Егор Полторак - Звезды для нас
Впереди, где стояли разрушенные внутри дома, заблестело.
- Паутина! - Белый кот остановился и снова побежал.
Запахло жареным. Он принюхался - здесь!
У черного пролома - бывшего подъезда, - полузатянутого паутиной, с круглыми и - видно - что липкими каплями на ней, как всегда торчали два здоровенных паука с наглыми рожами.
- Ну и... - сказал один из них, элегантно опиравшийся седьмой и восьмой лапами о косяк.
- Бородул, - сказал кот.
- А ты кто?
- Я - Белый кот! - он гордо вздернул усы.
- Посмотри за мурзиком, - сказал первый паук второму громиле, и тот кивнул.
- Все играются, - проворчал кот луже, - Мафиози тоже еще...
Минут через пять, когда кот уже отсидел хвост и промок окончательно, появился первый охранник.
- Проводи мурзика, - сказал он второму, и тот кивнул.
Кот, промолчав так презрительно, как только мог, поднялся и пошел за вторым сторожем. Шли они по замусоренным и вонючим переходам на усиливавшийся запах жареного. И пришли в комнату, всю затянутую по стенам кружевной, а может, просто драной, паутиной.
Посреди комнаты сидел на ржавом и пробитом ведре Бородул - огромный одноглазый паук с перекошенной челюстью. По бокам его стояли в вольных позах два паука-телохранителя, еще более бандитского вида, чем те, у входа. В лапах они держали гладкие дубины - так, для украшения.
- Как поживает великая Королева? - противно проскрипел Бородул.
- Спасибо, - ответил кот, - Нервничает.
- Посуду бьет?
- Бьет, - притворно вздохнул кот, и опустил круглую морду, - И посуду тоже.
- Богатые вы ребята, волшебники, - противно и печально проскрипел Бородул, - Я вот не могу себе позволить. Сижу тут на ведре, голодный и больной, завтрака не могу дождаться... Эй, вы!!! - взревел он, - Где мой завтрак! Бандюги мафиозные!
Тут же в комнату присеменили пять пауков и расставили перед Бородулом столик, на него в глиняном блюде поставили мясо и глиняный кувшин. И убежали.
- Будешь, - Бородул кивнул на еду.
Белый кот пожал острыми лопатками и принюхался рывками круглой головы.
- Вкусно, вкусно, - двинул челюстью Бородул, - Хорошо прожаренное мясо, доброе старое вино, зелень свежая... Что лучше под жареную кошку, чем красное вино?..
- Что?..
- Ну да, ну да, кошка жареная, а чего? Не употребляете, может?.. Зря, зря. Да ладно, просто баранина это.
- Послушайте, Бородул!
- Слушаю... - и Бородул засунул в пасть первый кусок и начал жевать, косо двигая челюстью.
- Знаете!.. Вы тут в крестного отца играетесь, а у меня дело, которое важно и нам и вам! Лутьюфо.
- Играемся, правда ваша. А что еще, больше ничего, ну да, м-да.. А Лутьюфо, говорите. Ну да, ну да, это бедняга-то, которого вы угробили? Я его видел тут где-то недавно - бутылки собирает. Немой и ничего не помнит... говорят.
- Между прочим, - Белый кот старался произносить слова холодно и иронично, - Если б не Великая Королева, если б она не сделала его таким, вашу лавочку давно бы уже прихлопнули, как муху какую-нибудь!
- Нашу-то, - задумчиво жевал Бородул, - Но вы же знаете, дорогой, если убить паука, это принесет страшные несчастья, ну просто необыкновенно жуткие беды... Экология опять же-ж-ж.
- Этого паяца рыжего, проходимца этого, сказочника неумного не остановят ваши эти приметы из красной книги!
- Да? - Бородул поднял бровь, - Тогда унести, - кивнул он телохранителям на столик.
И пауки, уронив дубины, выскочили с мясом из комнаты. И раздалось из-за дверей замечательно вкусное чавканье.
- Ну, так он же сейчас безвреден как.. самая последняя дворняжка. А?
Белый кот вздрогнул хвостом - этому гангстеру известно, что против Лутьюфо применили двойную формулу.
- А откуда?.. - и кот прикусил свой раздвоенный язык.
- Да ладно! - махнул тремя или четырьмя лапами Бородул, - Двойная формула красной переменной: последний из людей - последний из животных. Ведь у вас только на это ума могло хватить.
- Не понимаю, о чем вы, - очень холодно и иронично проговорил кот.
- Хе! - челюсть паука грациозно и ласково подвинулась, - Нельзя первых превращать в последних. Тем более в последних вдвойне. Глупо и заметно слишком. Во всех книжках написано. Читаете книжки-то, а? Хе-хе. А вот в такого, как все, как все вокруг. Чтоб из ряда не выбивался по цвету по серому... Впрочем, это тоже в книжках написано...
Белый кот сидел и смотрел на Бородула, который ковырял и ковырял в зубах. И, когда паук отбросил измочаленную спичку, кот выдернул из-под себя хвост и сказал:
- Лутьюфо нам нужен мертвый, - жестко и холодно, как и хотел.
