Дитлоф Райхе - Фредди и большой шурум-бурум
— Сначала мне нужно покормить Фредди, — сказала Софи.
Хотя я, кажется, и повторяюсь, но все-таки не могу удержаться от одного замечания: Софи — удивительная девочка!
Принесенная мне еда представляла собою сбалансированную смесь зерновых и овощных культур. Прямо как в рекламе. Не хватало только белковых элементов, которые в большом количестве содержатся, к примеру, в мучных червях. Но люди об этом постоянно забывают или вообще не думают. Судя по всему, мы имеем дело с двумя несовместимыми кулинарными традициями. Это не значит, разумеется, что я требую от людей, чтобы они перешли на мучных червей. Но все-таки могли бы и знать, что мучные черви — важнейшая белковая пища. Этому нужно учить с пеленок!
Ну, вот и подзаправился немного. Остальное снес в кладовку. После обеда я решил заняться подготовкой к выходу на свободу. Для этого я забрался в свое гнездо, устроился поудобнее, закрыл глаза и попытался себе представить, как все это будет происходить. Вот отворилась дверца клетки. Вот я вышел наружу. Мне хотелось представить шаг за шагом, как я приближаюсь к свободе. Но почему-то в конце пути я неизменно видел свое уютное гнездо и домик, полный вкусностей.
Я открыл глаза. Какой же вывод можно сделать из моих размышлений? Вывод простой. Закрытая клетка — это неволя. Но открытая клетка — это еще не свобода. К свободе, видимо, ведет какой-то другой путь. Тут мало только открыть клетку. Добраться до настоящей свободы будет не так-то просто.
То, что меня ждет в ближайшее время, это всего лишь экскурсия, прогулка по территории, прилегающей к клетке. Конечно, я и тут наверняка увижу что-то новое, но все это так себе, ерунда…
Я вышел из домика.
Софи взяла клетку и осторожно перенесла ее на стол. Очень мило с ее стороны, но у меня запасов — хомяк наплакал, так что ничего пока еще рассыпаться там не могло.
Софи открыла дверцу. По глупости я тогда не посмотрел, как она это делала. Мне показалось, что это очень просто. Глубокое заблуждение, как оказалось впоследствии. Замок был где-то наверху, так что дверца, откидываясь наружу, превращалась в некое подобие мостков, по которым я мог спуститься на стол.
— Ну что, пойдешь гулять? — спросила Софи.
Конечно! Глупый вопрос! Хотя, признаюсь честно, когда я высунул голову наружу, мне стало как-то не по себе. «Ой, хомки-помки, куда тебя несет?!» — мелькнуло в голове. Но отступать было поздно. Это просто маленькая такая прогулочка, и ничего больше, — попытался утешить я себя.
— Ну, Фредди, давай! Не бойся! — подбодрила меня Софи.
Чтобы не рисковать, я сел на попу и аккуратно съехал вниз. После мягкого приземления я огляделся по сторонам. Вернее, сначала я посмотрел назад, надо убедиться, что в случае чего всегда смогу вернуться обратно. Так, теперь определим, где тут край стола, чтобы не свалиться. С этим дело обстояло хуже. Потому что у нас, у хомяков, глаза не то чтобы очень хорошо видят. Прямо скажем, ни хомяка не видят. (Замечу в скобках, что первый, кто придумает очки для хомяков, заработает себе состояние!) Ну, ладно, хомяк с ним, с этим краем стола. Не буду его искать. Останусь, так сказать, в обозримом пространстве. В обозримом пространстве я обнаружил книгу, две тетради, одна из которых была раскрыта, и целый склад карандашей и ручек, которые аккуратно, рядком, лежали на столе. Судя по всему, это был письменный стол Софи. Я пришел к такому выводу, когда увидел, что Софи села именно за этот стол и взяла в руку карандаш.
— Что за безобразие?! Я же просила не мешать мне!
Опять мамочка! Ну надо же! Всякий раз, когда я собираюсь поесть или заняться еще чем-нибудь интересным, она встревает со своим нытьем!
— Извини, я просто хотел посмотреть, как там у тебя дела.
Это Грегор.
— Спасибо за внимание. Но за столько лет можно было бы уже выучить, что такое мигрень и что человеку в таком состоянии требуется абсолютный покой. Я все-таки тут не развлекаюсь, а умираю.
Что-то не похоже, чтобы она умирала.
— Да, и еще, — продолжала мамочка плаксивым голосом. — Если к тебе сегодня опять заявится твой Джон, то попрошу вас найти себе какое-нибудь другое место для ваших дискуссий. Вы так всегда шумите.
— Во-первых, мы не шумим, — сказал Грегор, и по его голосу было слышно, что он очень старается сохранять спокойствие. — А во-вторых, мы никуда не пойдем. Мне нужно с ним очень много всего обсудить перед тем, как я уеду на гастроли, а для этого нам понадобятся мои бумаги. Так что тебе придется потерпеть.
