Братья Бестужевы - Эйдельман Натан Яковлевич
— Да, я его сын.
— В таком случае рад, что могу оказать услугу сыну моего благодетеля. Я воспитывался под его началом, а потом, смею сказать, был его другом.
Хозяин помог старшему Бестужеву добраться до Кронштадта.
Но у Кронштадтского маяка одна женщина заметила на пальце бедно одетого человека драгоценное кольцо. Николай Бестужев забыл его снять. Соблазнившись высокой наградой, обещанной за поимку мятежника, женщина привела жандармов.
— Николай Александрович, мы вас узнали.
— Коль узнали, так ведите!
Повезли к царю. По дороге старший Бестужев услышал, что схватили и другого моряка, брата Петра.
Царь Николай расспрашивал Бестужева-старшего, зачем он, такой талантливый и умный пожертвовал своим счастьем и карьерой. В ответ моряк так красочно описал безобразия в армии и флоте, мучения солдат и матросов, что брат царя, присутствовавший при допросе, пошутил:
— Какое счастье, что Бестужев не поговорил со мной неделю назад: чего доброго, я бы тоже примкнул к мятежникам!
Рассказывали, будто царь Николай предложил Бестужеву-старшему свободу, а тот ответил:
— Я хочу, чтобы в России всё было по закону. Не желаю, чтобы беззаконно арестовывали и беззаконно освобождали. Если я виноват — судите, но не своевольничайте!
На свободе оставался только Михаил Бестужев. Михаил Александрович, как и старший брат, решил переодеться, загримироваться и бежать на каком-нибудь корабле за границу. Чтобы достать нужный костюм, зашёл к знакомому актёру и услыхал, войдя в дверь, как тот рассказывает жене о событиях на Сенатской площади:
— Да что же ты мне ничего не скажешь о Михаиле Александровиче? — спросила его жена.
— Да что, матушка, говорить о мёртвых.
— Как, он убит? — всплеснув руками, вскричала жена.
— Убит.
— Здравия желаю! — тихо произнёс Михаил Бестужев, подошедши сзади.
— Ах! Ox! — вскричали муж и жена. — Да что же это, наяву или мерещится?
Посмеялись. Затем актёр быстро приладил Бестужеву парик и искусственную бороду, дал простую одежду: мужичок, да и только! Но, выйдя в город, Михаил Александрович вдруг увидел, как ведут под арестом старого товарища Костю Торсона, с которым когда-то вместе писали проект о лучшем устройстве русского флота. Бестужеву стыдно стало: можно ли бежать, когда друзья и братья под арестом? Он снова надел мундир и точно так же, как брат Александр, сам отправился во дворец. Услышав его имя, один полковник воскликнул:
— Господин штабс-капитан Бестужев! Я вас арестую — пожалуйте вашу шпагу!
— Извините, полковник, — отвечал Михаил, — что лишаю вас этого удовольствия. Я уже арестован.
— Кто вас арестовал?
— Я арестовал себя сам, и вы видите, что шпаги при мне нет.
Тут Михаилу Бестужеву связали руки толстой верёвкой и повезли в крепость.
КРЕПОСТЬ
Больше чем полгода сидели они в Петропавловской крепости. Каждый декабрист — в одиночной камере. На допросы вызывали часто и строго следили, чтобы заключённые не имели связи ни с волей, ни друг с другом.
Однако сестра Елена Бестужева всё время около крепости ходила. Записки клала в пирог и подкупала часовых, чтобы передали братьям.
— Попадётесь вы, Елена Александровна! — сказал ей офицер. — Посадим вас в каземат!
— Да от меня все солдаты разбегутся! Ведь вы знаете, какая я бойкая!
Меж тем Михаил Бестужев узнал, что в соседней камере сидит старший брат Николай, и придумал хитрую тюремную азбуку: вместо каждой буквы — определённое число ударов в стенку. Брат Николай понял, и начали перестукиваться.
— Здравствуй, брат, здоров ли ты?
— Здоров, я в цепях. Как ты?
