И. Ликстанов - Малышок
Она попробовала эту механику, и показалось, что станок работает сам, а ей только нужно чуть-чуть к нему прикасаться, напоминая «Бушу» порядок операций. Совсем другим стал «Буш». Но тут же выяснилось, что руки его хозяйки тоже стали другими. Они сразу нашли нужные движения и повели станок, успевая все сделать: крючком из толстой проволоки отвести стружку, чтобы она не навернулась вокруг резца, подвинуть поближе очередную обдирку, охладить резец. Все успевали сделать маленькие сильные руки.
Нина Павловна встретилась со счастливым взглядом Катюши и невольно улыбнулась в ответ. Она поняла, что теперь поперечную душу уже не оторвать от бригады, которая с появлением Кати воспрянула духом.
- Я так счастлива, ты представить себе не можешь! - сказала ей Катя. - А ты еще больше похудела… Наверное, дни и ночи работаешь. - Она помолчала, перестала улыбаться, вполголоса спросила: - Я думала… все время думала, что, как приеду, ты мне скажешь…
- Нет, девочка, все остается по-прежнему, - едва шевельнув губами, ответила Нина Павловна.
- А как было бы хорошо, - сказала Катя со вздохом, - если бы к празднику пришло хоть малюсенькое письмо… Хоть одно слово!
- Да, хотя бы одно слово!… - повторила Нина Павловна. Теперь, когда Катя так поправилась, она еще больше походила на Василия Федоровича. В каждой черточке ее лица Нина Павловна узнавала любимого человека, каким она его помнила. Лицо Василия привиделось ей как живое. Показалось, что муж издалека послал ей свою улыбку. Сердце закричало: «Не молчи, подай весточку! Где ты, что с тобой?»
- Нет, ты все же сумасшедшая, - проговорила Нина Павловна и поправила на Кате беретик, успевший сбиться набок. - К доктору пойдем непременно.
Бригада быстро настроилась. Костя поручил Севе, Леночке и Кольке по два черновых станка, а сам взялся за подсобную работу. Один за другим пошли «Буши». Герасим Иванович дал несколько советов Косте и мимоходом сказал Мише:
- Так-то, дорогой товарищ! Ваш Мингарей, конечно, работник завидный, но и наши галчата, если разобраться, орлы!
- Никто в этом не сомневался, - ответил Миша. - Орлы и львы.
- Когда вы перебираетесь к нам? - спросила его Нина Павловна.
- Сразу после праздника.
- Мы все будем очень рады, а больше всех, конечно, Малышок.
В термическом цехе Нину Павловну ждала тысяча дел, и это было хорошо: хорошо было то, что заботы оттеснили думу о Василии.
- Наконец я уговорил машинку не шуметь! - с торжеством доложил Павел Петрович. - Будем пробовать весь поточный комплекс?
И вот начался пробный перепуск. Туннельная печь выдала первые подогретые «рюмки». Печной работник положил их в сеточки-люльки, и они по транспортеру поплыли к свинцовым ваннам.
- Начали! - крикнул Дикерман, схватил «рюмку» щипцами, погрузил в расплавленный свинец, и другие калильщики последовали его примеру.
Дикерман выдержал «рюмку» в свинце сколько нужно, стукнул щипцами о край ванны, и другие калильщики один за другим повторили это лихое движение. Сбив блестящие капельки свинца, они окунули раскаленные «рюмки» в масло и выставили их на железный стол-каретку. Участок электрованн ожил. Поточный комплекс закалки «рюмки», придуманный Ниной Павловной и учеными-металлургами, родился.
БОЛЬШОЙ ПОДАРОК
Праздник шел по Уралу. Если бы вы спросили, где он начался, каждый труженик ответил бы: «У нас!» - и сказал бы правду. Машинисты экскаваторов на железных горах Высокой, Благодати, Магнитной вдвое быстрее наполняли тяжелой рудой вагоны, потому что начался праздник. Пушкари Перми посылали на полигонные испытания все больше пушек, потому что праздник начался. Танкостроители Челябинска ускоряли ход сборочных конвейеров, так как этого требовал праздник. Доменщики и сталевары Магнитогорска, Серова, Кушвы, медеплавильщики Кировограда и Крас-ноуральска, алюминщики Каменска-Уральского всё быстрее выдавали плавки искрящегося металла. Уральская земля встречала праздник военными подарками.
Участок за колоннами молодежного цеха был маленьким, почти незаметным кусочком Урала, но здесь люди тоже жили мыслью о фронте. Они хотели скорее узнать, что дадут семь станков, не придется ли краснеть перед бригадой Мингарея Бекирова, перед молодежным цехом. Впрочем, на сердце у Кости становилось все легче. Отделочный станок справлялся с потоком деталей.
Он справлялся! Он успевал. Он даже как будто немного обгонял этот поток. Это вовсе не означало, что Павел Петрович ошибся в своих расчетах. Присмотревшись к работе Катюши, Павел Петрович сказал:
- Да, все зависит от рук… В таких руках отделочный станок успевает. - Но тут же добавил, погрозив пальцем Косте: - Нечего, нечего! Я знаю, о чем ты думаешь!
