Марк Сергеев - Волшебная галоша
Друзьям было и больно и смешно. Пожалуй, больше смешно, чем больно. А Паша даже не выдержал и рассмеялся.
Администратор оглянулся, недоуменно пожал плечами – он ведь ничего не видел, – пощупал лоб, покрытый холодным потом, и снова сказал: «Ну, пожалуйста… Ну, пожалуйста!…» Он шел теперь медленно, непрестанно оглядываясь. Мальчики зажимали рты ладонями.
Фойе постепенно заполнялось публикой. Наученные горьким опытом, мальчишки держались теперь подальше от людей. Они забились в угол за киоском с газированной водой, и Паша, которого после пирожков одолела жажда, взял стакан – никто на это не обратил внимания, потому что стакан немедленно исчез, – потом подставил стакан под легкую пенистую струю, и все разинули рты: струя падала на пустой поднос, но не разливалась лужицей, а просто-напросто пропадала неизвестно каким образом.
Сеанс начался. Друзья подождали, пока все усядутся, и заняли свободные места в девятом ряду.
Посидеть им так и не удалось. В тот самый момент, когда на экране по новгородскому базару прошел Садко, весело разговаривая с людьми, по темному залу с фонариком прошел билетер, а за ним – молодой человек и девушка. Билетер указал им место. Димка досадливо отмахнулся, когда мимо него прошел, протискиваясь к своему месту, человек. Но девушка – она шла следом – села прямо на Димкины колени. Рядом заойкал Паша. Молодые люди вскочили, внимательно посмотрели на места, пощупали их и… очень осторожно сели. Зрители в девятом ряду повозмущались, пока друзья выбирались, наступая всем по очереди на ноги, и, наконец, успокоились.
Невидимкам снова пришлось стоять. Только уже к самому концу фильма им удалось устроиться на крайних местах седьмого ряда, и они забыли огорчения.
Глава 8
В которой родители получают странные письма.
Надежда Степановна – мама Вадима – начала уже волноваться: десятый час, а сын еще не обедал, не возвращался из школы. Это было настолько не похоже на Димку, всегда такого аккуратного, что она не знала, что и думать. То ей казалось, что с сыном произошло несчастье, и она готова была бежать в милицию. То она успокаивала себя: Димка, вероятно, засиделся на своем литературном кружке, и она мысленно начинала ругать учителя, который так поздно задерживает детей. Наконец Надежда Степановна не выдержала и отправилась в школу.
Несмотря на поздний час, в школе было много народу. У всех были почему-то печальные лица. Родители толпились у дверей кабинета директора, женщины всхлипывали, мужчины гулко сморкались. Еще не зная ничего, ничего пока не понимая, Надежда Степановна почувствовала, как беспокойство и смутная тревога проникают в сердце.
Из кабинета вышел какой-то очень знакомый человек. Но кто именно, Надежда Степановна не могла вспомнить.
– Да, друзья мои, – сказал он голосом Анатолия Петровича – Возьмите себя в руки! Положение, не буду скрывать, весьма и весьма тяжелое. Случилось нечто необычное, и причина происшедшего нам не ясна. Я попрошу вас не волноваться, если расскажу вам сейчас совершенно не правдоподобные вещи…
Такое предисловие не обещало ничего хорошего. Все затихли. Было слышно в тишине, как всхлипнула чья-то мама.
А Надежда Степановна вдруг поняла, что человек этот и есть сам Анатолий Петрович, но… только без усов.
То, что говорил учитель, казалось похожим на сказку и было бы очень забавным, если б не было таким печальным…
– Да-да, – говорил учитель, – все, как один! Мы уже сообщили в милицию, чтобы тех из них, которых удастся обнаружить по каким-либо странным, на первый взгляд, происшествиям, направляли бы к нам. А то, что многие не вернулись домой, тоже вполне объяснимо, хотя и грустно – они ведь стали невидимками, – а это что-нибудь да значит…
– А я-то, – всхлипывала одна из родительниц, – целый день слышала голос моего Коленьки, да не отвечала. Все думала, что мне кажется.. Еще мужу пожаловалась. А это был, оказывается, он, Коленька…
– Успокойтесь, товарищ Спиридонова, успокойтесь… – уговаривал ее учитель, но та плакала все сильнее.
– Вздор! Абсурд! – сказал Петр Никанорович, отец Паши. – Так в жизни не бывает!
– Не бывает? – спросил Анатолий Петрович и открыл дверь в кабинет директора.
– Сеня! – позвал он.
И тогда из дверей вышел человек… без головы. И сказал:
– Здравствуйте.
