Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
Глава восемнадцатая
Федя Гриб прикатил к дому лесника на каком-то невообразимом мопеде. Еще издалека Сережа услышал громкие стреляющие звуки, хлопки, тарахтенье. Можно было подумать, что их издает не легкий малосильный мопед, а по крайней мере боевая танкетка. Федя, оставляя за собой густой синеватый дым, стрелой вырвался из леса и устремился прямо на Сережу. Лицо у него при этом было невозмутимым. Тот испуганно шарахнулся в сторону, но мопед, не доезжая метров двух, резко остановился и, дико взревев, со странным всхлипом заглох. Запахло горелым маслом и бензином.
Федя слез с потертого коричневого седла, прислонил свою негромко посапывающую машину к сосне, затем снял железнодорожную фуражку, пригладил волосы и только после этого протянул крепкую мозолистую руку.
— Наше вам, — солидно поздоровался он.
Сережа обратил внимание, что волосы его изменили цвет: из белых превратились почти в рыжие. На носу и скулах щедро высыпали веснушки, в плечах он стал еще шире, но подрос все-таки мало. Раньше он был на полголовы выше Сережи, а теперь они сровнялись.
— Где твои удочки? — спросил Сережа, заметив, что Гриб прибыл сюда налегке, без всяких снастей. — Или опять бомбу привез?
Федя улыбнулся. Широкий нос его сморщился, толстые губы растянулись.
— Эва вспомнил! — заметил он. — Давно этим не балуюсь.
— У меня есть удочки, — сказал Сережа. — Червей тоже накопал.
— В другой раз, — ответил Федя, глядя на озеро. — Мне нынче, друг Серега, недосуг рыбалкой заниматься… Маманя попросила картошку окучить. У нее, понимаешь, ревматизм — нога отнялась, а батяня на лесозаготовках. Я тут теперь за хозяина. Два дня у меня выходных, вот и кручусь как белка в колесе по хозяйству.
— А я думал, мы порыбачим… — разочарованно протянул Сережа. Он так ждал Федю — и вон на тебе! Сорвалась рыбалка. — Я и короедов наковырял… в гнилом пне.
Федя внимательно взглянул на него, задумчиво потер переносицу и спросил:
— А Сорока где?
— На острове, — кивнул Сережа. — Все порядок там наводит… А для кого? Уедем отсюда — и снова все разорят…
— Да-а, народ у нас такой… — согласился Федя. — Не берегут казенное.
— Какое же это казенное? — удивился Сережа. — Для людей же и делают. Приезжайте, люди добрые, располагайтесь в рыбацком доме, ловите рыбку… Но зачем же стекла бить? Ломать столы и скамейки? Зачем спортплощадку разорять?
— Много сейчас на озеро приезжают: и на машинах, и на мотоциклах, и на великах. И люди все разные… Поди разберись, чего у них на уме? Запалят ночью на острове костер, ну и садят туда все, что под руку подвернется. Чужого-то никому не жалко!
— И тебе? — пытливо взглянул на него Сережа.
— Мне это озеро не чужое, — солидно сказал Федя. — Слава богу, свое, родное. Я этих людей, что рыбу сетями да острогами переводят, не одобряю. Рыскают кругом, как волки, все вычерпают в озере, нам же меньше достанется… Теперь рыбалка совсем не та, что два-три года назад. Хоть и кляли многие Президента и его компанию, а он и хвост и в гриву гонял отсюдова браконьеров. А ныне им раздолье! Приезжают на машинах, капроновыми сетями перегородят все как есть озеро, да еще капканы на щук придумали, из подводных ружей протыкают насквозь, током бьют. Откуда тутова рыбе-то быть?
— А что же вы, местные, смотрите?
— Мужики говорят: что им, мол, больше всех надо? — ответил Федя. — Не хотят связываться. Кому охота на рожон лезть? Не все же такие отчаянные, как Президент… — Он взглянул на остров, потом перевел взгляд на Сережу. Как бы мне его нынче повидать…
— Поплыли на остров, — предложил Сережа.
Федя выпростал из рукава куртки руку и взглянул на плоские часы. Всю эту процедуру он проделал с видимым удовольствием.
Пошевелив губами, будто что-то высчитывал, произнес вслух:
Половина девятого натикали… Нету времени. Надо вертаться домой да картошку окучивать.
— Зачем он тебе? — поинтересовался Сережа.
Федя — он сидел на верхней ступеньке крыльца — погладил глянцевый козырек синей железнодорожной фуражки, ловко сплюнул в лопухи, росшие возле крыльца, и поднял на Сережу рыжеватые глаза.
— Передай Президенту…
— Президент ушел в отставку, — перебил Сережа. — Тимофей он теперь, Сорокин, студент Ленинградской лесотехнической академии.
— Эва! Значит, ученым по лесам-озерам будет?
— Ага, — сказал Сережа, хотя толком не знал, какая будет профессия у Сороки.