- ...Так и грохните его сами, в чем дело? - вежливо проскрипел паук.
Кот молчал.
- Ну да, ну да, не можете! Не имеете права - надо же, законы выдумали! Теперь на меня спихнуть хотите... волшебники. Ладно. Но мне тогда... девчонка.
- Какая!!!
- Ты знаешь какая. Не Юнки, разумеется.
- Но... это фея! Она!
- Или да, или нет. А то мне одна пакость снится. Не сезон, да? Навсегда.
- Мне... надо посоветоваться.
- А давай, - Бородул привстал, вытолкнул из-под ведра полусобранный телефон и одной из лап двинул его коту, - Советуйся.
Кот покрутил диск и сказал:
- Але? Людмилу Александровну, будьте добры, пожалуйста.
- Слушаю, - проговорило в трубке королевским голосом.
- Але! Королева, - сказал Белый кот, разглядывая Бородула, - Он требует взамен Алику. Голову на голову. Он...
- Ты там что, торгуешься, ми-илый?! Если нужно будет, ты отдашь ему нашу белую пушистую шкурку. Знаешь какую, киса?! Ты.
В трубке затрещало, а перед тем, как коротко загудело, кот услышал слова Королевы не ему:
- Иду, иду, Лилия Викторовна, вы очередь мне займите, дорогая...
Время. И темную ночь сменил солнечный день.
- Солнце, солнце, солнце, солнце, солнце. Солнце... - распевали маленькие феи, превращались в зайчиков и разлетались по городу, распушив подсыхавшую пушистую шерстку. Спали и видели сны.
О том, как тридцать первого июля они улетят - улетят? Ну, покинут Землю, а перед этим станут гулять по городу в такой же светлый день.
Когда собаке необходимо сказать важное - хотя собакам это удается, только если писателям это надо - но все-таки, если необходимо - она смотрит. Так. Смотрит? Вкладывает тебе в ладонь холодный и влажный нос - плохо, если сухой и горячий, очень плохо. Смотрит. И ты посмотри. Все равно ни черта не понять, что хочет собака и зачем, но если долго смотреть, можно понять, что хочешь ты. А потом сделать, что хочешь. Впрочем...
Алике снилось, как этой ночью смотрела дворняжка. Они опять пошли - во сне - на их любимое место, к реке. И вместе бегали по лесу. Им было здорово. А потом сидели у воды, и собака смотрела, не отводя глаз. А ведь.
Алика услышала в своем сне голос, как воспоминание, но совсем далекое. Совсем не из школы фей, а словно более раннее. Мужской голос:
- ...Собаки не умеют смотреть в глаза человеку, не отводя взгляда... как мы на солнце, девочка моя.
Кто говорил. Но она помнила, что ей. Это она девочка - странно. И вот: кого зовут Лутьюфо. Лутьюфо и Лутьюфо. А взгляд собаки, и что она хотела.
Перед сном дворняжка нашла большую кость на свалке и уснула сытой. Тогда что ей было нужно сказать? Да! И тревога. Предчувствие, что случится, но что? Или. Что не так происходит то, что происходит. Не так и не то. Или то, но не так. Или так, а не так. Или.
То есть! Но во сне. Не вспомнить, не решить во сне. И так сладко плавать среди слов и соединять их, и ощущать, как тело, отдыхая, распрямляется. И покалывает ноги, отходящие от усталости. От усталости и усталости. Но Лутьюфо и Лутьюфо - так, так, так, так...
Когда щелкнуло темнотой, и темнота осталась, Алика проснулась. Было душно, тесно и темно. Совсем. И уж тут непонятно, что делать, если даже колотиться в стены невозможно - так тесно и страшно.
Алика открыла рот - очень душно и пыльно, и ей - она так хотела - просто надо было закричать; но сдержалась от ужаса, что от крика она совсем задохнется - выдохнет и не вдохнет. Или стенки сомкнутся.
И сразу все стало в прошлом. В прошедшем. Ведь теперь ничего не будет она помнила, что, если попадаешь в ловушку для фей, то все. У тебя не остается ничего, кроме темноты и воспоминаний. Так говорил Белый кот.
И, чтоб еще и о Белом коте не думать ко всем своим бедам, она закрыла глаза - так стало светлее.
Но из-под закрытых пушистых век выкатились слезы и прокатились по щекам светлыми лучиками и зазвенели обо что-то, упав с подбородка. Алика знала, что слезы, как светлые лучики, но очень огорчилась на себя. Даже разозлилась.
- Рева-корова, - сказала Алика, - Тоже еще принцесса...
И тут она услышала:
- Глаза открой, при-инцесса, сколько можно бояться-то?!
- Я не боюсь! - сказала Алика и открыла глаза, и с ресниц взлетела задержавшаяся слеза и сверкнула вверх.
- Да, - сказал кто-то в темноте, - Ну?
Дышать стало легче и стало можно шевелиться.
- Кто вы?.. - неуверенно сказала Алика.
- Вот, - удовлетворенно сказал кто-то, - Я.. когда-то прилетела на восходе.
