Валерий Гусев - Доктор воровских наук
– Откуда вы знаете? - насторожился Алешка, подозревая все-таки в нем шпиона.
– От вас самих. Вы так звонко перекликались…
– А чего вы нашли? - спросил я.
– Много чего! - Он снял с плеча сумку и раздвинул «молнию». И стал доставать свои находки.
Ничего там особенного не оказалось, на первый взгляд: какие-то камешки, черепки, железячки. Но у нашего нового знакомого блестели глаза и даже подрагивали пальцы, когда он перебирал свои «сокровища».
– Вот это, - он показал нам замысловатый черепок с загогулинкой, - это фрагмент глиняной кружки. Лет четыреста ей, не меньше.
– Я таких фрагментов, - пренебрежительно сказал Алешка, - сто штук вам на свалке наберу. Даже поновее, чем четыреста лет.
Но Афанасий Ильич только снисходительно улыбнулся.
– А вот это, - и он протянул Алешке круглый черный камень, величиной с теннисный мячик, - это настоящее пушечное ядро шестнадцатого века, кованое.
– Булыжник, - поморщился Алексей и, принимая камень, едва не уронил его мне на ногу - такой он оказался тяжелый.
– Чугун, - пояснил Афанасий Ильич. - Я это ядро из западной стены выковырял. О чем это говорит? - и он ткнул Алешку пальцем в грудь.
– О чем, о чем? - проворчал Алешка, возвращая ядро. - Что стены из ядер строили, что ли? Чтобы покрепче были…
Афанасий Ильич улыбнулся. Улыбка у него хорошая была - снисходительная такая, но не обидная. От такой улыбки дураком себя не чувствуешь.
– Это говорит, ребята, о том, что монастырь в далекие времена подвергался осаде. Враги обстреливали его из пушек, вели подкопы под стены и взрывали их бочками с порохом, шли на приступ… Вы вообще-то знаете, что такое монастырь?
– А как же! - заносчиво похвалился Алешка. - Это государство в государстве. Там монахи живут. Богу молятся. Промыслы всякие…
Афанасий Ильич внимательно и даже с некоторым почтением посмотрел на него:
– Откуда такие сведения, коллега?
– Из разных источников, - уклонился Алешка от прямого ответа, чтобы не подвести папу - вдруг эти самые сведения не соответствуют действительности.
– В целом ты прав, - согласился Афанасий Ильич. И достал еще одну реликвию, бережно завернутую в мягкую чистую тряпочку. - Самая главная находка, - пояснил он и, развернув тряпочку, показал нам большой красивый медный крест, весь позеленевший от древности. - Не исключено, что этот крест носил на груди сам настоятель монастыря.
И еще он показал нам два здоровенных гвоздя. Очень необычных. У них были мощные квадратные шляпки, и сами гвозди в сечении тоже были квадратные. Ну очень старинные…
Мы уселись на теплый гладкий камень, согнав с него пригревшихся на солнышке ящериц, и Афанасий Ильич, набив и раскурив трубку, стал нам рассказывать про монастыри. Хотя мы об этом его и не просили…
Глава V
«ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ…»
Афанасий Ильич не был никаким шпионом и никаким археологом. Он был архитектором, знатоком старинных зданий и сооружений и специалистом по их восстановлению и реставрации.
Сюда, на землю древней Смоленщины, он приехал, чтобы составить описание монастыря и подготовить свои научные соображения по его восстановлению. Потому что этот монастырь, заброшенный и полуразрушенный, представлял собой необыкновенную историческую ценность. Он был типичным монастырем - крепостью на смоленской земле и ограждал всю Русь от всяких нашествий с Запада: от литовцев, поляков, шведов и других завоевателей. Недаром город Смоленск, обнесенный высокой стеной, издавна называли «ключом государства Московского». Он стоял на пути всяких интервентов, с самой глубокой древности и до наших дней.
– Ведь не случайно, - говорил, попыхивая трубкой, дядя Афоня, - монастырская архитектура чаще всего была крепостной. Высоченные стены, почти в пятнадцать метров; крепкие, толстые. У основания они достигали пяти метров толщины, представляете?
– Ага, - сказал Алешка. - У нас в Москве самая большая комната как раз пять метров в длину.
Это он хорошо запомнил, когда еще совсем мальцом мечтал достать где-нибудь небольшого динозаврика. Но папа его быстренько разочаровал. Он сказал, что пять метров - это даже на один динозаврий хвост маловато.
– …А башни строили, - продолжал архитектор, - высотой в тридцать метров. Это десятиэтажный дом!
– Знаем, - сказал Алешка. - Уже полазили, по зубцам попрыгали. Только они что-то не крепкие, шатаются. От старости, наверное.
– А вот и нет! - воскликнул Афоня. - Вы думаете - что?
– Что мы думаем? - спросил недоуменно Алешка.
