Николай Дубов - Сирота
— Ну, помещается шесть тонн.
— Воды?
— Нет!.. Ну, вроде груза… — Витька слегка покраснел и нахмурил густые брови. — Так говорится только.
Лешка понял, что Витька сам «плавает», и деликатно переменил разговор:
— А вон та тоже ваша?
Ближе к берегу, покачиваясь даже в такую тихую погоду, стояла лодка, до половины закрытая палубой; в бортах ее виднелись крохотные иллюминаторы.
— То «Бойкий», швербот. Он так тихоходный, а в свежий ветер всех обставит… О, смотри: яхта "Орджоникидзестали"…
От рыбачьей гавани в открытое море скользил косой белый парус.
Казалось, гигантская белая бабочка, сложив крылья, села на воду, и даже не ветер, а солнечный свет несет ее, невесомую, по сверкающей ряби.
— В порт пошла… Эх, на такой бы яхте в кругосветное! Здорово бы, да?
Лешка вдруг отчетливо увидел разлинованные меридианами ультрамариновые океаны школьного глобуса. Белокрылая бабочка выпорхнула из-за полюса, села между курсивными буквами "Великий или Тихий", и сразу исчез курсив, исчезли линейки меридианов. Косой белоснежный треугольник парусов, накренясь, скользил по синим пенистым волнам, с печальным криком оставались позади чайки. И вот уже не было ничего и никого, только ветер, море, жгучее солнце и стремительный полет, от которого щемило под ложечкой и перехватывало дыхание…
— А меня примут? — спросил Лешка.
— Конечно!.. Я с Петром Петровичем поговорю, как только придет. Это наш инструктор.
До прихода Петра Петровича было далеко. Витька и Лешка разделись, попрыгали в воду. Стайки мальков брызнули в разные стороны, и, словно тоже стараясь убежать, заметались солнечные зайчики на сваях и досках настила.
— А ну, нажми! — закричал Витька и поплыл к берегу. Лешка «нажал» и приплыл первым.
— Ничего плаваешь! — сконфуженно признал Витька. — Я б тебя догнал, только водой поперхнулся.
На берегу появилась девочка в пестром платье и стоптанных туфлях. Она подошла к решетчатому белому ящику на столбе, поднялась по небольшой лесенке и отперла ключом дверцу ящика. Прозрачными льдинками сверкнули термометры.
— Вон "бог погоды" пришел, — сказал Витька.
— Кто?
— Наташка Шумова. Она за погодой наблюдает… Здорово, "бог погоды"! — крикнул Витька.
Девочка мельком оглянулась и начала записывать что-то в блокнот.
Ребята подошли ближе.
— Ураган скоро будет? — насмешливо спросил Витька.
Девочка не ответила, только ресницы ее дрогнули. Они были необыкновенно длинные, густые; большие глаза казались мохнатыми.
Наташа была некрасива: худая, угловатая, со скуластым лицом и большим ртом. Стриженые вьющиеся волосы падали на лоб, щеки, и в пышной этой шапке лицо ее казалось еще более худым.
Она заперла дверцу и, не обращая внимания на ребят, направилась к другому столбу, на котором было установлено ведро — дождемер.
— Правильно! Меряй осадки! — засмеялся Витька. — Тут сейчас такой ливень был!..
Девочка взобралась наверх и заглянула в ведро.
— Видал, задается! — сказал Витька. — Считает, что все мальчишки дураки…
— Зачем все? — ломким голосом отозвалась Наташа. — Хватит тебя одного.
— Ты не очень-то, а то… — нахмурился Витька.
— А то что? — с насмешливым вызовом спросила Наташа. — Драться будешь? Ну, попробуй! — Сжав кулаки, она подошла ближе.
— Нужно мне связываться!..
— То-то! Герой… — засмеялась Наташа.
Она побежала к мосткам и на веревке забросила в воду термометр в деревянной оправе.
— Кабы не тут, я бы ей показал, — сказал Витька.
— С девчонкой?
— Ого, она так дерется с ребятами — дай бог! Она верткая, и рука у нее тяжелая. Маленькая, маленькая, а как стукнет…
— И тебя? — улыбнулся Лешка.
— Ну, меня!.. Я про других говорю… Да ну ее! — сказал Витька. — Пошли, вон уже ребята собираются.
Ребята собрались.
Из-под мусорного ящика, потягиваясь и виляя хвостом, вылез Матрос.
Пришел Петр Петрович. Он не был ни седым, ни старым, как ожидал.
Лешка. На загорелом полном лице его не было ни одной морщинки, только в уголках глаз от постоянной прищурки змеились гусиные лапки. Под черными подстриженными усами то и дело в улыбке блестели очень крупные зубы. На плечах синего рабочего кителя Петра Петровича еще сохранились тесемки для погон.
Инструктора окружили несколько ребят, и он ушел с ними в комнату, где стояли недостроенные и уже совсем готовые модели яхт и пароходов.
