Шамиль Ракипов - Откуда ты, Жан?
«Что бы сказал твой отец?»
— Мама, почему она так проворно выскочила?
Ирина Лукинична пожала плечами:
— Не знаю, Ванюша. Может, обиделась… Она ведь нам с тобой добра желает.
— Не верю… Добра ли?
— Добра, добра, сынок! Старается, чтобы рос ты умным, а не безбожником. Надо верить…
— И в царя, и в бога?.. Если безбожники неумные, как же они победили? Ведь у царя сколько пушек было…
Но мать своё твердила:
— Вера учит людей хорошему — не убивать, не грабить…
— А раз так, почему же поп Гапон рабочих под расстрел повёл? Мы по истории проходили. Это уже точно так было.
— Не знаю, не знаю, сынок. Порой и мне приходят в голову разные мысли. Боже, прости нас грешных…
— Мама, тётя Глафира назвала меня заблудшим… Кто же я? По метрике — родился в Польше. А не, поляк. Белорус. Но белорусского языка не знаю. И Белоруссию даже во сне пока не видел. Какая ж это родина? Люди говорят: земля родная та, где наелся досыта…
— Если бы ты в Белоруссию вернулся, по-другому заговорил, — сказала мать.
— С чего ж это?
— Свои, сынок, — всегда свои. На что ёж, и тот говорит своему ежонку: мягонький ты мой да кругленький…
Ваня рассмеялся.
— Но ежи не разговаривают.
Мать замолчала.
Когда в печке запылали дрова, Ваня, глядя в огонь, задумался. Какая же она, Белоруссия? Почему её мать не забывает? Ему вот неплохо и в Казани. Захочешь купаться — река рядом. И лес под боком. Правда, ягод в лесу не густо. Много народа в городе — живо срывают. Но город есть город. И ещё какой! Город, в котором учился Ленин. Классный руководитель Николай Филиппович водил их вчера в университет. Показал парту, за которой сидел Володя Ульянов…
Да, если выпадет случай побывать на родине, в Белоруссии, много расскажет он тем ребятам про этот город…
На улице снова послышался громкий свист.
— Мама…
— Ладно, беги, раз Харис тебя ждёт! Будь красным разбойником, — обиделась мать. Она села на стул и, спрятав руки под передником, тяжело вздохнула — Не для того тебя растила, чтобы стал ты пропащим.
— Но мы же только так, играем.
— Был бы жив отец, выпорол бы тебя ремнём. Брось, Ванюша. Ради бога брось. Тебе уже четырнадцать — пора и за ум взяться. Прирос, что ли, к этому черномазому? Вдвоём с утра до вечера мотаетесь.
— А мы с ним друзья, — сказал мальчик. — И ещё с Яшкой, Андрюшкой, Гумером, Нигматом, — пересчитал он всех, живущих на улице Карла Маркса, рядом с трамвайным парком.
— Не ходи с ними, сынок. Меня послушайся. Дома посиди. Сейчас я тебе щей налью.
— Я сыт. На базаре жмых ел.
— Где взял? — испугалась мать.
— Не бойся, не стащили. Помогали грузить подводы… Ну, я пойду, мама.
— Вот кочергу возьму! — поднялась Лукинична и шагнула к печке. — Увидел бы отец твои выходки. Что бы он сказал?
— Если бы только был жив! Он бы меня понял. И сказал бы: друзей не подводи. Ведь я им слово дал…
— Иди, — махнула мать рукой. — С тобой не сладишь…
Ваня, затянув потуже отцовский пояс на залатанной рубашке, выскочил на крыльцо.
В небе тотчас сверкнула ослепительная молния, грянул гром, и, заполняя всё вокруг нарастающим гулом, хлынул на землю проливной дождь.
Ребячьи тайны
Едва сбежал Ваня по скрипучим ступенькам вниз, как столкнулся с Николаем. Старший брат попятился.
— Кипятком, что ли, тебя ошпарили? — упрекнул он Ваню.
Брат был старше на четыре года. Худой, скуластый, он выглядел ещё подростком. Но зато уже работает кочегаром. Семью кормит. Приносит карточки на хлеб. Поэтому и держит себя с мужским достоинством. Вон какое у него серьёзное лицо!
— Куда, говорю, летишь, как угорелый? — допрашивал он Ваню.
— Играть.
— В такой дождь? — Брат снял мокрую кепку и стряхнул с неё капли. В его бледно-голубых глазах была зависть, они словно говорили: эх, прошло детство, не то бы я тоже побежал с тобой на улицу. Да босиком! По лужам! — Ладно. Поиграй, пока дела нет. С понедельника начнём дрова пилить.
— Понедельник — день тяжёлый, — лукаво поморщился Ваня.
— Ну, тогда со вторника, — улыбнулся Николай и стал подниматься по ступенькам.
Во дворе никого. Только ветер швыряет крупные капли дождя. Сараи, заборы, соседние дома уже потемнели от ливня. Кажется, что зелёная трава играет светлыми жемчужинами капель.
— Харис!.. Хари-и-ска!
