Борис Карлов - Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
Ровно через семнадцать с половиной минут красавец-лайнер плавно оторвался от взлетного поля, и его мигающие огоньки скрылись в темноте, оставляя позади туманный Санкт-Петербург.
9
В банкетном зале становилось все более шумно и душно. Официанты едва успевали бегать туда-сюда с подносами, оркестр все чаще сбивался с латиноамериканских ритмов на разухабистые ресторанные шлягеры, чему публика, в большинстве своем русская, была только рада.
К одиноко стоящему у стойки бара Яблочкину подошла Мушкина.
— Знаете, на кого вы похожи?
— На кого? — встрепенулся Яблочкин, выходя из задумчивости.
— На человека, который никак не может понять, что он только что проглотил. Этот тип, с которым вы разговаривали, чем-то вас расстроил?
— Нет, не то чтобы расстроил, а как-то подозрительно. Он догадался о том, как произошла кража алмаза, что внутри было крошечное живое существо, которое отключило сигнализацию. Мне кажется, он не совсем тот, за кого себя выдает: «военный историк, профессор археолог»… Меня не отпускает чувство, что мы еще встретимся. А как ваши успехи? Кажется, вам без труда удалось подружиться с этой девочкой? Теперь мы, по крайней мере, будем в курсе ее контактов с Огоньковым.
— Вот именно поэтому я чувствую себя последней тварью.
— Что вы говорите!
— Да, да! Я чувствую себя повесой, который на спор с дружками соблазнил невинную девушку. А может быть, и надругался над нею…
— Тогда вы обязаны жениться.
— Не хохмите, я говорю вполне серьезно. Тем более, что мы с ней совершенно искренне друг дружке симпатизируем.
— Это делу не помеха.
— А вдруг ей придет в голову или кто-нибудь скажет, что я делаю все это по заданию?
— Ну так расскажите ей все как есть.
— Рассказать, что с самого начала я хотела втереться к ней в доверие?
— А почему бы и нет. Ведь она понимает, что сейчас вы не притворяетесь.
Мушкина задумалась.
— Знаете, — сказала она, — пожалуй, вы правы. Ваша бесхитростная прямота на деле изощреннее любого обмана. Я так и сделаю.
К Яблочкину приблизился охранник и попросил его подойти к телефону. Аппарат находился в коридорчике возле сцены, и было очень шумно.
— Да! — закричал Яблочкин, отвернувшись от оркестра и закрыв другое ухо ладонью. — Слушаю.
— Алешенька, — услышал он голос мамы, — извини, что отвлекаю, но Ты оставил дома свою трубку. А тебе все время звонит какой-то Юра из музея; говорит, что по очень срочному делу. Тебя уже наградили? Ужин готовить или ты уже?
— Да, мама, уже наградили, ужин не надо. Юра этот оставил свои координаты?
— Да, запиши номер…
— Алло, Юра? Это Яблочкин беспокоит из милиции… то есть, из передачи «Очевидное-невер»… что? Что вы говорите! А он здесь, в консульстве? Саксофон?
Яблочкин выглянул в зал и, не отнимая трубки от уха, стал пристально смотреть на Котова. Тот в конце концов тоже узнал Яблочкина, вспомнив свой сегодняшний сон, и выдал на саксофоне такого поганого петуха, что барабанщик сбился с ритма, и остальные начали делать им страшные лица.
— Да, я все понял! — крикнул Яблочкин. — Большое спасибо, вы очень помогли. Только, пожалуйста, больше никому об этом ни слова.
— Могила! — пообещал Юрик.
* * *Поиски в квартире Котова продолжались до самого утра. Двое опытнейших оперативников просматривали, обшаривали и обстукивали сантиметр за сантиметром. Лучшая розыскная собака в наморднике из металлической сетки обнюхивала каждый предмет, каждую щелку. Бутылка, в которой хозяин видел «гномика» была направлена в лабораторию, где над ней колдовали поднятые из постелей эксперты.
Сам Яблочкин сидел за столом и постепенно, по мере поисков, приходил в отчаяние. Опустив глаза, он смотрел на захламленную поверхность стола и на маленькую бумажку, которая, он сам еще не понимал почему, привлекала его внимание. Наконец, он взял эту бумажку, величиной с почтовую марку, и поднес к лампе.
И тут его словно тряхнуло: поверхность была испещрена микроскопическими рукописными строчками.
— Лупу! — крикнул Яблочкин, и ему в руку немедленно сунули лупу.
