Лев Кассиль - Ход белой королевы
Я быстро выключил у себя микрофон, над которым загорелся зеленый сигнал. Затем, кое-что записав для себя, я снова нажал кнопку. Вспыхнул красный сигнал: "Включено", и я объявил по радио, что Скуратова настигла и обошла Бабурину.
Овации сотрясали трибуны.
- У Бабуриной, по-видимому, неполадки с мазью или креплением,- сообщил я.
Тут в радиорубку осторожно, бочком, вошел Тюлькин. Я тотчас выключил микрофон и предупредил вошедшего
- Ты только тихо. Видишь сигнал? Следи! Если красный - ни звука. Понял?
Тюлькин торопливо закивал и даже зажмурился. Минуту-другую я прислушивался к тому, что мне сообщали через мои наушники с дистанции. Затем я сделал знак Тюлькину и снова включил микрофон.
- С дистанции сообщают, что чемпионка теряет ход. Ее начинают обходить уже другие лыжницы... Слышал? - обратился я, выключив микрофон, к Тюлькину.Алиса-то выходит из игры. Это ты ей лыжи мазал?
Тюлькин в сердцах стукнул кулаком по столу:
- Мне мазь эту сама Скуратова дала, видно, нарочно подсунула. Вот чалдоны, жулье, зимогоры проклятые! Обманули, выходит, а я-то думал, у них тут по-честному...
Он захлопнул рот, зажимая его обеими руками, и в ужасе показал мне глазами на микрофон. Над ним ярко горел красный сигнал "включено". Очевидно, от удара руки Тюлькина о стол микрофон сам включился. Я тотчас нажал на кнопку, вспыхнул зеленый свет, но было уже поздно. Нас слышали. Я увидел, что страшное волнение охватило трибуны. Люди вскакивали, потрясали кулаками в мою сторону. Старик Скуратов поднялся со своей скамьи.
- Не поверю!-донесся до меня его голос, когда я, выпроваживая Тюлькина, приоткрыл дверь своей кабины.- Убей меня, однако, не поверю, чтобы Наташа такое допустила. Понапрасну наговаривают.
Как узнал я потом, нас слышали не только на трибунах. Разговор мой с Тюлькиным прозвучал и в радионаушниках, которые надел на себя Чудинов в кабине аэросаней. Он разом схватил за плечо водителя:
- Давай сворачивай. Жми на третий километр... Давай полный газ... Прошу, гони, браток!
Водитель резко увеличил обороты мотора. Взревевшие сани набрали скорость. Стрелка спидометра перед глазами Чудинова, дрожа, дошла до восьмидесяти, потом, поерзав на месте, дотянулась до девяноста.
Водитель, перегнувшись к Чудинову, сквозь рев мотора крикнул ему в ухо:
- Там к дистанции не пройдем - перелесок!
- Стой! - приказал Чудинов.
Сани остановились, почти завертевшись на месте. Чудинов спрыгнул, сорвал с борта лыжи. Перед ним простиралась зеркальная гладь замерзшего озера. У берега парень в толстом стеганом комбинезоне возился возле буера.
- Эй, друг!-крикнул, подбегая к нему, Чудинов.- Как бы быстрее на ту сторону?
Через мгновение он лежал вместе с гонщиком-буеристом на стремглав несущейся ледовой яхте. Ветер, до предела напрягши паруса, рвал с мачты узкий вымпел; из-под огромных и широких, как меч, коньков, казалось, вылетали искры, звенящий шорох скольжения и гром ветра в ушах почти оглушали. И вот буер подлетел к берегу. Чу-Динов прыгнул на откос, помахал гонщику рукой, благодаря его за помощь, торопливо надел лыжи и пошел узкой просекой. Он спустился, разгоняя ход, с крутого холма, промчался между деревьями. Буерист смотрел ему вслед, покачивая от восторга головой: да, это был высокий класс горнолыжного хода.
Выскочив из лесочка, Чудинов промчался по косогору. И тут перед ним оказался небольшой овраг. Лыжник сделал крутой разворот, пронесся, как с трамплина, по воздуху, но, приземлившись, почувствовал острую боль в раненом колене. Он повалился в снег. Страшная ломота свела всю ногу. Все же он заставил себя встать и двинулся к трассе. Путь ему преградило полотно узкоколейки, которое шло от каменоломен к руднику. Пришлось перебираться осторожно через рельсы. До третьего километра дистанции оставалось еще порядочное расстояние. Боль в колене становилась почти невыносимой при каждом шаге.
Когда Чудинов, вскарабкавшись на полотно узкоколейки, уже собирался перешагнуть через рельсы, он услышал справа за леском пронзительный свисток. И прямо на него вылетел ярко раскрашенный красно-синий локомо-ивчик, быстро вытягивавший из-за перелеска хвост из четырех так же ярко раскрашенных вагончиков. Поезд показался Чудинову неестественно маленьким. Крохотным был этот паровозик, старательно пыхтевший паром. Совсем игрушечными выглядели прытко катившие вагончики - зеленый, красный, желтый и голубой. Но казавшийся карликовым пестрый поезд мчался туда, куда как можно скорее надо было добраться Чудинову. Он замахал руками навстречу, сорвал с себя шапку, стал делать ею знаки, прося остановиться. Паровозик сперва несколько раз коротко свистнул, а потом, как бы обиженно, затормозил. Чудинов, превозмогая боль, бежал навстречу, стуча лыжами по шпалам. Вдруг ему показалось, что он слышит очень знакомый мальчишеский хрипловатый басок. Из окна будки машиниста высовывался Сергунок.