– Вы небось думаете, что зубцы на стенах и башнях нужны были при обороне только для того, чтобы за ними стрелки прятались, да?…
Да, подумал я, не белье же между ними сушиться вешали.
– А вот и нет! - Архитектор увлекся рассказом, как ребенок, даже трубка у него погасла. - Зубцы эти нужны были на самый крайний, критический случай. Представляете, нападающие преодолели обстрел, перебрались через глубокий ров у самой стены и ринулись на приступ. - Он вскочил и, размахивая трубкой, стал прямо-таки изображать этот самый приступ. - Они приставляют к стенам штурмовые лестницы и лезут наверх, как муравьи. Прикрываясь щитами от стрел и камней, а то и от кипятка, которым нещадно поливают их защитники крепости… Врагов все больше и больше. Они облепили все стены и лезут все выше и выше. Иные уже добрались до самого верха, до гребня стены; кричат, визжат, машут саблями…
Мы сидели с Алешкой, как в театре, на сцене которого очень образно дядя Афоня разыгрывал сцену осады старинной крепости. Здорово у него получалось. Мы даже на всякий случай отодвинулись подальше, чтобы он в пылу боя не зацепил нас своей трубкой, которой размахивал, как острой саблей с окровавленным клинком.
– …Защитники крепости копьями и специальными шестами, вроде двузубых вил, пытаются опрокинуть лестницы, оттолкнуть их от стены. Но - поздно! Они все усеяны врагами, тяжесть их велика, опрокинуть лестницы не хватает сил. И тогда бородатый воевода, в кольчуге и шлеме, кричит громовым голосом: «Навались, робяты!» И «робяты» наваливаются, подсовывают под зубцы кто копья, кто мечи и сбрасывают их со стены. Огромные тяжеленные камни обрушиваются и летят вниз, сметая все на своем пути. Шум, треск, вопли… Обломки лестниц, вражеские воины, оружие - все обрывается и грохается на дно рва…
– Здорово, - сказал Алешка. - Ни за что бы на стены не полез.
– Да я бы тоже, - усмехнулся дядя Афоня. - Хотя, конечно, кто знает… Смотря, коллега, зачем лезть. Если по зубцам попрыгать, это одно. А вот если…
– Ну да, - сказал Алешка. - Если за свободу и независимость… Тогда, конечно. Но я бы все равно что-нибудь другое придумал. - Он немного призадумался, будто ему прямо сейчас на приступ идти, но сказал совсем другое: - Афанасий Ильич, я вот только не совсем вас понял про монахов. Они ведь мирные люди. Молятся богу, никого не обижают… Как же они в своих… этих… капюшонах до пят еще и сражаются?
– Ты хотел сказать - в рясах? А вот и сражаются. Вы здесь, коллега, немного заблуждаетесь. Уж если монах взял в руки вместо посоха острый меч - берегись, супостат! Монахи - лихие воины, они даже специальную подготовку проходили. Александра Пересвета помнишь?
Алешка важно кивнул:
– Куликовская битва. Тыща триста восьмидесятый год.
– Он ведь тоже монах был. Из Троице-Сергиева монастыря. А как сражался в поединке!… О! - архитектор взглянул на часы. - Мне пора, коллеги.
Он собрал свои находки в сумку, снова раскурил трубку и пошел к воротам, дымя как паровоз.
Оказалось, что Афанасий Ильич живет рядом, в Пеньках. Снимает там комнату с окнами в сад. У той самой бабули, которая вяжет во сне всякие шерстяные изделия.
Мы пошли его проводить, очень кстати вспомнив про ведро из-под яблок. Оно так и стояло в воротах, одинокое такое, пустое, с мятыми боками.
– Козу Ваську, - говорил уже на местные темы Афанасий Ильич по дороге в деревню, - я тоже очень боюсь. Беспринципная какая-то. Ей все равно, кого бодать. Однажды даже на мотоцикл участкового напала. Бак ему пробила.
– Участковому? - ахнул Алешка, наверное, бак с боком спутав.
– Мотоциклу. Участковый деда Степу за это оштрафовал и теперь в деревню ездить боится - вдруг дед козе пожаловался… А вот местный доктор, Иван Павлович, - интересный человек. Творческая натура. Он не ограничивает свою врачебную деятельность горчичниками, градусниками и клизмами. Он все время что-то изобретает, всякие новые лекарственные препараты. Он у себя в саду, в самом дальнем тенистом уголке целую научную лабораторию организовал, в сарайчике. И создает там новые лекарства…
– И на своей корове их испытывает? - вдруг догадался Алешка.
– Когда на корове, когда на жене. Она его преданный соратник.
– Корова? - спросил Алешка.
Архитектор рассмеялся:
– Пожалуй, и корова тоже. Но я в данном случае Ирину Петровну имел в виду.