И он угадал, потому что Костя подумал о восьмом «Буше», который остался сиротой в ремонтном цехе.
Со стороны казалось, что Катя вовсе не спешит, но ее руки успевали оторвать от каждой минуты несколько лишних секунд, а от часа - несколько минут, и она еще умудрялась пошушукаться с Леночкой и дружески улыбнуться ребятам, даже Кольке, хотя в душе была не совсем довольна, что Малышок взял его в бригаду.
- А ты быстро освоился на двух станках, - все же признала она.
- С помощью Малышка, - откликнулся Сева.
- Я прошу тебя, Сева, не начинать этого разговора, - вмешалась Леночка. - Ты тоже не сам научился работать на двух станках.
- Уж и слова сказать нельзя! - И Сева подмигнул Кате: - Это ее симпатия, понимаешь?
- Ой, ненормальный! - засмеялась Леночка и всплеснула руками. - Вы все моя симпатия, а больше всех Катя.
Словом, на участке «Бушей» дела шли прилично. Ребята из молодежного цеха бегали за колонны справиться, получит ли Мингарей достойный ответ. Потом парторг привел кучу важных посетителей и сказал:
- Вы интересовались нашим опытом использования устаревшего оборудования - вот посмотрите.
И после того как Костя рассказал о работе участка, парторг увел посетителей в термический цех. Вообще день выдался беспокойный.
- В термический цех весь город съехался. Народу полно! Дым столбом, и музыка играет, - сообщил Колька, бегавший сдавать резцы в заправку и заглянувший по пути в термичку.
- Воображаю, как волнуется Нина, - сказала Катя. - Ужасно неприятно, когда кто-нибудь смотрит, как ты работаешь.
- Тсс! - предупреждающе зашипела Леночка. - К нам опять кто-то идет… смотреть.
Это был не «кто-то», а рыжебородый фотограф, и не один, а с неизвестным военным человеком - офицером в фронтовых погонах и с полевой сумкой.
Увидев фотографа, Катя все вспомнила - вспомнила их первую встречу, которая кончилась так печально, - и опустила голову, притворившись, что ничего не видит, хотя, конечно, ей было интересно знать, зачем они явились.
Фотограф сразу узнал ее и подошел ближе:
- Здравствуйте, Катя… Как вы поправились!
Он замолчал, снял шапку, вытер пот со лба и уставился на офицера, а офицер внимательно, очень внимательно смотрел на Катю и улыбался, трогая кончиком указательного пальца дужку своего пенсне, чтобы лучше видеть. Это было неприятно, даже обидно Кате, но она не знала, как к этому отнестись, и только покраснела.
- Ну конечно, вы не ошиблись, - проговорил офицер. - Это совершенно очевидно.
- Конечно, не ошибся! - воскликнул фотограф. - У фоторепортеров замечательная память на лица и фамилии.
- Глаза такие же синие…
- Совершенно синие! Других таких нет во всем городе. То есть, может быть, и есть, но я не встречал… Катя, можно остановить на минутку станок?
Станок замер. Замерла и Катя. Силы сразу оставили ее. Офицер достал что-то из полевой сумки и протянул Кате.
- Вы, может быть, знаете эту вещь? - спросил он.
- Это портсигар… - сказала она. - Это папин костяной портсигар… - Она смотрела на резной портсигар как во сне. Ее губы шевелились, но не получалось ни одного слова, а щеки становились все бледнее. - Откуда… это? - спросила она наконец с тоской. - Что с папой?
- Решительно, решительно ничего! - быстро проговорил офицер. - Ваш отец на днях дал мне этот портсигар вместо письма, потому что тут вырезаны его фамилия и инициалы… Я должен был найти вас, и вот…
Он не успел добавить ни слова.
БУРЯ
В этот день инженер термообработки Нина Павловна Галкина и профессор Колышев из Института металлов сдавали специальной комиссии новый способ - новую технологию закалки тонкостенной детали, которую на заводе называли «рюмкой». Борьба с капризной «рюмкой» подошла к концу. Об этом говорили диаграммы, вывешенные возле свинцовых ванн: цех в обычной работе уже получал девяносто и больше процентов годных «рюмок». Теперь нужно было в присутствии комиссии пропустить через ванны пятьсот «рюмок». В исходе этого экзамена было заинтересовано много заводов, каливших тонкостенные детали для «катюши».
Настал решительный торжественный момент в жизни молодого завода, в жизни Нины Павловны. В цехе было тихо, так тихо, что Павел Петрович, конечно, услышал бы даже ничтожный скрип своего транспортера, но и транспортер действовал бесшумно. Печной работник клал «рюмки» в сеточки-люльки. «Рюмки» одна за другой плыли к электрованнам. Калильщики брали «рюмки» щипцами, погружали в свинец, выдерживали, вынимали, сбивали капельки свинца, окунали в масло, ставили на железный стол-каретку, а контролеры промеривали остывшие «рюмки».