Тут только вспомнил Чудинов, что летом, как он слышал, под Зимогорском открылась детская железная дорога. Зимой она не работала. Но ради праздника ее, видно, пустили.
Подбежав к паровозику, он легко заглянул прямо в будку. Там хозяйничал паренек лет шестнадцати в большой фуражке железнодорожника и подпрыгивая, весь чумазый от угольной пыли, видно выполнявший добровольно обязанности кочегара Сергунок. Чудинов торопливо попросил, чтобы его подвезли поближе к трассе, а там уж он доберется сам на лыжах.
Юный машинист был суров, вынужденная остановка нарушала ему весь график. Он покачал головой, но тут все решило вмешательство Сергунка.
- Давай, Семен... Пускай садится, подвезем,- упрашивал он машиниста.- Это же знаешь кто?..- Он что-то шепнул на ухо машинисту, ткнувшись ему носом в щеку и оставив на ней след угля.
Юный машинист с уважением поглядел на Чудинова.
- Ладно,- разрешил он наконец.- Только с лыжами в вагон нельзя: краску поцарапают. Нам не велят. Вы залазьте тут, я подвезу куда надо.
Чудинов шагнул прямо с земли в низенькую будку локомотива, почувствовав себя великовозрастным второгодником, который втиснулся в маленькую парту. Локомотивчик посопел, шаркнул по снегу паром, дернулся и покатил.
Сергунок о чем-то расспрашивал Чудинова, но сунувшисъ из будки, не слушая, смотрел в сторону приближавшейся трассы. Там, где полотно узкоколейки, сделав полукруг, уходило в сторону стадиона, Чудинов попросил притормозить, соскочил на ходу, поблагодарил машиниста, встал на лыжи и понесся навстречу вылетевшим из-за группы деревьев лыжницам. Он еще издали узнал среди них Наташу.
Она шла широким, свободным шагом. Чудинову хорошо был виден издали номер "32" на ее груди. Уже не чувствуя в эту минуту боли, он помчался наперерез, сделал, поравнявшись с Наташей, мастерский поворот и пошел рядом с ней. Девушка словно летела над лыжней, так широко и плавно уносил ее вперед каждый взмах руки, каждый толчок палки, сопровождавший широкий посыл лыжи. Она расцвела, заулыбалась, увидев тренера, ожидая ободряющих его слов, тронутая тем, что он встретил ее даже раньше, чем обещал, на трассе. Но Чудинов на полном ходу зло бросил ей:
- Что за притирку вы дали вчера Бабуриной?
Продолжая быстро скользить, не сбавляя хода, Наташа крикнула:
- Не притирку, а мазь отцовскую, при вас же.
- А лыжи почему у нее не скользят?
- Это уже ваша забота, а не моя,- возмутилась Наташа, продолжая мчаться рядом.
Он должен был напрягать силы, чтобы не отстать от нее.
- Одной мазью мазали.
- Одной?.. А весь стадион кричит и по радио я слышал, что Скуратова нарочно подсунула Бабуриной...
Наташа яростно застопорила, врезаясь в снег ребром лыжи, разом повернувшись поперек лыжни.
- Что-о? Подсунула?!
Чудинов тоже стал. Заговорил отрывисто:
- Если нет, я вам верю, перемажьте ей. Вот мой совет.- Он выхватил из кармана секундомер.- Что делать! К черту арифметику. Честь дороже. Наверстаете.
За ними все ближе и ближе прозвучало:
- Лыжню!.. Лыжню!..
Наташу обошли одна за другой две лыжницы "Радуги". Приближалась и Алиса. Наташа и Чудинов, не выдержав,побежали изо всех сил навстречу ей. Алиса шла, с трудом волоча лыжи, на которых уже налипло немало снегу. У нее были слезы на глазах, когда она увидела Наташу и Чудинова.
- Вот... Поверила Тюлькину, а мне нарочно... Наташа почти кинулась на нее, сердито и торопливо стаскивая Алису с лыж.
- Болтаете зря. Перемазывайте быстро! Алиса, уже ничего не понимая, испуганно и недоверчиво уставилась на нее.
- Где я буду перемазывать, чем?
- А вы не разговаривайте много,- распоряжалась Наташа.- У меня запасная с собой, по-нашему, по-охотничьему. Ну, быстро!
- Я уж и так из графика вышла,- чуть не всхлипывая, сказала Алиса.
- Сколько мы теряем? - спросила Наташа.
- Пятьдесят две,- сообщил, глядя на секундомер, Чудинов.- Не тратьте вы зря времени, управляйтесь живее.
- Ладно,- проговорила Наташа, уже выдернув из-под Алисы лыжи.- Берите ваши пятьдесят две, только живо. Вы не думайте, я вам уступать не собираюсь. О кубке забочусь, чтобы не проиграть из-за вас. Степан Михайлович, отойдите, прошу, а то скажут, правила нарушаем, вон контролер смотрит.- Она быстро поскоблила ногтем лыжу Бабуриной, понюхала.- Да они кремом каким-то у вас намазаны. Поняла все... Это Дрыжика крем. Он мне всучил. Тюлькин ваш перепутал или нарочно - думал, хитрю.