Тетя Феня сняла замок, ребята начали выносить из сарая весла, пробковые поплавки.
Инструктор вышел наконец из комнаты моделистов. Витька и Лешка подошли к окруженному ребятами Петру Петровичу, чтобы поговорить о Лешкином производстве в будущие моряки.
Широкоскулый мальчик упрашивал инструктора:
— Разрешите, Петр Петрович, на «двойке», а? Вот мы с Давыдовым покатаемся…
— Моряки на шлюпках не катаются, а ходят! Понятно? Катаются дачники…
— Разрешите походить… Немножко!
— А сигнализацию выучил?
— Выучил!
— Флажков нет… Ну, ничего, давай пиши руками: "Военный моряк должен образцово знать сигнализацию"…
Мальчик отступил на шаг, свирепо закусил губу и, вскинув руки, начал двигать ими в разные стороны, вверх и вниз. Закончив, он вытер рукой пот на верхней губе и улыбнулся, ожидая похвалы.
— Плохо, — сказал Петр Петрович. — Пишешь быстро, а неграмотно. Какой же из тебя будет сигнальщик? Слово «военный» пишется через два "н", а не через одно, а слово «образцово» — через «з», а не через "с". Ты сегодня получишь «двойку», только не лодку, а… по русскому!
Ребята засмеялись, мальчик покраснел и, понурившись, отошел.
— Петр Петрович! — сказал Витька. — Можно вот ему, — показал он на Лешку, — поступить к нам на станцию? Он сейчас в детдоме, а папа у него был моряк, и он тоже хочет…
Петр Петрович оглянулся:
— Очень хорошо! А директор разрешит? Принеси разрешение и табель. Как у тебя с отметками?
— У меня… у меня еще нет табеля, — растерялся Лешка. — Я еще не учусь.
— Ну! — Петр Петрович даже присвистнул. — Так дело не пойдет. Поступай в школу, принеси табель, тогда и поговорим.
Лешка отошел.
— Ты не расстраивайся, — утешал Витька. — Главное — не теряйся!.. Подумаешь, табель! Принесешь за первую четверть — и всё, и примут… Когда-то оно еще будет!..
Как ни старался Витька развеселить его, Лешка, возвращаясь, всю дорогу молчал, размышляя о своей невезучести и о том, как неправильно все устроено. Никогда нельзя сразу, легко и просто получить, если чего захочешь, а приходится ждать и что-то еще для этого делать.
Доступное не имеет цены, дорого — добытое трудом, но эта простая истина далеко не всегда утешает взрослых, и еще меньше она могла утешить Лешку.
18
Еременко выполнил обещание. Однажды около полудня во двор детдома въехала полуторка. В кузове ее, придерживая что-то прикрытое рогожей, стояли трое ремесленников, в кабине сидел Еременко. Он вылез из кабины, пожал руку Людмиле Сергеевне и вытер платком лысину.
— Вот привезли, пользуйтесь… Где ваша мастерская?.. Вот это?! — задохнулся он, когда увидел сарай. — Да тут все поржавеет! Крыша течет?
Людмила Сергеевна сказала, что ее застелили новым толем — течь не должна.
— Обязательно потечет! — заверил Еременко. — А замок? Как же можно без замка?
— Нам пока запирать нечего.
— Что значит «пока»? Вот уже есть… А ну давай, хлопцы!
"Хлопцы", среди которых была девочка, с любопытством глазели на детдомовцев, окруживших машину, а те с не меньшим интересом разглядывали их форменные синие рубашки, белые металлические пуговицы, на которых были выдавлены молоток и гаечный ключ. По команде Еременко ремесленники открыли борт, спустили на землю два побрякивающих железом ящика. Еременко открыл ящики и широким жестом показал на инструменты:
— Прошу!
Ребята окружили их плотным кольцом, но Еременко опасливо прикрыл руками:
— Расступитесь, молодые люди, потом… Принимайте, хозяйка!
Он достал из кармана два листа бумаги, протянул один Людмиле Сергеевне, а по своему начал читать:
— Французский ключ один…
Стриженный под машинку голубоглазый ремесленник вынул из ящика ключ и положил на траву.
— Ножовка и к ней три полотна…
Ножовка и полотна тоже легли на траву. Еременко прочитал весь список.
— Все правильно?.. А теперь… — Он повернулся к машине и легонько махнул кистью: — Давай, Оля!
Девочка, остававшаяся в кузове, стащила рогожу, и перед онемевшими детдомовцами оказался настоящий, всамделишный, поблескивающий краской и маслом токарный станок… Кира захлопала в ладоши, захлопали все, а Валерий Белоус с дурашливым восторгом закричал: "Ура-а!" Еременко расплылся в улыбке, прижимая одну руку к своей вышитой груди, а другой вытирая взмокшую лысину. Людмила Сергеевна, пытаясь перекричать шум, благодарила.