Родители дружно упали в обморок.
* * *…Домой Надежда Степановна вернулась окончательно расстроенная. Она присела к столу и опустила голову.
И тут взгляд ее упал на лист бумаги, на который раньше она не обратила внимания. Надежда Степановна отодвинула сахарницу, прижимавшую листок к столу, и увидела, что бумага написана рукой Димки.
«Дорогая мама, мы теперь стали невидимками. Это мне такую галошу подарил Зеленобородый волшебник. Ты меня не теряй. Вместе с Пашей мы отправляемся в далекое путешествие. Крепко целую тебя. Из Москвы напишу письмо. Твой Димка.»
Надежда Степановна огорченно всплеснула руками. Потом подумала вдруг, что мама Павлика ничего еще не знает. «Да-да… – говорила она себе. – Она ведь тоже волнуется!»
Раздался стук, и дверь распахнулась. На пороге стояла мама Паши Кашкина.
– Надя! – закричала она с порога. – Они уехали в Москву!
Глава 9
В которой Иван Спиридонович подает сам на себя заявление.
Если вы когда-либо бывали на вокзале в городе Прибайкальске, то вы наверняка слышали Ивана Спиридоновича. Именно слышали, потому что Иван Спиридонович до самого последнего времени работал на вокзале, объявляя по радио о прибытии и отправлении поездов, рассказывал пассажирам, где найти буфет, камеру хранения или выход в город. Совсем недавно Иван Спиридонович ушел на пенсию. Произошло это после одного весьма странного случая, о котором долго говорили прибайкальские железнодорожники Сам Иван Спиридонович отмалчивался, хотя и был главным участником этих событий. Дело было так.
На вокзале наступило затишье, и Иван Спиридонович решил выпить чаю Он налил в стакан кипятку, бросил щепотку заварки и стал помешивать чай ложечкой В это время со скрипом отворилась и захлопнулась дверь, «Кто бы это мог быть?» – подумал Иван Спиридонович, подходя к двери. В коридоре никого. Старичок пожал плечами и вернулся к столу. Но едва он сел на стул, за спиной щелкнул микрофон, и звонкий мальчишеский голос произнес:
– Внимание! Внимание! Паша Кашкин, ты почему ушел с условленного места? Я тебя жду уже полчаса!
Иван Спиридонович протер очки, недоуменно огляделся, потом изо всех сил ущипнул себя за ногу. От боли он подпрыгнул, зато убедился, что не спит. После чего, дрожа, подошел к микрофону, пошарил у стола. В это время опять скрипнула дверь, открылась и снова закрылась.
В комнате никого не было.
«Что-то неладное со мной происходит, – думал Иван Спиридонович, – надо сходить к врачу».
Назавтра он зашел в железнодорожную клинику, но врач признал старика совершенно здоровым.
Тогда Иван Спиридонович отправился к начальнику вокзала, подал ему рапорт о случившемся и попросил уволить его по состоянию здоровья.
Начальник вокзала попробовал уговорить старика. Но тот был неумолим.
– Не могу, понимаешь, не могу… Эти самые, как их, иллюминации у меня уже начались. Понятно?
Второе стихотворение Вадима Смирнова
И, набирая ход,
За перегоном перегон
Нас поезд мчал вперед.
Мелькали реки и мосты,
Поля, колхозный сад,
И придорожные кусты
Стремглав неслись назад.
Назад летел и сизый дым,
И дождик проливной.
Казалось, будто мы стоим,
А мчится шар земной.
Неслись березы с двух сторон
Назад во весь опор…
…Дверь отворилась, и в вагон
Заходит контролер.
Сейчас он спросит:
«Ваш билет?»
К нам подойдет сейчас,
Увидит, что билетов нет,
И тотчас ссадит нас.
Мы лезем с перепугу
Под лавку друг за другом.
Мы чей-то сдвинули баул,
Задели чьи-то ноги.
Вдруг кто-то вскрикнул:
– Караул! —
И поднялась тревога.
Закрыли двери на запор.
– Конец! – дрожит Павлушка.
– Ой, к нам в вагон забрался вор!
Кричит одна старушка.
– Каков он, бабушка, собой?
– Я видела, ей-богу,
Такой высокий и рябой.
Каа-ак ступит мне… на ногу!
…Искали «вора» битый час,
Все вещи перерыли,
Сто раз ходили мимо нас,
А нас не находили.
…Огни далеких деревень
Светлеют в синей дымке,
И спят, умаявшись за день,
На полке невидимки.
А поезд мчится, за собой
Разматывая версты,
И вьются искры над трубой,
Как маленькие звезды.
Глава 10