Хлопнула дверь, и в доме наступила тишина.
Софи подняла голову. Только теперь я сообразил, что все то время, пока родители обменивались любезностями, она неподвижно сидела опустив голову. Это немножко напоминало то, как мы, хомяки, цепенеем, когда нам становится очень страшно. От страха мы иногда прикидываемся мертвыми. Я очень хорошо понимал Софи. Для маленьких хомяков это настоящая катастрофа, если взрослые хомяки начинают бороться за свою территорию. Победителем из таких схваток всегда выходит тот, кто умеет лучше кусаться. В данном случае, если учесть те непростые отношения, которые сложились между мной и мамочкой, я очень надеялся, что Грегор окажется более кусачим.
Правда, бывает и по-другому. Иногда до настоящей схватки дело не доходит, потому что один из противников молча покидает поле боя. Грегор говорил что-то такое о каких-то гастролях. Если я не ошибаюсь, то это означает, что он на какое-то время куда-то удаляется и тем самым сдается без боя. Стало быть, мамочка уже может праздновать победу? Ну да ладно, посмотрим. Может быть, у людей все не так, как у хомяков.
А Джон? Это что за зверь? Не знаю. А раз не знаю, то и голову нечего ломать. Все равно никакого толку. Я, конечно, тогда и не подозревал, какие драматичные события в моей жизни будут связаны с этим самым Джоном. Если бы мне хоть кто-то намекнул! Я бы тогда стрелой помчался обратно в клетку, забрался бы в домик и замуровал себя изнутри. Ну, а поскольку я ни о чем не подозревал, я спокойно сидел себе на столе, наблюдая за тем, как Софи делает то, что называется на человеческом языке домашним заданием. В настоящий момент она рисовала в своей тетрадке какие-то крючки и закорючки, которые она называла буквами. Судя по всему, ей нужно было из этих самых букв составить определенные слова. То же самое ей нужно было сделать устно. Это я понял, когда она отложила в сторону тетрадь и начала водить пальцем по книге, что-то такое пришепетывая вполголоса.
Я, конечно, знал, что это она так учится читать и писать. То, что вся эта писанина имеет огромное значение в жизни людей, было мне хорошо известно. Это я уже понял, живя в зоомагазине. Но меня это никогда особо не интересовало. К чему, собственно? Золотому хомяку ничего такого не нужно, у него и без того жизнь весьма насыщенная. Так думал я, по крайней мере, раньше.
Теперь же я с удовольствием смотрел, как Софи ползает по строчкам, пытаясь склеить из этих букв что-нибудь вразумительное. Я довольно быстро разобрался со всей этой нехитрой премудростью. Главное было понять принцип. Вот я вижу перед собой какие-то загогулины. Эти загогулины что-то означают. Если их сложить в определенном порядке, то получится, например, мучной червь, и на тебе, пожалуйста, у тебя сразу перед глазами возникает это замечательное блюдо. Надо только знать, как эти загогулины складывать, чтобы в голове получилась картинка. Здорово!
Научиться читать, судя по всему, не очень-то сложно. В книжке, над которой сейчас сопит Софи, нарисованы картинки, а под ними рядком выстроились буквы. Значит, получается, что если я вижу картинку, на которой нарисован дом, то, стало быть, три буквы внизу читаются как Д — О — М. Все верно. Вот и Софи наконец добралась до моей картинки и громко сказала: «Дом». Запомним.
Я попробовал разобрать вместе с Софи и другие буквы. Ничего особенного. У меня иногда получалось даже быстрее, чем у нее.
— Послушай, Софи… — Это опять появился Грегор.
— Да, папочка?
— Мне нужно ненадолго выйти. Если придет Джон, передай ему, пожалуйста, эту записку. Я тут написал, что нам нужно делать. Так что, если он придет, пусть сразу и начинает.
Софи взяла в руки записку.
— Да, но я ведь еще не умею читать, — тихо сказала она.
— Ничего страшного, — успокоил ее Грегор. — Главное, что Джон умеет читать. Дашь ему записку, и он сам разберется.
Софи молча кивнула. Грегор вышел из комнаты.
А я, я как сидел, так и упал. Вот оно что, оказывается! Я понял, для чего людям нужны все эти буквы, для чего они учатся писать и читать! Для того, чтобы иметь возможность сообщить что-то друг другу. Вот как сейчас. Грегор хочет сказать что-то неведомому Джону, но поскольку Джона сейчас нет, он написал ему записку. Ну а если что-то написано в книге, это значит, что написанное предназначено для всех, кто умеет читать. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне все это кажется само собой разумеющимся, и мне смешно вспоминать о том, как я сделал свое гениальное открытие. Но тогда, тогда это было для меня настоящим событием века.
