Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Уж кто-кто, а он, Гайдар, военный человек, хорошо понимал, что впереди еще немало жестоких боев, и к ним он готовил своих маленьких друзей. Ведь недаром нет у него ни одной книжки, в которой бы он не писал о Красной Армии и о том, что завоеванное отцами счастье надо беречь и защищать.
Вернувшись из санатория в Москву, в Большой Казенный переулок, Гайдар увидел на письменном столе целую пачку писем и среди них два со штемпелем «Арзамас».
Ох, да он совсем и забыл, что перед тем как уехать в санаторий, он послал письмо Мите Похвалинскому, правда, адрес его он забыл и тогда написал так: «Арзамас, Мите Похвалинскому, что живет недалеко от М. Мелибеева». Но, видно, и с таким адресом почтальоны доставили письмо по назначению.
Второе письмо было от сына Мити — Юрки-фигурки.
«Здравствуйте, Аркадий Петрович! Вот уже прошло шесть лет ровно, а вы как будто позабыли, что на свете есть город Арзамас. А когда вы были здесь, в Арзамасе, то говорили, что этот город хороший. А перед отъездом давали мне расписку, что приедете, как только напишете три книги. Вы уже их написали, а не едете.
Когда вы были здесь, то я был маленький, сейчас вы меня наверняка не узнаете. Я прочитал много ваших книг. Сейчас я вам перечислю: «Военная тайна», «Школа», «Дым в лесу», «Дальние страны», «Тимур и его команда». Вот я слыхал, что вы написали книгу «Комендант снежной крепости», а достать не могу.
В Арзамас приезжайте обязательно. А если не приедете, то, значит, вы зря давали расписку. Вот только я ее потерял, но это ничего, у меня есть свидетели…
Вам шлют привет все: папа, мама, я, Адик наш».
Гайдар улыбнулся: ну и забавный человек этот Юрка-фигурка! Вот уже и писать научился, да еще как — целую дипломатическую ноту закатил: «Если не приедете, то, значит, вы зря давали расписку». Молодец Юрка!
Милый, хороший человек, если бы ты знал, как хочется снова побывать в родном городе!
Письмо Юрки-фигурки растревожило Гайдара, ему захотелось прямо сейчас же сложить в полевую сумку зубной порошок, пачку крепкого табаку, полотенце, несколько чистых тетрадей и — прощай, Москва, здравствуй, Арзамас!
Но сейчас уехать нельзя, никак нельзя: дела не пускают. И тогда Гайдар твердо решил — ехать в родной город летом. Да, летом — в июне или, в крайнем случае, в июле, не позднее.
Но поехать в Арзамас Гайдару не пришлось.
Грянули события, которые спутали не только его планы, но и планы всех советских людей…
Глава VI
Но разве мокнет в гильзу
вбитый порох…
Пусть сердце больше
не стучит в груди.
Есть прожитые жизни, у которых
Все, как это ни грустно,
впереди.
СПЕЦИАЛЬНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
Весть о начале войны застала Гайдара за письменным столом.
Задолго до войны Гайдар писал, что тот год и день, когда напряженную тишину тысячеверстной западной границы разорвут первые залпы вражеских батарей, — год и день и час не отмечен еще черной каймой ни в одном из календарей земного шара.
Но он знал, что год этот будет, день возникнет и час придет. Ибо динамит не может долго лежать в пороховых складах без того, чтобы не взорваться. И вот пришел этот час, этот день — 22 июня и год — 1941‑й.
Гайдар понимал, что началось сражение, равного которому еще никогда не было на земле, а может быть, больше никогда и не будет. Он уверен, что враг будет разбит, разгромлен и уничтожен. Этого врага, он, старый командир, знал давно и к смертному бою с ним готовился.
Война не застала Гайдара врасплох, ему было ясно, что надо делать. На другой же день утром он туго затянул широкий солдатский ремень, одернул гимнастерку и пошел в Красногвардейский военкомат.
Возвратился из военкомата хмурый: в армию его не брали.
Гайдар настаивал, требовал, но ответ был прежним, и он снова шел в военкомат.
Да, Гайдар очень хотел быть рядом с Васькой и Петькой, Борисом Гориковым, Наткой Шагаловой — с теми героями своих книг, которые уже подросли и теперь стали наверняка храбрыми солдатами.
