Юрий Сотник - Приключение не удалось
Вовка начал подготовку к побегу с того, что принялся запасаться продуктами. Послонявшись немного по квартире в поисках подходящей тары, он обнаружил на вешалке в передней Варин мешок для галош и стащил его. Затем, выждав удобный момент, он пробрался к буфету и сунул в мешок полбатона хлеба, две горсти сахарного песку и несколько ломтиков свиного сала. Все эти запасы Вовка спрятал в свой ящик с игрушками.
Что еще полагается брать с собой при поездке в Арктику, Вовка не знал. Расспрашивать об этом Федю он не рискнул и решил проконсультироваться у Анны Валерьяновны.
Потоптавшись с минуту на кухне, он спросил:
– Баба Аня, как вы думаете, Север далеко?
– Далё-о-ко, – протянула Анна Валерьяновна.
– А вы там никогда не бывали?
– А как же! Бывала. У меня муж из Вологды. Я в последний раз туда в тридцать восьмом году ездила гостить.
Вовка никак не ожидал такой удачи. Он подошел поближе к старушке, резавшей луковицу на доске.
– Баба Аня, а вы в шубе туда ездили?
– Зачем – в шубе! Я летом ездила. Летом в шубе жарко.
– А какие вещи вы с собой брали?
– Да разве сейчас вспомнишь! Ведь это до войны еще было. Помню вот, швейную машину возила свекрови в подарок...
Вовка отметил про себя, что швейная машина ему ни к чему, и перешел к следующему вопросу:
– Баба Аня... А вот если бы на вас медведь напал, а ружья нет... Чем бы вы его тогда убили?
– Ма-атушки! Да я померла бы со страха, и дело с концом.
– Ну, а если бы не вы, а другой кто-нибудь... Чем бы он тогда медведя убил, если ружья нет?
– Ну как – чем! В старину, говорят, с рогатиной на него ходили, а вот когда я еще молодая была, так наш сосед топором медведя у себя на пасеке зарубил.
VII
Часов в десять, когда Вовка уже заснул, пришла Ната.
Федя поднялся из-за стола:
– Ты как раз вовремя. Я только что кончил всякой писаниной заниматься. Мешочек сшила?
– Сшила, – чуть слышно прошептала Луна. Она сунула Феде в руки маленький мешочек из голубого крепдешина, отвернулась и стала быстро краснеть.
Федя увидел, что на мешочке розовыми буквами вышито: "Помни Н. Б." Он тоже слегка покраснел.
– Спасибо, Натка. Дай руку. Я... я, знаешь, считаю, что ты... одним словом, самый лучший товарищ. Не такая, как все девчонки.
Он взял Натину руку и несколько раз встряхнул ее, а Луна подергала носом, раза два что-то глотнула, но все же не заплакала и только сказала:
– Я с собой... иголку с нитками принесла. Ты положи в него что нужно, я зашью.
Федя вынул из ящика тетрадочный листок и, прежде чем сунуть его в мешочек, перечитал, что там было написано. Прочла и Ната, заглядывая через Федино плечо:
"Труп принадлежит бывшему ученику Третьей черемуховской средней школы Капустину Федору Васильевичу. О смерти прошу сообщить по адресу: г. Черемухов, ул. Чехова, 6. Капустину Василию Капитоновичу. Труп прошу похоронить здесь же, в тундре".
Луна тихонько, но очень глубоко вздохнула и молча прошлась до противоположной стены и обратно.
Пока она зашивала мешочек, Федя достал из дивана стеганку. То и дело прислушиваясь, не идет ли Варя, он ремнем связал ватник в компактный узел.
– У тебя готово? Спасибо! Теперь знаешь что? Попрощайся с Варей, будто домой идешь, а сама выйди на улицу и стань под окном. Я тебе передам вещи, а потом сам выйду, и мы пойдем на пустырь.
Операция с багажом прошла благополучно. Закрыв окно, Федя крикнул Варе, что идет прогуляться перед сном, и вышел на улицу. Там он взвалил на спину рюкзак. Луна взяла под мышку ватник, и оба пустились в путь.
Стоял конец сентября, но вечер был по-летнему теплый. Многие окна в домах были открыты, и почти из каждого окна слышались мягкие звуки вальса. В такт этому вальсу под большими кленами прохаживались юноши и девушки. На ступеньках крылец, на лавочках у ворот сидели, негромко разговаривая, люди постарше.
Теплый, ласковый ветер, грустный вальс, яркий месяц над поредевшей уже листвою кленов – все это подействовало на Федю. Он вздохнул:
– Да, Натка! Кто его знает, может, увидимся мы завтра в последний раз, и все, больше не встретимся. Как ты думаешь, а?
Ната ничего не ответила.
– С Севером шуточки плохи, – продолжал Федя. – Мне, может быть, километров сто придется идти по этой самой тундре, там небось снег уже будет. Задула пурга, и готово – нет Федора Капустина. Может, и не найдут меня никогда... Так твой мешочек со мной и сгинет. А, Натка?
