Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
И он не рисовался, не играл. Просто был совсем из другого теста, чем их общие знакомые. Он не умел ухаживать за девушками, не искал их общества, как Гарик, Глеб или Борис, сам держался от них на расстоянии и их держал точно на такой же дистанции.
— Сдается мне, что счастлива будет та девушки, которую этот парень полюбит, — сказала Нина.
— Пусть будет так, а если такой девушки на свете не существует? — с вызовом ответила Алена. — Такие цельные и чистые натуры, как Сорока, стремятся к идеалу, а ты ведь знаешь — идеальных девушек не бывает.
— Мне кажется, вы были бы замечательной парой…
— Я не хочу о нем говорить, — резко сказала Алена и перевернулась со спины на живот. Нина окинула оценивающим взглядом ее стройную фигуру, округлые плечи с ямочками, длинные ноги и, хотя она знала, что в общем-то у нее тоже вполне приличная фигура и она нравится мужчинам, испытала легкую зависть к Алене.
— Красивая ты, Аленка! — с нотками восхищения в голосе заметила она. — Наверное, парни по тебе с ума сходят?
Не дождавшись ответа, она улыбнулась и, зажмурив глаза, подставила лицо солнцу.
— Эй, девочки-и! Вас тут еще никто не украл? — услышали они жизнерадостный голос Гарика.
От причала по узкой тропинке поднимались на остров Гарик и Сорока.
Глава девятнадцатая
Вечером над домом лесника пролетел зеленый вертолет. Сороке показалось, что он на миг замедлил свой полет; мелькнула мысль: вот сейчас, как когда-то прежде, отделится от него круглый продолговатый вымпел и устремится к земле… Но с острова не взмыл вверх голубой шарик с картонной рыбкой. Никто не подал знак вертолетчикам, и они, наверное, даже не посмотрели вниз — знают, что на Каменном острове пусто…
Вертолет исчез за высокими деревьями, умолк гул мотора. Надо съездить на аэродром к летчикам. У него там много осталось знакомых. Почему их не видно на озере? Раньше почти каждую неделю на выходные кто-нибудь из них приезжал на рыбалку. А какую уху они, бывало, запаривали на острове!..
Сорока видел, как мимо проплыла в сторону деревни одна лодка, потом вторая. На первой сидели два рыбака, на другой — один. Местные рыбаки возвращались домой с вечерней зорьки.
Послышался негромкий гул мотора, и Сорока сразу насторожился. Лодка должна показаться из-за нависших над водой кустов ивы и пройти мимо острова. Конечно, она может обогнуть его и с другой стороны, но этот путь короче.
«Казанка» стремительно вырвалась на чистую полоску воды. Озеро будто раскололось на две части. Одна, темно-свинцовая, морщинясь и волнуясь, отступила к острову, а вторая, золотисто-розовая, весело катилась к берегу.
На «казанке» сидели трое: один нахохлился на корме, положив руку на румпель, двое расположились на средней скамье. Лодка высоко задирала плоский заостренный нос, и все же Сорока заметил у ног рыбаков какой-то громоздкий предмет, сверху прикрытый выгоревшим брезентом. У острова «казанка» замедлила ход, отчетливо слышались редкие хлопки мотора на холостом ходу. Донеслись невнятные мужские голоса. Затем мотор снова взвыл, и лодка, миновав остров, понеслась дальше, в сторону Каменного Ручья.
Сорока не отрывал от нее напряженного взгляда, пока «казанка» не скрылась за травянистой Утиной косой, далеко выступающей от берега. Он еще некоторое время прислушивался к трескучему шуму и удовлетворенно мотнул головой, услышав, что мотор сбавил обороты, а вскоре и совсем заглох.
Нагнувшись, Сорока поднял брезентовый мешок, из которого наподобие гигантских лягушачьих лап торчали синие ласты, и, выпрямившись, прямо перед собой увидел Алену. Секунду они молча смотрели друг на друга.
— Какой тихий вечер, — первой нарушила молчание девушка.
Сорока промычал в ответ что-то невнятное и нетерпеливо пошевелил плечом, давая понять, что ему нужно идти, но Алена загородила дорогу и не собиралась отступать.
— Я не знала, что ты любишь ночью купаться, — сказала она.
— Это моя давняя страсть… — пробормотал он, прислушиваясь: где-то вдали послышался металлический стук, затем негромко, но мощно залопотал двигатель. Это был не лодочным мотор — похоже, что заработал автомобильный движок.
— Пожалуй, я тоже выкупаюсь, — произнесла Алена, с интересом наблюдая за ним.
— Я люблю один.
— Ты не очень-то вежлив.
— Извини, я спешу, — сказал он и, осторожно отстранив ее с дороги, быстро зашагал вдоль берега по лесной тропинке.