Ответа нет.
Ваня стоит у ворот, не зная, где спрятаться. Крупные капли, попадая на затылок, заставляют его вздрагивать. Но куда же девался друг? Неужели домой убежал?
— Хари-ис! — позвал он ещё громче, и где-то в дровяном сарае послышался глухой ответный свист.
Ваня кинулся туда — в раскрытые двери.
Дровяник этот в левом углу большого двора не принадлежал ни одному из хозяев. Много лет назад построил его сельскохозяйственный институт. Раньше, когда в сарае находился уголь, мальчишки туда и не заглядывали. Сейчас угля нет, институтские печи топят дровами. Пока сарай пуст. Расшивка плотов на реке не закончена, как говорит Николай, и первые подводы с дровами появятся только через неделю. До этого ребята наиграются вдоволь. Правда, классный руководитель Николай Филиппович увлекаться игрой не велит — экзамены уже подходят. Но после холодной зимы как удержаться дома!
Ваня вошёл в дровяник. Сдвинул набекрень кепчонку с козырьком, засунул руки в карманы. Вот он, мол, не спрятался, как другие, и трескучая молния, и гром ему нипочём. Любуйтесь, каким должен быть командир!
Но ребята и голов к нему не повернули. Прижавшись друг к другу, они смотрели в рот Андрейке, живущему в соседнем дворе, и слушали его сказку. Приятели Нигмат, Яшка, прозванный Соловьём, и Косой Гумер забыли, казалось, обо всём на свете. Если дела так пойдут, не иначе Андрейка будет командиром. На сказки он мастак: день и ночь может их рассказывать. Вот и сейчас: плетёт свои басни про Бабу-Ягу, а мальчишки не дышат, выкатили глаза, как шары…
Сидевший поодаль смуглый, похожий на цыгана Харис, подозвав к себе Ваню, предложил ему сесть рядом. Затем взял за локоть, пожал пальцами: долго тебя, дескать, не было. Когда Ваня почувствовал это пожатие, подумал: как хорошо иметь верного друга, на которого всегда можно положиться. Харис, он искренний. Но Андрейка не такой. Да ещё со своими дружками — Яшкой, Нигматом и Гумером. И страшную сказку, наверное, рассказывает неспроста. Хочет запугать. Ведь сегодня им надо войти в церковь — и тот, кто не испугается, будет командиром. Нет уж, этим не возьмёшь. Сколько ни старайся, нагонишь страху только на свою голову!
Андрейка, закончив сказку, с гордым видом оглядел всех: мол, вот мы какие. Мальчишки облегчённо вздохнули, но так как всё ещё не могли прийти в себя от коварных проделок Бабы-Яги, продолжали сидеть молча, прижавшись друг к другу. Надо было чем-то расшевелить их…
Новую сказку начал Харис. Да ещё какую! «Тысячу и одну ночь», которую когда-то слушали арабские цари. Никто от него не ожидал. Мальчишки начали понемногу оживляться. Когда же Харис дошёл до того, как Али-баба нашёл пещеру злых разбойников и как дверь сама собой открылась от волшебного слова, облегчённо вздохнули. Словно сами увидели в пещере золото и серебро, атлас и шёлк, сами отведали вкусных блюд да разного питья. Каждому показалось, что он сам нашёл вход в эту пещеру, и каждый повторял про себя: «Сезам, откройся!»
Шуршит по крыше дождь. На луже у раскрытой двери, подпрыгивая, пляшут серебряные капли. Мальчишки повеселели.
— На, Харис, твою газету, спасибо, — нарушил тишину Ваня. — Маму порадовал.
— Чем? — удивился Яшка.
— В магазинах по спискам будут выдавать муку, — сообщил Ваня.
— Муку? А мы думали что-нибудь важное, — разочарованно протянул Андрейка, сплюнув под ноги.
— Не плюй в колодец, придётся воды напиться, — сказал Харис. — Твой отец начальник… А наши матери сами недоедают, нам отдают. Разве не так?
— У нас одна затируха да картошка, — пожаловался Гумер. — И то не досыта…
От этих разговоров у Вани подвело живот — нестерпимо захотелось есть. У них дома с едой тоже не густо. Если бы не уха да щи, было бы совсем худо. Но и другим не легче: вон какие тощие. Один лишь Андрейка не худой. У него что — любой день за праздник. Но как говорит мать: на гору глядя, горой не станешь. У спекулянтов на базаре всё имеется. Только у матери денег нет, купить не на что. Придётся терпеть.
— Нос не вешать!.. Всё время так не будет, — сказал он уверенно. — Хлеба мало потому, что много всяких врагов и шпионов. Когда всех переловят…
— Их перело-о-вишь…
— Вот снова поймали, — ткнул Ваня в газету. — Прочитай-ка, Харис.
— Читай! Читай!
Харис повертел шеей, как гусак, и, прокашлявшись, начал читать громким голосом:
— «Перед пролетарским судом меньшевики в собственных заявлениях признали, что работали агентами с целью восстановления капитализма»…