Позже почти все заключённые научились бестужевской азбуке. Наконец стали понимать до того, что если передаётся смешная история, то в трёх-четырёх камерах вдруг разом захохочут, а часовые думают, что арестанты с ума сходят.
Хорошо хоть так переговариваться, но очень хотелось увидеться. Однажды солдат выносил из камеры Николая Бестужева столовую посуду и отворил дверь в ту самую минуту, когда Рылеев проходил мимо; они увидели друг друга, и этого довольно было, чтобы броситься друг другу на шею и поцеловаться после столь долгой разлуки.
Больше с другом Рылеевым не пришлось увидеться. Летним днём 1826 года прочитали приговор более чем сотне революционеров. Пятерых декабристов, главных вождей восстания, от всех отделили. Им была назначена смертная казнь. Это были — К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, П. И. Пестель, С. И. Муравьёв-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин (дальний родственник наших героев).
Многим предстояло в цепях отправиться навсегда в Сибирь.
Но братья не падали духом. Ведь впервые за много месяцев четверо Бестужевых теперь увиделись и обнялись. Им разрешили свидание с матерью и сёстрами.
«Какую мы колонию в Сибири устроим, как заживём!» — шутит бывший блестящий морской офицер, а теперь закованный в цепи и одетый в грубую арестантскую одежду Николай Бестужев.
Прощай, дом, прощай, Петербург!
В СИБИРИ
Долго их везли. Переехали озеро Байкал. Горы, тайга, холода. Письма от матери и сестёр доходят за три-четыре месяца, а самим каторжникам нельзя писать.
Бестужевской единой колонии пока что не получалось: сёстры не могли оставить престарелую мать и младшего брата Павлушу. Самому юному из осуждённых братьев, Петру, было бы, наверное, лучше оказаться в Сибири вместе со старшими. Однако его отправили рядовым солдатом на Кавказ, где тогда шла война.
Вскоре там же оказался бывший бравый капитан, а ныне рядовой солдат Бестужев Александр. Но видеться с Петрушей ему удаётся очень редко.
В сибирской тюрьме, вместе с несколькими десятками товарищей, остаются двое Бестужевых, Николай и Михаил.
Царь разрешил снять с заключённых цепи: всё равно бежать некуда. Николай и Михаил Бестужевы свои цепи разломали, добыли у начальства кой-какой инструмент и сделали особые колечки — для всех друзей и знакомых. «Бестужевские кольца» — память о каторге. Многие мечтали их получить, и ловкие купцы даже начали продавать поддельные колечки.
Тогда же Михаил Бестужев начал делать отличные башмаки. А Николай — часы. Потом Михаилу приносят золото, серебро, и он мастерит чудесные украшения. Николай же изготавливает бинокли, подзорные трубы и особые, точнейшие, хронометры для кораблей. Во время этой работы ему кажется, будто море где-то рядом, а не за семь тысяч вёрст.
Братья словно соревнуются всем на удивление: ай да господа — какие умелые у них руки! И уж по Сибири пошло: бестужевская печка, бестужевка-сидейка. По горным узким забайкальским дорогам четырёхколёсному экипажу невозможно проехать: то ли дело — двухколёсная «сидейка», придуманная Михаилом Бестужевым, на которой вскоре вся Сибирь начнёт ездить…
Бестужевы-столяры, Бестужевы-портные, кузнецы, учителя, Бестужевы-ученики (у товарищей по каторге учатся языкам: испанскому, итальянскому, польскому, латинскому), Бестужевы — писатели, поэты.
— Сколько разных дел знаете? — спрашивают братьев сибиряки.
— Любому можно выучиться, — отвечают Бестужевы. Но главное дело Николая Бестужева — рисовать. Он — художник. Тут с ним никто не может сравниться. В книгах, газетах о декабристах ни слова не говорится: царь велел их забыть. Но Николай Бестужев рисует портреты — один за другим, всех товарищей, чтобы когда-нибудь внуки и правнуки могли увидеть их лица, вспомнить. Рисует брата Михаила, рисует самого себя; по памяти рисует лицо погибшего друга Рылеева.