— Почему ты не сказал, что он зарубил топором нашу косулю? — глядя ему в спину, спросила она.
Он остановился. Медленно, будто нехотя, повернулся к ней. Прядь волос свесилась ему на правый глаз. Он отвел ее свободной рукой и чуть приметно улыбнулся.
— Ты ведь все равно узнала об этом.
Она быстро подошла к нему и, глядя в глаза, сердито сказала:
— Твое идиотское благородство когда-нибудь тебе дорого обойдется… Подумаешь, нашелся Дон Кихот!
— Теперь ты хоть знаешь, что я не из-за тебя набил ему морду, усмехнулся он.
— Зачем он ее убил, Тима? — тихо спросила она. — Это чудовищно!
— Мне самому непонятно, — признался он.
— Он думал, она дикая, да? Он, наверное, охотник? Охотники безжалостны к зверям…
— Я тебе не смогу помочь, — проговорил он. — Ты уж сама как-нибудь его оправдай…
— Я не оправдываю! — вспыхнула она. — Я его ненавижу!..
— Это неправда, — со вздохом произнес он и метнул взгляд на озеро. — Мне надо идти.
— Возьми меня, пожалуйста, с собой?
— Нет, — сразу помрачнев, решительно ответил он.
— Ты опять что-то задумал, Сорока, — сказала она. — Знаешь, мне это надоело!
Он удивленно вскинул брови.
— Надоело? Тебе? — с ударением на последнем слове переспросил он. — Это новость!
— Гарик с Ниной ушли в Островитино на танцы. Сережка валяется с книжкой на диване… Мне скучно одной! Ты хочешь, чтобы я и впрямь сбежала от вас, да?
Ее голос дрогнул, и он, уже готовый было резко ответить, опустил голову.
— Я не могу тебя сейчас развеселить, — сказал он. — При всем моем желании.
— Я пойду с тобой, — почувствовав, что он заколебался, твердо заявила она.
— Тебе там делать нечего, — грубовато отрезал он и, вскинув мешок на плечо, быстро зашагал по тропинке.
— Опять будешь сети рвать и щучьи капканы в воду швырять? — говорила она вслед. — Пойми ты наконец: их здесь много, а ты — один! Подумаешь, Аника-воин. Ну, куда ты лезешь на рожон! Слышишь?!
Но он ее не слышал. По-кошачьи вглядываясь в лесной сумрак, где сливались в едно целое деревья и прибрежные кусты, он бесшумно шагал по едва приметной тропинке, которая огибала притихшее озеро.
Два человека, низко нагнувшись, выбрасывали из лодки крупную рыбу. Лещи, щуки, язи, скользкие лини смачно плюхались в траву, где их проворно подхватывал третий человек и запихивал в мешок.
Одна большая рыбина угодила в того, что стоял на берегу, и он, негромко выругавшись, крикнул, чтобы там, на лодке, смотрели, куда швыряют рыбу. А те только посмеивались, снова целясь в него. Второй наполненный доверху мешок притулился под соседней сосной. К стволу было прислонено ружье с брезентовым ремнем.
Разгрузив лодку, двое в закоробившихся от воды брезентовых куртках выбрались на травянистый берег и подошли к третьему, на котором был старый клетчатый пиджак с оторванным карманом.
— Я думал, у тебя уже уха вовсю бурлит, — заметил чернобровый с усиками.
— Я, братцы, предпочитаю ушицу из линька, — хрипло сказал белесый. — Пальчики оближешь!
— Линек, он и жареный хорош, — откликнулся чернобровый.
Мужчина в клетчатом пиджаке был самый высокий среди них.
— Стоит ли, ребята, канителиться с ухой? — взглянул на приятелей высокий. — Я обещал рыбицу доставить на место, как только стемнеет…
— Уже темнеет, — заметил белесый.
— Этот барыга до утра будет ждать… — рассмеялся чернобровый. — Сколько прошлый раз ему первосортной отгрузили? Пуда четыре?
— Нынче побольше взяли, — удовлетворенно взглянул на два полных мешка высокий. — Да и рыбка опять одна к другой. Надо в следующий раз снова эту ямину обработать…
— Доставай, Гриша, — сказал белесый.
Чернобровый — это его звали Гришей — спустился к лодке, откинул крышку люка и достал две поллитровки, полбуханки хлеба, несколько головок лука. Прижимая все это богатство к груди, пошарил свободной рукой и извлек брусок сала, обернутый в промасленную газету. Громко стукнула крышка металлического люка.
— Ты что, очумел? — вскинулся белесый. — На всю губернию грохочешь!
— Тут ни души, — проворчал Григорий, выбираясь из лодки.
