Фредерик Марриет - Дети Нового леса
– Сестры уже в постели и крепко спят, а Хамфри уже два часа на ходу клюет носом. Думаю, Якоб, стоит его уложить, прежде чем мы с тобой в усадьбу отправимся.
– Вам, мастер Эдвард, стоило бы сперва выйти и глянуть, – поманил его на улицу егерь.
Зрелище ярких всполохов, отчетливо различимых даже сквозь эту густую чащу, лишило Эдварда дара речи.
– Говорил ведь вам, что так будет, – покачал головой Якоб. – Они даже не дали труда себе внутрь заглянуть. Так бы вы все и остались навечно там.
– И наша тетя… она… – голос не подчинялся мальчику.
– В безопасности, мастер Эдвард, – быстро проговорил старый егерь. – И пребывает в данный момент в Лимингтоне.
– Тогда мы с тобой должны завтра же к ней поехать, – выдохнул тот.
– Боюсь, не получится, мастер Эдвард, – возразил ему Якоб. – Нельзя вам так рисковать. Эти левеллеры никого не щадят. Пусть уж лучше останутся в убеждении, будто вы вместе с домом сгорели.
– Но тетя ведь знает, что это не так, – возразил ему Эдвард.
– А ведь и впрямь. Как же я мог забыть, – спохватился Якоб. Со всеми последними треволнениями у него начисто вылетело из памяти, что он поставил мисс Джудит в известность, куда уводит детей. – Ну ничего, мастер Эдвард, – продолжил он. – Завтра я сам в Лимингтон отправлюсь и там разыщу ее, а вы опять приглядите здесь за братом и сестрами. Вот вернусь с известиями, тогда и прикинем дальнейшие планы. Глядите-ка, пламя уж опадает.
– Да. – Эдвард смотрел неотрывно в сторону Арнвуда. – Это… сожгли… мой дом. – Он потряс в воздухе стиснутым добела кулаком. – Звери Круглоголовые!
– Что ж, это был ваш дом, мастер Эдвард, – с сочувствием произнес верный егерь. – Ваша собственность. Но надолго б ее вам оставили эти парламентские? Боюсь, они скоро все конфискуют.
– Будь прокляты те, кто им завладеет! – гневно воскликнул Эдвард. – Они еще обо мне узнают, если я выживу. Вот стану взрослым…
– Да, мастер Эдвард, и тогда вы научитесь прежде раскинуть мозгами, а потом уж и делать. В спешке бог знает что иногда сотворишь. Ну, пойдемте-ка в дом. Нечего больше мерзнуть на холоде. Знатно к ночи-то подморозило.
В домике было тепло, но Эдвард по-прежнему трясся. Его юное сердце переполняли эмоции. Он был благородным и гордым мальчиком, однако сейчас, после гибели родового гнезда, его снедали самые черные чувства. Он жаждал отмщения и, окажись сейчас в силах, разил бы нещадно всех без разбора – конвенантеров и левеллеров, ибо все они Круглоголовые – сила, которая ополчилась против всего, что ему было дорого. Они убили его отца, сожгли дом… Мальчик еще не знал, каким образом сможет расправиться с ними, но рука уже изготовилась для удара. Он долго провел в постели без сна, ворочаясь с боку на бок, и планы мести, один чудовищнее другого, множились в его распаленном воображении. Он даже не помолился на ночь, потому что просто не смог бы в тот вечер выговорить: «И отпусти нам наши грехи, как мы их отпускаем врагам своим». Когда его наконец сморило, во сне ему стали являться кошмары, и он несколько раз будил своим криком перепуганных девочек.
Глава III
Зная, что Бенджамин должен был утром верхом на господской лошади вернуться в Арнвуд с намерением проверить, остался ли там в живых хоть кто-нибудь, кому нужно ее возвратить, Якоб, пораньше накормив детей завтраком, тоже туда поспешил. Ночью слуга находился в Лимингтоне и мог что-то знать о мисс Джудит.
На руинах господского дома, еще испускавших дым, Якоб застиг нескольких окрестных жителей, одни из которых просто пришли поглазеть на зрелище, другие же деловито собирали оплавившиеся куски свинцовой кровли, видимо, полагая, что нечего зря пропадать дармовому добру, которое им пригодится в хозяйстве. Свинец большей частью был еще чересчур горячим, чтобы взять его в руки, и люди его присыпали для охлаждения выпавшим за ночь снегом. Издали к месту пожара как раз подъезжал с безмятежным видом Бенджамин.
– Да-а, вот такие дела невеселые, – протянул старый егерь, когда слуга поравнялся с ним. – В Лимингтоне-то как?
– Он полон солдат, и они не больно-то церемонятся, – отозвался Бенджамин.
– А пожилая леди? Я слышал, она вроде там? – задал новый вопрос Якоб.
– О-о, – покачал головой слуга. – Тут такое печальное дело. И дети опять-таки в свою очередь… Бедные и несчастные дети! Из мастера Эдварда мог бы такой джентльмен храбрый выйти.
– Но пожилая леди-то в безопасности? – пытался вернуть его к самому для себя главному Якоб. – Ты видел ее?
– Да, я ее видел. Они подумали, что она и есть король Карл. Ах, бедняжка!