— Так вот, друг Серега, скажи… Сороке или как там его? Тимофею… Скажи, значит, что в Островитине, у Макарьевых, остановились приезжие из Москвы. В отпуск приехали, отдохнуть, порыбачить… Так вот, значит, они привезли с собой какую-то хитрую штуковину, которую хотят установить на моторке, от нее два толстых резиновых кабеля опускаются в воду, на любую глубину, ну, а потом заведут ее наподобие бензинового мотора, и она током под водой бьет! Как вдарит, так рыба кверху брюхом прет наверх… Это еще почище бомбы! Во-первых, все шито-крыто, во-вторых, хвастаются, что зараз по нескольку пудов берут! Они привезли с собой разборную коптильню, что твоя печь.
— А толом еще тут у вас не пробовали глушить? — сказал Сережа.
— Захотим, говорят, всю рыбу в вашем озере порушим… — продолжал Федя. — Правда, выпивши были. А мой дружок Леха — он вертелся возле стола все слышал. Ну, мне, значит, и рассказал. Они уже один раз опробовали у Каменного Ручья свою машину. Леха говорит, с пуд приволокли рыбы. А и были всего-то на озере меньше часа.
— Все Сорока да Сорока… А сами-то чего смотрите? — упрекнул Сережа. — Браконьеры что хотят делают на вашем озере, а вы и в ус не дуете! Мол, моя хата с краю!
— Я теперь не вольный казак, — усмехнулся Федя. — Через месяц сдам экзамены и зафитилю куда-нибудь с путейцами в сибирскую тайгу новую железнодорожную ветку прокладывать… Первое время рабочим покантуюсь, а потом бригадиром поставят. Командовать людьми стану. И будет Федя Губин по России-матушке железные пути-дороги сквозь леса-болота тянуть…
— А я все еще учусь, — вздохнул Сережа. — Эх, и надоела мне эта школа, если бы ты знал! — Он с любопытством взглянул на Федю: — Может, возьмешь в свою бригаду? И будем вместе… пути-дороги прокладывать?
Федя окинул его критическим взглядом, потом зачем-то поглядел на небо и лишь после этого изрек:
— Слабоват ты, друг Серега, в коленках для такого дела… Знаешь, сколько шпала весит? До ста килограммов! А пробовал стальной рельс подымать? А комарье да гнус всякий в тайге? Запросто может живьем человека сожрать.
— Ты сильнее меня? — обиделся Сережа.
— Привычные мы, — почему-то во множественном числе назвал себя Федя. — Сызмальства занимаемся тяжелым физическим трудом, а у вас, в городе, все готовое… Хлеб-то ни в магазинах растет.
— Будто ты на поле хлеб выращиваешь! — поддел Сережа.
— Нам, деревенским, любая работа по плечу, — сказал Федя.
— Мы, городские, тоже работы не боимся, — не остался в долгу Сережа. — Да чего мы делим: деревенские, городские?
— Ты давай учись, друг Серега, а дороги в тайге я буду прокладывать, — с нотками превосходства в голосе заявил Федя.
— Ладно, я выучусь на инженера и буду проектировать те самые пути-дороги, которые ты станешь в тайге прокладывать, — серьезно пообещал Сережа.
— Ты уж постарайся, друг Серега, — заулыбался Федя.
— А Сороке я скажу про браконьеров, — пообещал Сережа. — Что у них за лодка-то?
— Голубая «казанка». Они ее на прицепе привезли. С плексигласовым козырьком. У нас таких больше нету. Лодка приметная. Мотор подвесной, «Москва».
Федя попрощался за руку и направился к мопеду. Сережа с интересом смотрел ему вслед. Как он сейчас заведет эту трещотку! Однако мопед завелся с первого оборота и сразу же рванулся вперед. Наверное, у него было что-то неладно с переключением скоростей. Федя только чудом не врезался передним колесом в ель. С треском вломившись в ольховый куст, который рос чуть в стороне от тропинки, мопед заглох. Федя как ни в чем не бывало слез с него и снова вывел на узкую лесную дорожку и завел. На этот раз мопед смирно стоял на месте и, оглушительно чихая, порциями выпускал из себя комки синего пахучего дыма.
— Друг Серега, — позвал Федя, сидя на мопеде. — Ты вот что, валяй на рыбалку без меня… Обогнешь с правой стороны Каменный остров — и греби прямиком на Утиную косу…
Сережа подошел поближе и, морщась, воротя лицо в сторону, внимательно слушал. Мопед тарахтел над самым ухом, вонючий дым ел глаза, лез в ноздри.
— Да заглуши ты! — крикнул он.
Однако Федя и ухом не повел. Мопед мелко дрожал под ним, готовый в любую секунду с места рвануться в карьер. Дрожала на продолговатой Фединой голове и новая железнодорожная фуражка, норовя съехать на глаза. Федя привычным движением головы ловко подкидывал ее вверх. Видно, у него была слабость к большим фуражкам. Иначе зачем бы он ее надел, когда на улице такая теплынь?
