Сергей Лукницкий - Это моя собака
— А мой прошлый, трехмерный мир?
— Забудьте его, в нём даже цари обречены на бесправие.
— Но, тем не менее, это именно прошлый ваш мир развил вас, позволил освоить множество наук, искусств и ремёсел, которые так пригодились вам теперь…
Чёрный Квадрат не ответил.
Глава 8. Странная воронка
Пока профессор упражнялся в философствовании, мы с Козеттой продолжали стоять возле эбеновой части (или, точнее будет сказать: пасти) плоскости, походящей на воронку, или скорее вход. Я ещё прислушивался к безудержно и потому бесспорно здравым речам нашего пленителя, как вдруг ответ подсказала женщина.
«Хвостик, — сказала она, — ты знаешь о чём я подумала, ведь если мы с тобой как и все тут другое — линии, то естественно Вирусу необходимо охранять эту дыру. Всякая линия заканчивается точкой, и мы не только сможем проникнуть туда, в эту воронку, но и сделаем выводы об этом новом для нас измерении, поскольку там уж точно никто из представителей мыслящей плоти не был.
Я сделал маленький эксперимент. Снял с себя ошейник более похожий на стек, чем на мой родной кожаный предмет туалета и бросил его в эбеновую пасть. Ошейник немедленно исчез как будто бы распался на атомы.
Мы переглянулись с Козеттой и, взявшись за предполагаемые лапы или руки немедленно бросились туда же. Зачем нам это было надо. Ведь из неизвестности уже понятной мы могли очутиться в неизвестности неведомой, и тогда уже нас не смог бы найти даже ЧК.
Впрочем, как всякие наивные существа мы были уверены, что Вирус нас найдёт где угодно. Он в нашем представлении пока ещё был носителем тех сил, (если не зла), то, по крайней мере сил непонятных, а непонятные силы, как известно, — вездесущи.
Как бы то ни было, пролетев несколько, как нам показалось, мгновений, мы вдруг очутились, не поверите, в свободном пространстве космоса, где силой мысли (почти мгновенно мы это ощутили) могли двигаться в любом направлении и с любой скоростью.
Звезды были расположены здесь как точечки домино, в строгом порядке. Я посмотрел на свои лапы, хвост, все было на месте и… я уже было обрадовался, что вновь обрёл формы, как вдруг что-то показалось мне странным в Козетте. Она была потрясающе красивой и пылала как факел. Пылал и я.
Представляете, в черноте космоса, среди чужих, никогда не виденных ни собачьим, ни человечьим глазом созвездий, холодным космическим огнём пылали две собаки.
Но что это?
Как будто бы в космосе светает. И вот мы уже видим непостижимое. На абсолютно белом небе сияют чёрные звезды.
Это уже за гранью.
Однако, это было так.
А дальше? А дальше мы плыли к одной из них, и у нас было ощущение, что мы плывём над пустыней льда, и чем ближе мы подплывали к какой-то звезде, тем ясней представлялось нам, что вокруг всякой звезды имеется кольцо, при ближайшем рассмотрении оказывающееся обод гигантской воронки.
Каждая звезда была входом и одновременно выходом из воронки, такой же, в которою прыгнули и мы.
И хотя все внешне казалось оптимистичным, особой радости мы земные собаки не испытывали, потому что вдруг поняли, что, как бы фантастично и красиво все кругом не было — мы не в нашей Вселенной.
Долго ли мы размышляли над тем, что с нами произошло, не могу сказать, ведь где-то наверняка прошло мгновенье, а где-то тысячелетие. Но вдруг пространство стало складываться как книга, причём происходило это бесшумно. Чёрные звезды смывались какой-то гигантской волной, несущейся по складывающемуся небу.
Увиденный нами, было, Сатурн несколько раз перевернулся, с него соскочило кольцо, и я озорством дворняги обнаружил, что это никакое ни кольцо, а мой собачий ошейник.
— Это наше спасение, — закричала вдруг Козетта, — то что нам показалось, как складывается космос — на самом деле сброс программы, в которой мы находимся — на дискету, к тому же Мама Дока Лисанька наверняка подключила антиврусные силы, и то как смываются, якобы, звезды, есть, на самом деле, очищение компьютера от вирусов.
Козетта был права как всегда, но в этот момент раздались серебристые, хрустальные голоса.
Перед нами простиралась прямая, усеянная множеством прямолинейных существ — длинных и коротких. Все они двигались в одну и другую стороны своего одномерного пространства.
Покинуть прямую они разумеется не могли. Они были привязаны к своему ограниченному, однако бесконечно длинному пространству, хотя оно и состояло из единственной прямой на плоскости.
— Кто вы, — спросили они нас.
— Жители Трехмерии, — ответили мы.
Воцарилось молчание.