– Но потом-то они убедились, что ошибаются? – терпеливо допытывался старый егерь.
– Потом убедились, – подтвердил Бенджамин. – И Джеймс Саутуолд в свою очередь тоже весьма убедился. Мисс Вилльерс ему шею напрочь сломала.
– Сломала шею Саутуолду? – вытаращился на него Якоб. – Как же это она ухитрилась?
– Ну, вроде как Саутуолд затемяшил себе в башку, будто она и есть король Карл, но только одетый в женское. Он ее хвать, привязал к себе и дунул верхом в Лимингтон. Только она по дороге так сильно брыкалась и артачилась, что он в седле усидеть не смог. Вот они вместе с лошади-то и сверзились, и он себе шею сломал.
– Достойная кара предателю, – сказал Якоб.
– Их подобрали другие солдаты. Так, вместе связанных, и переправили в Лимингтон.
– Ну, и где же она теперь? – хотелось скорее выяснить Якобу. – Ты виделся с ней? Говорил?
– Виделся, но говорить не мог. Я позабыл тебе рассказать, что, когда они с лошади сверзились, мисс Вилльерс себе тоже шею сломала.
– Выходит, она мертва? – расстроился Якоб.
– Именно, – подтвердил Бенджамин. – Но кому до нее-то особенно дело. А вот сироток мне жаль. Марта по ним прямо плачет и убивается.
– Ясное дело, – покивал Якоб.
– Я в харчевню дорогой заехал, – снова заговорил слуга. – А в ней как раз было полно солдат: они похвалялись, что здесь учинили. По их мнению, это такая праведная работа. Я не стерпел и спрашиваю: «И чего же тут праведного – пожечь несчастных детей в их кроватях?» Один из солдат как ко мне повернется. Саблю свою в пол вонзил и рычит: не один ли я, мол, случайно из этих, а если нет, то кто? Ну, у меня, понятно, душа ушла в пятки. «Нет, – отвечаю. – Какой там из этих. Я крысоловством по бедности промышляю». «Крысолов, говоришь? – Он вроде бы даже как-то обрадовался. – Ну, вот ты, к примеру, нашел их гнездо. Что, значит, взрослых убьешь, а молодняк оставишь на развод, чтобы выросли и опять расплодились?» Пришлось мне сказать, что всех убиваю. Он хлопнул меня по плечу: «И мы с негодяями точно так же, мистер. Где бы их гнезда ни обнаружили, истребляем всех вместе с молодняком». Здесь я вообще промолчал, а потом поскорее убрался.
– Про короля-то что-нибудь слышно? – хотелось узнать по возможности больше Якобу.
– Именно про него нет, – откликнулся Бенджамин. – Но я слышал, соратники тех, из харчевни, снова снуют по лесу.
– Ну, Бенджамин, прощай. Уезжать я собрался из этих мест. Агата с кухаркой-то где?
– Сегодня как раз спозаранку в Лимингтон прибыли, – сообщил еще одну новость слуга.
– Привет им тогда передай от меня и мои, так сказать, наилучшие пожелания, – весьма натурально разыгрывал старый егерь роль человека, решившего навсегда покинуть родные края.
– Сам-то куда теперь? – полюбопытствовал Бенджамин.
– Точно пока не знаю, но подумываю о Лондоне. Я же здесь только из-за сирот оставался. А коли их нет, ничего меня больше не держит.
Они пожали друг другу руки, и Якоб, изрядно встревоженный тем, что солдаты снова в лесу, заторопился домой. Весть о нелепой гибели мисс Джудит Вилльерс именно в тот момент, когда он считал, что она избежала самого страшного, с одной стороны, его очень расстроила, но с другой – упростила его задачу. Теперь он единственный в курсе, что сироты по-прежнему целы и невредимы, а значит, пожалуй, сумеет так их укрыть от ненужных глаз, что никто из проклятых извергов не дотянется.
«Гнезда они истребляют вместе с молодняком! – у Якоба застучало в висках от ярости. – Нате вам! Разохотились! Мозги свои набекрень свернете, прежде чем у меня здесь гнездо обнаружите!» Да будет спокоен славный полковник Беверли там у себя, в лучшем мире. Он, Якоб Армитидж, держит данное слово, и дети его в безопасности. Отныне они будут жить с ним в лесу. Нет лучшего места, где можно их спрятать. Домик его скрыт густой чащей, вдали от проторенных троп, лишь немногие знают о нем. Сирот Якоб выдаст за собственных внуков. Станет растить их и обучать всему, что умеет и знает сам. Настанут лучшие времена, тогда свяжется с Вилльерсами, если те еще уцелеют, конечно. Пока же детям хоть что-нибудь может грозить за пределами леса, никуда от себя не отпустит.
«Еду для них я добуду охотой, – продолжал строить планы он. – Деньжата кое-какие у меня скоплены. Сад-огород при доме имеется. Есть и клочок недурной землицы. Года через два-три они вполне смогут управиться с ней. Обучу их всему, чему сам сумел научиться. Многих знаний, как дома они бы смогли получить, конечно, не дам. Но им-то сейчас основное – жизнь уберечь да обидеть себя не дать никому. А эту науку уж я освоил. И еще научу поступать их по-божески».