Ната вдруг резко, всем корпусом повернулась к Феде:
– Ох, Федька! Знаешь, как я весь сегодняшний день переживала! Я вот дала тебе слово, что никому не скажу, а может, мне нужно было бы выдать тебя и пусть бы ты меня сначала презирал, зато потом все равно спасибо сказал, что я тебе помешала такую глупость совершить.
– Ну и почему же не выдала? – с холодком в голосе спросил Федя.
– Потому что... Потому что я потом подумала: а вдруг ты и в самом деле такой... о которых в книжках пишут. Мало ли мы читали, как мальчишки убегали из дому и их сначала никто не понимал, а потом они всякими знаменитостями становились. Может быть, и тебя тоже никто не понимает и я не понимаю, а у тебя и в самом деле такой характер, что ты не можешь в спокойной обстановке... Может, у тебя и в самом деле такое призвание, чтобы всякие "белые пятна" исследовать. Ой, Федька!.. Одним словом, ничего, ничего я не знаю, только никогда я не думала, что ты такой... такой необыкновенный.
Федя с великим удовольствием слушал Нату, и ему очень хотелось теперь же на деле доказать Луне свою необыкновенность. Но как это сделать, он не знал.
По обеим сторонам дороги вместо домов уже тянулся пустырь. Раньше здесь стоял барачный поселок. Этим летом бараки снесли, чтобы строить на их месте стадион. Груды невывезенных еще обломков при тусклом свете месяца казались какими-то особенно корявыми и большими. Поглядывая на них, Ната приблизилась к Феде так, что их плечи касались друг Друга, и сказала, понизив голос:
– Федька!.. Вот уже даже сейчас про нас можно было бы рассказ написать: как ты в побег собираешься, как я тебе помогаю и как мы ночью идем прятать вещи на глухой пуст... – Она вдруг запнулась, остановилась и, испуганно раскрыв глаза, прошептала: – Ой, слышишь?
Со стороны пустыря донесся страшный стон... Нет, это был не стон, а какой-то гнусавый вой, страдальческий и вместе с тем полный нечеловеческой злобы. У Феди ёкнуло сердце. Вой постепенно замер, но через секунду послышался снова. Луна вцепилась Феде в локоть:
– Федька, что это?
"Коты дерутся", – смекнул про себя Федя, а вслух сказал хладнокровно и деловито:
– Эге! Надо расследовать! Дай-ка стеганку. Я спрячу вещи и заодно посмотрю, что там такое.
Он бесстрашно запрыгал по обломкам и исчез в темноте.
Луна стояла среди дороги, чувствуя, как дрожат коленки, а по спине словно льется холодная струйка. Но вот она тоже догадалась, кто это так страшно воет.
– Федя! Это коты! – смеясь, закричала она, когда тот минуты через две снова вышел на дорогу.
– Да-а, коты, – не очень охотно согласился Федя. Луна вдруг перестала смеяться. Подойдя к Феде, она заглянула ему в лицо:
– Федька! Но ведь ты-то не знал, что это коты! Ну неужели ты ни капельки не боялся?
Федя усмехнулся чуть заметной усмешкой.
– Скоро мне придется слушать, как целые волчьи стаи воют, – очень медленно выговорил он. – Что ж, прикажешь мне их бояться?
И всю обратную дорогу Луна шла рядом с Федей притихшая, молчаливая, временами сбоку осторожно поглядывая на своего удивительного спутника, а Федя тоже молчал, не желая нарушать благоговейной, очень приятной для него тишины.
VIII
Утром Варя, учившаяся в первой смене, разбудила Федю, но после ее ухода он снова заснул, потому что ночью проворочался часов до четырех.
Вовка, оставшись без надзора, развил лихорадочную деятельность. Он вытащил из чулана большой топор, необходимый для обороны от медведей, и сунул его к себе под кровать, потом бесшумно, как мышь, начал шнырять по квартире, стараясь угадать, куда мама запрятала на лето его шубу и валенки. Он выдвинул и перерыл все ящики комода, осмотрел платяной шкаф, вскрыл чемодан и корзину, стоявшие друг на друге в передней. Он так перекопал хранившиеся там вещи, что потом не смог закрыть ни корзины, ни чемодана, да к тому же ему оказалось не под силу снова поставить их друг на друга. Он понимал, что за это ему грозит от Вари суровая кара, но не страшился ее. Он ведь не знал, что ему предстоит пострадать зря, что Федя собирается, уйдя в школу, больше не возвращаться домой.
Нигде шубы и валенок не оказалось. Осталось обследовать еще один чемодан, хранившийся на шкафу. Придвинув к шкафу стул, Вовка поставил на него принесенное из кухни пустое ведро. Забравшись на стул, он оттуда поднялся на днище ведра и, уцепившись за верх шкафа, стал на спинку стула сначала одной ногой, потом – двумя. Стул подвернулся и упал, и Вовка полетел на кадку с фикусом, стоявшую на
![Юрий Сотник - «Архимед» Вовки Грушина [Издание 1947 г.]](/uploads/posts/books/208755/208755.jpg)
