быть, это смешно (и наверно смешно!), но и это кажется мне чудом и вызывает восторг. И сейчас, когда вспоминаю эти тесемочки, - тот же восторг...
* * *
В Городской думе - в очереди за железнодорожными билетами:
- Вы не знаете, телефон-автомат здесь есть?
- Да. Есть. На лестнице.
Матрос с деревянным сундучком:
- Точно. Есть. Там, на трапе, на второй площадке.
* * *
В чайную у Кузнечного рынка пришли два паренька, ремесленники или молодые рабочие. Обдумали по меню обед, хотят взять пива или водки. Молодая еще официантка улыбнулась им и говорит:
- Возьмите, ребятки, лучше бутылку лимонада.
Парни переглянулись.
- Ну, ладно.
* * *
У П. работает "приходящей" некая Ирина Михайловна, пожилая, невысокая, полная, с чуть подкрашенным лицом и с глуповатыми глазами тетенька. Чай она пьет с "господами", а сама, оказывается, из бывших: муж ее был "художником-архитектором" и почему-то служил в Государственном банке, а по совместительству еще и в страховом обществе "Саламандра". Мне сказали, что на днях Ирина Михайловна видела во сне - Николая Второго. За чаем я просил ее рассказать.
- Ах, да, - сказала она, кокетливо смущаясь, - представьте, вижу входит ко мне государь. А я эти дни очень больная была. Температура, голова очень болела. Думала, что совсем уж конец... А он входит и говорит: "Вы, говорят, больны чем-то?" А сам - в мундире, с бородой, ну, одним словом, как его раньше на портретах изображали... Я ему говорю: "Садитесь..."
- Простите, а как же вы его величали, Ирина Михайловна?
- Да никак. Просто: садитесь, говорю.
Он на оттоманку сел и вынимает из обоих карманов пузыречки с лекарством.
Потом уж я не помню. Проснулась, и как рукой сняло. Выздоровела...
- А какое же лекарство вам государь дал?
- А лекарство, главное дело, было гомеопатическое. Как сейчас вижу крупиночки такие, шарики белые. Он мне сказал, сколько раз их принимать надо, только я не запомнила. Но - помогло. Все как рукой сняло.
* * *
В Москве на Садово-Кудринской, неподалеку от болгарского посольства ("Блгарска легация" - написано там на медной дощечке у подъезда) живет маленький, но очень умненький мальчик. Однажды он, возбужденный, возвращается с прогулки, бежит к матери:
- Мама, мама, ты знаешь, я болгарского посла видел!..
- Где?
- У посольства. Во дворе.
- А почему ты думаешь, что это посол?
- А он как генерал. Весь в золоте и даже на шапке золото.
- А что он делал?
- Он ковер трусил.
* * *
Как небось страшно для современного молодого читателя звучит у Чехова:
"Дедушка ел ужасно много... и холодный пирог, оставшийся с воскресенья, и людскую солонину"...
* * *
К нам, в редакцию "Дружных ребят", пришло письмо из провинции. Читатели, два мальчика, спрашивают, правда ли, что тем, кто соберет и пошлет в Москву тысячу спичечных этикеток, - вышлют в обмен мотороллер или щенка-боксера? И я вспомнил собственное далекое детство, когда какая-то бонна внушила нам с Васей, что если собрать сто почтовых марок и послать их в Китай - оттуда пришлют фарфоровый чайный сервиз или живого китайчонка. Помню, как просиживали мы над плюшевыми альбомами, с трудом отклеивая марки с папиных и маминых старых открыток. И вспомнил еще почему-то китайчонка-жонглера, забредшего к нам на кухню. Мелькание синеватых ножей под потолком. Серая холодная котлета в грязных пальцах.
Рассказ "Живой китайчонок, или Сто почтовых марок".
* * *
Старуха гостья уходит раньше других, идет пешком из Замоскворечья в Сокольники. Объясняет:
- Мне просто необходимо движение. А то ведь я - аннулируюсь.
* * *
На Зацепском рынке. Дама с умывальным кувшином:
- Кому маринованные огурчики?! Оригинальные огурчики - с хренком, с чесночком...
* * *
Человек продает велосипед - английский "Ролс".
Кто-то скептически:
- На нем до угла доедешь и - стоп.
Продавец:
- Мне кажется, у человека глаза есть, и голова есть, и ноги есть. Можно сесть и...
- А у тебя язык есть.
- Да. И язык есть, и велосипед, слава богу, есть. И есть жена и двое детей...
Глупо, но почему-то смешно.
* * *
Он же. Расхваливая машину:
- Посмотри покрышки! Наша, советская резина и то пять лет ходит. А это - "континенталь".
Кто-то:
- Зачем же ты опошляешь советское?
Продавец (слегка испуганно):
- Почему опошляю? Я не опошляю (и начинает доказывать "на примере", что костюм, который он носит, сшитый из советского бостона, все-таки хуже английского).
Оппонент (мрачно, не слушая):
- А ты не опошляй.
* * *
Восьмого августа, пасмурным утром сидел у открытого окна, работал. Подошел со своим плоским серым ящиком стекольщик, молодой горбоносый мужик, не заглядывая в комнату, постучал осторожно по стеклу, сказал:
- Эй, хозяева, сентябрь подходит.
И стало грустно от одних слов этих.
* * *
Два мальчика лет по восьми сидят на крылечке в московском переулке, разглядывают новые задачники.
- Смотри, как складно, - говорит один. - Двойка. Тройка. И пятерка.
И зачастили:
Двойка, тройка и пятерка.
Двойка, тройка и пятерка.
Двойка, тройка и пятерка...
* * *
Сентябрь. Переделкино. "Дом творчества".
Очень красивый, очень молодой и очень интеллигентный человек на костылях (ниже колена нет левой ноги, потерял на фронте). Весь день лихорадочно возбужден, много и приподнято говорит, но за всем этим чувствуется большой душевный надрыв.