— Чепуха, — возразили нам, — двухмерие уже из области фантазии, а трехмерным не галюцинируют даже в сумасшедшем доме…
— Я обиделся: представьте себе что и в этом, антикосмическом, чудесном обществе… и тоже не верят чужеземцам. Но я не очень огорчился: в конце концов трагедия Мюнхгаузена, Гондлы, Дон Кихота, Врунгеля была не только в том, что им не верили, и от этого человечество только потеряло, а ещё в том, что все они были женаты неудачно.
Хорошо сказал. И тут же снова поцеловал Козетту в её прелестный одномерный нос. Мне такая беда, как этим героям не грозит.
После того, как замолчали мои оппоненты, захотелось все бросить, но я понимал, что все происходящее не более, как начало нового интеллектуального испытания.
Звёздное пространство, по которому мы плыли завершилось ничем. И мы с Козеттой со скоростью, на которую способны только собаки, излучающие свет, приблизились к окраине Вселенной, где обнаружили громадный Чёрный Квадрат. Быть может это был наш пленитель…
От Квадрата в этот миг отделился ещё один: и, стоя вместе рядом, как истина и тень, они производили впечатление гигантского непостижимого сознанию объёма.
Глава 9. Привидения
Кто-то из философов сказал: когда тебе кажется, что над тобой низкое небо, — проверь — не стоишь ли ты на четвереньках. Но я как раз стоял на четвереньках, однако небо по-моему было низким не поэтому.
Над нами, не задевая нас, проносились многочисленные разноцветные плоскости, и тот час же исчезали столь же стремительно, как и появлялись. Иногда мне казалось — это духи. Хотя я по возможности материалистично отношусь к жизни, но ведь материя иногда ведёт себя так, что впору поверить в нечто потустороннее.
— Смотри, — вдруг вскрикнула Козетта.
По небу плыли невероятные экраны, и это не было удивительно. Мы выросли среди экранов, … а разве волшебное зеркальце сказок Пушкина не было экраном телевидения. А в «Утопленнице» Гоголя. Но исторический экран, в котором отражаются картинки истории, я видел впервые. И у меня и у Козетты не было оснований усомниться в подлинности изображённого.
Известно, что истинные тайны истории скрыты, но я рассудил так: ЧК хватает и прячет в свои лабиринты второго измерения всё, что увидит. И как это ни странно, он объективный архивариус.
Вдруг мы с Козеттой увидели на экране изображения себе подобных. Белка. Стрелка. Лайка. Имена первых покорительниц космоса.
Мы могли смотреть на происходящее, но не общаться с ним, а это значит, что мы все же оставались в плену у первого измерения. Теперь уже было ясно, что оно первое. Ведь именно здесь я мог убедиться, что на свете бывает не только тень от тени, но даже тени от музыки.
Описание этого загадочного мира, где нет зрения, цвета, — где тень отбрасываемая тенью, не может быть цветной, где все одинаковые бессмысленно.
Но здесь я сделал маленькое открытие.
Каждое мыслящее существо видит измерение на порядок ниже. На порядок выше дано видеть только гениям.
Находясь в третьем измерении мы видим только второе. Во втором первое, а в первом?
Так вот из этого, которое бросает тень из первого… можно отправиться в любое. В том числе третье.
Отсюда можно путешествовать во времени и каждая точка пространства — здесь есть концентрированное время, текучее, имеющее обыкновение исчезать под воздействием пространства, а химическая реакция времени и пространства и есть — пятое измерение — путешествие во времени. Представляю как над нами, живущими в четвёртом измерении смеются те, кто живёт в пятом?..
Нам собакам присуще измерение, которое редко подвластно людям — обоняние. Запах вот наш компьютер. Понюхал на улице дерево и получил все знания, известные существу, которое здесь побывало. Узнал о его биологическом поле, о его здоровье, о его хозяевах, о любовнике хозяйки, о цвете и марке её автомобиля, и многом, многом другом.
Словом — весь мир это разновидность компьютеров от самых маленьких — собачьего мозга — до большого Вселенского. …Но вдруг меня поразила одна догадка, — а вдруг во Вселенском компьютере, на нервных волокнах которого зиждятся мириады планет и несчётное количество разумных жизней — тоже есть свой вирус, сбивающий программу. Ведь не поверю, что цель нашего бытия не есть великая справедливость во всем сущем…
Тут я позволю себе ещё раз и обильно, процитировать диссертацию Пал Палыча: «И тогда уже в научных целях в четвёртое измерение направились учёные. Это было как раз в то самое время, когда Прокурор Галактики поручил мне принять к производству дело, до сути которого я докопался не сразу. Конечно, катастрофа в четвёртом измерении нас бы, скорее всего, не коснулась. Тому были десятки и сотни доказательств, но… это и была катастрофа доказательств…