А из Москвы на запад уходили длинные эшелоны. Уходили туда, где отважная Красная Армия сражалась с вероломным врагом, и соседские ребята громко распевали старую знакомую песню на новый лад:
«Если завтра война», — так мы пели вчера,
А сегодня война наступила,
А когда подошла боевая пора —
Запеваем мы с новою силой…
Гайдар видел, как по ночам над Москвой ослепительно вспыхивали огни прожекторов, грозно грохотали орудия зенитчиков. Утром он слышал слова знакомой военной команды — это проходили батальоны народного ополчения. Днем прощался со старыми друзьями, которые уезжали военными корреспондентами на фронт.
И снова шел в военкомат, потом в Союз писателей и в Центральный Комитет комсомола. Ему снова и снова отказывали, но Гайдар не сдавался. Наконец 14 июля он получил бумагу, в которой было написано:
«В военкомат Красногвардейского района г. МосквыТов. Гайдар (Голиков) Аркадий Петрович, орденоносец, талантливый писатель, активный участник гражданской войны, бывший командир полка, освобожденный от военного учета по болезни, в настоящее время чувствует себя вполне здоровым и хочет быть использованным в действующей армии.
Партбюро и Оборонная комиссия Союза советских писателей поддерживают просьбу т. Гайдара (Голикова) о направлении его на медицинскую комиссию на переосвидетельствование».
Кажется, лед тронулся. Гайдар ликовал: из Союза писателей он пошел прямо в военкомат, оттуда его послали на медицинскую комиссию. Снова строгий голос врача в белом халате, и снова постукивание молоточком, и снова горький отказ…
И все-таки Гайдар своего добился: через пять дней в руках у него было долгожданное удостоверение.
«Дано писателю тов. Аркадию Петровичу Гайдару в том, что он командируется в Действующую Красную Армию юго-западного направления в качестве военного корреспондента «Комсомольской правды», согласно распоряжению Генерального штаба Красной Армии (пропуск от 18 июля 1941 г.)».
20 июля 1941 года Гайдар выехал на фронт.
Поезд торопился, попадал под бомбежку и шел все дальше и дальше. Вот уже и Харьков, каменный забор, на котором большими черными буквами выведено: «Харків». Потом красивый, некогда шумный вокзал.
Вспомнилось Гайдару, как весело и шумно подъезжал он вместе со своей женой Дорой Матвеевной к Харькову по дороге в Крым. Далеким, очень далеким показалось то счастливое время, хотя было это два года тому назад…
На одной из станций выбежал Гайдар и бросил в ящик письмо, в котором написал жене, чтоб была здорова, чтоб берегла себя и его приемную дочь Женю.
Он крепко полюбил Женю — дочь Доры Матвеевны. Вот уже три года он знаком с этим хорошим маленьким человеком и вспоминает о нем всюду, куда бы ни уезжал.
Как радовалась Женюрка, когда получила тогда с Кавказа короткое письмо, в котором ее папа сообщал, что плывет по Черному морю, и что оно очень глубокое, и если поставить сто домов один на другой, то все равно эти дома потонут, и что в этом Черном море водятся злые рыбы, веселые дельфины, блестящие медузы, а коровы в этом море не водятся, и кошки с собаками не водятся тоже.
Но все это теперь от Гайдара очень далеко: и город Клин, где они жили, и сама милая девочка Женюрка, и его сын Тимуренок, и много других бесконечно дорогих для него маленьких друзей…
Уезжая на фронт, Гайдар подарил Жене книгу и написал на ней такие стихи:
Едет папа на войну
За Советскую страну.
Женя папу поджидает.
Женя книжку прочитает,
Все узнает, все поймет:
Где и как живет народ,
Сколько есть чудес на свете,
Где и как играют дети,
Как запрыгал заяц белый,
Как исчез Ивашка смелый,
Как из лесу, из-за гор
Ехал дедушка Егор…
Женя книжку почитает
И о папе помечтает.
Он в далекой стороне
Бьет фашистов на войне!
Дети! Сколько их осталось без отцов и матерей, сколько их расстреляно фашистскими стервятниками у железнодорожных насыпей и в разбитых вагонах!.. А там, на востоке, долгими днями и ночами они будут ждать возвращения тех, кто вместе с ним едет сейчас на фронт, и дождутся ли всех?.. Нет, пожалуй, не все дождутся, потому что на войне чудес не бывает…
Сколько встречал Гайдар на тыловых железнодорожных станциях босоногих вихрастых деревенских мальчишек с кошелками в руках! В кошелках ягоды.
— Почем смородина? — спрашивал Гайдар.
Мальчуганы наполняли бумажные кульки ягодами и отвечали:
— С вас денег не берем, товарищ командир!
А один из них, оглянувшись по сторонам, спросил:
