Николай Дубов - Сирота
— Только меня не надо, ребята, — сказал Яша. — Я делаю самоотвод, потому что не гожусь.
— Почему это самоотвод? Мы сами знаем, кто годится, кто нет!
Тарас Горовец поднял руку:
— Про Яшу ничего не скажешь — он и авторитетный и, мабуть, культурнее всех. Вот только он слишком добрый, ему всех жалко… А лодырей жалеть нечего! Председатель должен быть — во! — Тарас сжал кулак и потряс им перед воображаемым лодырем.
— Что ж ему, драться, что ли? — иронически спросила Сима.
— Не драться, а требовать дисциплину. Поэтому я предлагаю Митю.
Сима вскочила с места и стала доказывать, что Кира ничуть не хуже: она хорошо учится и сумеет наладить дисциплину. Выбрать надо обязательно ее, чтобы мальчишки не зазнавались. Кира сидела рядом и, опустив голову, дергала Симу за платье, чтобы та села: она стеснялась, когда ее расхваливали при всех, и знала, что мальчики будут против — она их всегда задирала.
Большинство проголосовало за Митю Ершова. Он нарочно опустил глаза, чтобы не смотреть на голосующих, изо всех сил старался сохранить равнодушное выражение, и от этих усилий его даже поводило в сторону, но, когда Яша объявил результат, он не выдержал, улыбнулся и покраснел, выдав свою радость.
Алла поднялась и направилась к двери.
— Ты куда? — спросил Яша.
— Мне теперь нечего здесь делать, — напряженно усмехнулась Алла через плечо.
— Как это — нечего?
— А вот так!
Дверь захлопнулась.
— Чего это она?
— Обиделась?
— Понимает о себе много…
— Ну и ладно. Обойдемся!
— Следующий вопрос — о Белоусе, — объявил Яша и посмотрел на Людмилу Сергеевну.
— Вот сейчас ты получишь! — пообещала шепотом Сима, обернувшись к Валерию.
Тот, втянув голову в плечи, смотрел на директора.
Людмила Сергеевна встала, с минуту, покусывая губы, молчала.
Нехорошо с Аллой получилось. Надо было предварительно поговорить… И с Белоусом нельзя с бухты-барахты. Надо сначала обсудить…
Чем больше она молчала, тем тише становилось в комнате и тем больше съеживался на своем месте Валерий.
— Вот что, ребята, — сказала наконец Людмила Сергеевна, — вопрос в повестке дня сформулирован неправильно… По моей вине, — сейчас же оговорилась она. — И вообще, я думаю, лучше сначала обсудить его на совете отряда, а потом, если нужно, вынести на сбор.
— Так закрывать собрание?
— Закрывай. А совет пусть останется.
Ребята разошлись, остались только члены совета отряда и нахохлившийся Белоус.
— Ты тоже можешь идти, — сказала Людмила Сергеевна.
— Так про меня же будете…
— Ничего, когда надо будет — позовем…
Такого еще не было. Ругали его всегда при всех. Валерий, втянув шею и раскрыв рот, во все глаза смотрел на Людмилу Сергеевну. Тарас подошел и легонько стукнул его под нижнюю челюсть:
— Закрой! И давай не задерживай.
Валерий вышел.
— Совсем не о том пойдет речь, о чем думаете вы, — сказала.
Людмила Сергеевна. — Через неделю будет день рождения Валерия. Я предлагаю его отпраздновать…
Члены совета дружно рассмеялись. Они поняли: Людмила Сергеевна предложила это нарочно, и с удовольствием смеялись веселой шутке.
— Я предложила совершенно серьезно.
Смех затих.
— Вы помните, какой это хороший праздник в семье — день рождения!
Надо ввести и нам. Семья у нас большая, именинников будет много… А начать я предлагаю с Белоуса.
Ребята переглянулись.
— Тю! Да он же хулиган!..
— Босяк!
— Лодырь!
Кира вскочила и, захлебываясь от возмущения, перечислила преступления Валерия: он плохо учится, ничего не хочет делать, по-уличному ругается, пишет на стенах всякие гадости… Обижает маленьких, делает пакости девочкам и всем, кто послабее. Он не честный, а врун и вообще — гад!.. И такому устраивать именины?! Если уж начинать, так с кого-нибудь стоящего… А если таким делать именины, тогда она просто не знает, что…
— Правильно!
— Пусть заслужит!
— Все это я знаю, ребята, — сказала Людмила Сергеевна. — И не согласна с вами. Вы думаете, что Белоус плохой, а я думаю, что он только притворяется таким. Из озорства, из молодечества… И, может быть, назло. Вы, мол, считаете меня плохим, ну, я и буду плохим… Так ведь тоже бывает! А как к нему относятся?..
— А что, плохо? Только и знаем нянчимся…
— Да, но как? Ругаем да прорабатываем, будто он бог весть какой преступник… А он просто мальчик. Пока еще не слишком большой и не слишком умный…
— То верно! — сказал Тарас.
— И ему так же, как и вам, будет приятно, если отпразднуют его день рождения…
— Ну вы ж и хитрые! — лукаво прищурился Тарас.
— Не очень, — улыбнулась Людмила Сергеевна.
И все тоже заулыбались.
— Выходит, подарки ему надо дарить? — спросил Митя.
— Конечно.
— А пирог? — подхватила Кира. — Ой, какой пирог мама делала! С вареньем…
— Правильно: и пирог. Чтобы был настоящий праздник. Вот давайте все и обдумаем… Только ему ничего не говорите, держите пока в секрете…
В секрете не удержали. Дня два растерянная ухмылка не сходила с лица Валерия. Он не знал, как следует отнестись к предстоящему празднику, и подходил то к одному, то к другому:
— Слыхал? Мине именины делают… Вот чюдаки!
23
"Чудаки" старались изо всех сил. Ефимовна с трудом отбивалась от советчиц и добровольных помощниц. Нового председателя совета и Людмилу Сергеевну осаждали предложениями купить, сделать, подарить.
Осуществить все эти предложения — Валерию понадобилась бы кладовка, чтобы хранить подарки, а продовольствия хватило бы на целую зимовку.
Тарас Горовец, именины которого никогда не праздновали и в семье, считал это ненужной выдумкой и недовольно ворчал:
— Да что он, с голодного краю, чи шо? Надумали! Да вин трисне, а не поест!
Людмила Сергеевна вынуждена была охлаждать не в меру разыгравшееся усердие, и совет отряда постановил: по одному подарку от мальчиков и от девочек. Дело не в количестве. Лучше устроить вечер самодеятельности, чтобы было весело. Подготовкой вечера занялась Ксения Петровна, и каждый день до самого отбоя из столовой доносились музыка, топот и веселые голоса.
Проснувшись в воскресенье, Валерий не спешил вставать — он не спешил никогда, — потянулся и вдруг заметил, что брюк и рубашки на спинке кровати нет. Он вскочил, заглянул под кровать — там тоже не было.
— Ребята, кто мою робу взял?
К нему повернулись удивленные лица:
— А кому она нужна?
— Да бросьте разыгрывать! Кто спрятал?
Валерия и его койку окружили:
— Никто не прятал. Ты поищи получше. Сам небось засунул…
— Нужно мне совать…
Но Валерий все-таки проверил всю постель, еще раз заглянул под кровать. Одежды не было.
— Ну чё, в самом деле… — начал злиться Валерий.
— А это что? — показал Митя на сверток в газете, лежащий на тумбочке.
Валерий развернул газету — там лежали новые брюки и рубашка.
— Это не мои…
Тарас деловито пощупал материал:
— Ничего! Даже жалко…
— Чё жалко?
— Все одно скоро порвешь.
— Так это мине?
— А кому же? У тебя на тумбочке — значит, тебе.
Валерий недоверчиво посмотрел на ребят, на обновку и осторожно, словно боясь обжечься, начал одеваться. Обновка громко шуршала и пахла мануфактурным магазином.
— Ну прямо хочь картину с него пиши! — засмеялся Тарас.
Новый костюм стеснял Валерия. Он привык к своей всегда измятой и уже не раз штопанной «робе», а теперь, хотя костюм был как раз впору, нигде не жало и не резало, ему казалось, что всюду жмет и режет.
Валерий попробовал ухмыльнуться всегдашней пренебрежительной ухмылкой — улыбка получилась растерянной. Ребята подходили, рассматривали; будто щупая материал, щипали Валерия. Он притворялся равнодушным, но не мог удержать улыбку. Так она и осталась на его лице до самой ночи — озадаченная, растерянная улыбочка.
К Горбачеву пришел Витька и тоже обратил внимание на праздничный вид Валерия.
— Чего это ты, как новый двугривенный? — спросил его Витька. — А, костюм! Подходяще…
Витька пришел будто бы по делу, за книгой, а на самом деле потому, что не находил себе места. Разочарованная, опустошенная душа требовала наполнения, а наполнить ее дома было нечем. Поэтому, когда Лешка, спросив у Людмилы Сергеевны разрешения, предложил ему остаться на вечер, Витька безнадежно отмахнулся и… остался. Поначалу он хранил выражение разочарованности, то есть насупливал брови и кривил пухлые губы, отчего лицо его становилось совсем детским, обиженно надутым, потом повеселел, губы и брови его вернулись в нормальное положение. Время от времени он спохватывался, вспоминал о своей неутешной печали, но вскоре совсем забыл о ней.