Жадно проглатывая строчку за строчкой, Яблочкин ознакомился с содержанием записки.
Не будем приводить ее полностью; Петя обращался к родителям и просил у них прощения за то, что скрывается от них и от всех, что это связанно с чрезвычайными и невероятными обстоятельствами, о которых он пока не может ничего рассказать. Он надеется, что рано или поздно все благополучно разрешится, и он живой и невредимый вернется под родительский кров.
В специальной приписке для Яблочкина он писал:
«Товарищ милиционер Яблочкин, вы знаете почти все и обещали мне помогать. В эту квартиру я попал случайно, а теперь в футляре с саксофоном попытаюсь перебраться в другое место, где есть телефон с кнопочным набором. Вы меня ищите, а значит, рано или поздно найдете эту записку. Но все-таки еще раньше я постараюсь вам позвонить.
Прошу вас отрезать часть записки, предназначенную маме и папе и увеличить ее до размеров почерка нормальной величины.»
Дочитав, Яблочкин сел в кресло и устало откинулся.
— Можете прекратить обыск, его здесь нет, — проговорил он с любопытством смотревшим на него оперативникам. — Его не надо ловить, он сам ищет со мной встречи.
10
Петя слышал и понимал все, что происходит снаружи. Сначала незнакомец поехал в аэропорт, потом его назвали «господин Диц» и сказали, что до его самолета до Боготы осталось семнадцать с половиной минут, потом г-н Диц занял свое место в салоне, потом загудели турбины, и самолет оторвался от земли.
Прошло время, и на фоне ровного гудения где-то совсем рядом послышалось поскрипывание и покашливание.
— Кто здесь! — крикнул Петя, испуганно тараща глаза в темноту.
Внезапно в двух шагах от него чиркнула зажигалка, и пламя осветило физиономию развалившегося в плетеном кресле-качалке карточного джокера, который невозмутимо раскуривал папиросу. Запахло елкой.
— Кто, кто… — проворчал шут и пустил облако едкого дыма, от которого Петя закашлялся. — Мог бы уже такие вопросы не задавать, уже-чай на седьмой тур выходим.
Это было важно. Петя стал лихорадочно подсчитывать в уме проигранные и выигранные очки, но никак не мог сосредоточиться.
— А что, — сказал он неуверенно, — шестой уже… случился?
— Может случился, а может и нет…
— А… понятно. А где остальные? Вы один здесь?
— Относительно. Я здесь один? — окликнул он кого-то, и будто эхо ответило ему из глубины чемодана:
— Ты здесь один. Если только не считать меня и это чертовски сообразительное маленькое животное. Как только его угораздило забраться в чужой кейс?
— Я нечаянно, — прошептал Петя. — Я думал, это Яблочкина.
— Индюк тоже думал, — злобно проворчал голос Джокера из глубины.
— Так вы один или вас двое? — растерялся Петя, не понимая, сколько народу собралось в чемоданчике.
— Прядет время, и этот вопрос прояснится, — пообещал куривший, в кресле. — Что же касается остальных участников, то они нас видят.
— Кино, что ли… — проворчал Петя.
— Можно даже сказать, конец первой серии.
— Значит, скоро начнется вторая?
— Разумеется, после небольшой формальности. Кстати, как мы ее назовем?
— Что назовем?
— Ну, вторую серию. Как вам нравится «Шпионские страсти»? Или, еще лучше, «В сетях шпионажа».
— Шпионажа? — повторил Петя. От едкого дыма, пахнущего новогодней елкой, в голове у него начинали путаться мысли.
— Сам виноват. Кто тянул тебя лезть в шпионский кейс секретного двойного суперагента.
— Тройного, — поправил его голос из глубины.
— Да, да, именно тройного секретного агента. И теперь, вместо благополучного объяснения с лейтенантом Яблочкиным, вы, дорогой мой человечек, будете иметь вторую часть, которая еще неизвестно чем закончится.
— А как же мои мама и папа? — забеспокоился Петя. — Никто не знает, что я лечу в Америку.
Джокер вздохнул:
— Мама, папа… А вот кстати, если бы вам предложили сию секунду оказаться в Петербурге у Яблочкина; поговорить с ним, посоветоваться…
— А это возможно? — Петя с надеждой поднял глаза.
— Это возможно. Только при одном условии, что в ту же секунду твои родители, папа и мама, разом попадут под машину. Немножко полечатся, потом все обойдется. Зато вы, молодой человек, будете у них под крылышком, живой и здоровый.
