Виктор Крамаренко - Встречи с ангелом (сборник рассказов)
Дальше пошел? Смело. А чем же подкрепишь ее? Она же голой останется. Ну, ладно, подготовим охват. Коловые построения - моя излюбленная игра. Прошу дальше, вперед! Как там у Заболоцкого?
Душа обязана трудиться
И день, и ночь. И день, я ночь.
Но в каждой работе должны быть смысл, цель, конечный результат, иначе бесполезность погубит её. Заболоцкий прав: безделье убивает душу, А бесполезность? Обидно, что досталась непутевая, заговоренная, горемычная душа. Тело Заболоцкого мотало срок в неволе, а душа трудилась, чтобы жить вместе с ним. Не сбежала, не изменила. Мне б такую душу - помощницу, трудягу, везунью... И что о моей жалеть, если труд её напрасный?
А-ах! Не может быть. Ну-ка, ещё раз... Вот это да! Как же раньше никто не увидел?.. Три мои шашки, сгруппировавшиеся у борта, тихие, бесполезные, застенчивые и трусливые, хранят такую бомбу. Только бы отвлечь мышиной возней в центре, только бы пошел на большой размен.
Как хорошо, как легко! Как будто и не было бессонной ночи. Голова не раскалывается, перестала душить сухость во рту, и ноги наконец-то сбросили стопудовые гири. Хочется оттолкнуться от сцены, вспорхнуть, как пушинка, пролететь над пораженным залом и вернуться окрыленным, чтоб добить неумелого юношу блестящей комбинацией.
Он собирает души для будущего сражения. Дурак! Да впереди ещё и божий суд. Грехов-то я больших вроде и не совершал. Никого не убил, никого не ограбил, чужую жену не имел, старикам обеспечил счастливую старость. Не того нашел, не там выискивал. Смотри, что я с ним сделаю и без твоей помощи. Ты видишь, какая комбинация зарождается! Сказка! Чудо!
Он пытается размуровать фланг, разрушить мое грозное коловое построение. Но, дурашка, не видит, что его ждет после большого размена. Он упрощает, идет на ничью. Но все это бесполезно. Мои бортовые уже нацелены на сокрушительный удар. И я от него не откажусь. Как замах булата былинного исполина, сметающего головы ненавистным басурманам, они застыли в нетерпении, чтоб через мгновение разбить в пух и прах войско противника и восторжествовать на игровом поле. Он попадет на такую комбинацию, от которой ахнет весь мир. Ты видишь ее? Никто никогда её не проводил. Она мой шедевр!
Так и есть. Пошел на размен. Флажок у тебя, юноша, начинает подниматься. Давай, быстрей записывай. Мне так хочется провести её именно в этой партии, доказать не только себе, не только людям, что я гений.
ВСТРЕЧИ С АНГЕЛОМ
Бог впервые одинок.
Гете
"И Господь испытывал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе".
Бытие, 22. 1-2
1
Было ранее утро. Солнце неумолимо совершало свое восхождение. Утренняя прохлада, растревоженная теплыми лучами, пряталась в тени редких деревьев и в водах горного ручья. Высокие скалы, нависшие над тропой, вдыхали горячий воздух и обдавали им разбросанные повсюду камни.
В ложбинке между скатившимися прошлой зимой огромными осколками, в мягкой рыхлой земле, находилась змеиная кладка. Но змеи поблизости не было. Случалось, она покидала свою нору, переползала к воде, где можно било подкормиться, но не надолго. Только однажды, уводя змееловов далеко в горы, она вернулась только к рассвету. То было в начале, как только отложила яйца и ещё не зарождалась в сердце материнская тревога. Сейчас же такого долгого отлучения она себе не позволяла. По прошествию стольких дней и ночей, испытав голод и нервное истощение, вздрагивая от каждого шороха и дуновения с запахами врагов, в самом конце срока, когда родные детеныши со дня на день должны пробить скорлупу и появиться на свет, её отсутствие пугало. Еще не раскаленные, только начинающие звенеть зноем камни с упорством сопротивлялись свету, удерживая тень на заветном клочке земли. Они сроднились со змеей и не в меньшей степени переживали за потомство, оберегая от солнца, дождя и суховея.
А молодая змея, истощенная неведомым ранее положением, в котором оказалась благодаря великому закону природы, в это время сползала по стволу дерева, последнего перед горой. Она задолго почуяла приближающихся к её вотчине путников, неподвижно наблюдала за ними из-за сверкающей на солнце листвы и только сейчас сообразила, что они наверняка остановятся здесь передохнуть перед восхождением. И, если это не охотники, она переждет в укромном месте и только тогда возвратится. Змея переползла тропу и затаилась в колючей траве. Лишь раздвоенный тонкий язык, то и дело вылетавший черной стрелой из свернувшегося кольца, выдавал её.
Путники действительно остановились у дерева. Освободив ослов от поклажи, они присели в тень и разложили еду.
- Давай-ка, сынок, перекусим перед подъемом, - сказал один из них. Нам нужно набраться сил, ведь дальше пойдем без ослов.
Они молча ели, глядели на пустынную каменистую дорогу, которую преодолели, и улыбались. Их утомленные лица поглаживал ветерок, а пробивающие листву лучи рассыпались у ног о мелкие камни, словно золотые монеты.
- Вот она, совсем рядом, гора Мориа - нарушил молчание путник, что постарше. - Смотри, какая она высокая, сильная. Как грозно смотрит на нас, как величественна и благородна её поступь.
Он поднял к вершине худощавую руку, прищурил глаза, будто опаленные солнцем, и добавил:
- Эта гора будет священной, сынок. О ней будут помнить всегда, сколько будет земля существовать. Ее возвеличат в письменах и станут поклоняться ей, как святыне. Это ей предписано принять жертвоприношение для того, чтоб увезти наш народ от бед и искушений, ошибок и разврата, чтоб проникся он милостью божией.
Его маленький спутник, мальчик лет шести, отламывая сыр и хлеб, запивая водой, тоже смотрел на гору, которую созерцал по велению отца последние три часа пути и которая порядком ему надоела. Третий день они идут и все это время он слышал только о ней: о её красоте и могуществе, о тайной силе и чудодейственности её недр, о предсказании и будущем сожжении ягненка на священной вершине.
А на самом-то деле, ничего особенного. Желтые, некрасивые, упирающиеся в небо скалы, скучные и неинтересные. Не то, что дома в матушкином саду, где можно нырять в душистую траву, как в фонтан, вырытый рабами; где разноцветные бабочки танцуют на ладошке, как на цветке; где птицы поют и золотые рыбки в бассейне стайками гоняются за кусочками брошенного хлеба. Но как можно было противиться отцу, так заманчиво описывавшему красоту далекого края, собиравшегося тайно от всех в дорогу? Почувствовать себя взрослым, настоящим путешественником, преодолевать без мамы и нянек все тягости пути и стать победителем над ними наравне с отцом - от этого отказаться невозможно.
Мальчик не перебивал отца, ел и делал вид, что слушает. Отпущенные ослы, потоптавшись немного в тени, нехотя пошли к ручью. Голос отца становился тише, шуршащая листва убаюкивала, а приятная прохлада омывала разгоряченное и утомленное лицо. Спина непроизвольно опустилась, и мальчик заснул. Губы в хлебных крошках продолжали что-то шептать, капелька пота покатилась по переносице, а в волосах, запутавшись, продиралась на свободу принесенная из долины божья коровка.
- Ты будешь добрым и мудрым господином, сынок, - продолжал говорить отец. - Ты изучишь много наук. Все тайны мира будут тебе подвластны. Мое золото, земля, невольники - все будет твоим. Только распорядись умело после меня. Я научу жить по совести, любить по совести, поступать так, как велит сердце. Ведь самое главное для него - быть открытым для любви и веры. И тогда поступки твои и мысли наполнятся только благими деяниями. Любовь и вера бескорыстны...
- Авраам, не убивай Исаака, - вдруг перебил его незнакомый голос.
Авраам вздрогнул, будто от укуса змеи, ноги наполнились тяжестью, а в голове загудел монотонный звук. Он медленно повернулся и увидел стоящего за спящим сыном юношу, облаченного в белый балахон. Его легкая полупрозрачная одежда ниспадала к земле, опущенные, скрещенные у запястий руки держали пальмовую ветвь, над капюшоном озарялось сияние. Юноша смотрел на пораженного Авраама голубыми, как небо, глазами и говорил тихим, доверительным голосом:
- Бог испытывал тебя, я знаю. Возвращайся домой.
- Ты кто? - глотая комья в горле, дрожащим голосом спросил Авраам.
- Я Ангел твой, человек. Я пришел, чтоб спасти тебя от бесчестия и злодеяния. Не убивай сына.
- О каком бесчестии ты говорить, когда преисполнен я верой праведной принести жертвоприношение во благо будущего народа? "Я возвеличу тебя, и жизнь твоя будет в благословении, если принесешь мне самое дорогое, что у тебя есть" - так напутствовал меня Всевышний. Самое дорогое - это мой единственный сын. Моя кровь, моя плоть. От рождения он пребывает в безграничной любви, нежности и ласке. Я воспитал чистого мальчика. Ни всепоглощающая страсть, ни соблазны греха, ни кровь врага, ни страх раба, ни обман, ни болезни моего мальчика не тронули. Добродушие и послушание его удел. Я преподнесу Богу частичку своего сердца, истинную чистоту и ничто меня не остановит.
